Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

составляла не более 5 % в 1970 г. Балансирование на высоко натянутом канате, несмотря на противоречия, было успешным.

Тем не менее этим достижениям и компании, и саудовцы с иранцами были в значительной степени обязаны еще одной стороне – радикальному Ираку, хотя он сделал это невольно. В начале 1960-х гг. Ирак аннулировал 99,5 % концессии, принадлежавшей Iraq Petroleum Company, созданной в свое время Галустом Гюльбенкяном, оставив ей только регион, где непосредственно производилась добыча нефти. Iraq Petroleum Company в ответ прекратила инвестиции в новую разведку и производство в данном регионе. В результате этого добыча в Ираке, которая могла бы расти быстро вместе с иранской и саудовской, тем самым создавая неразрешимую проблему распределения на мировых рынках, на протяжении 1960-х гг. росла медленно и постепенно.

В эти годы был момент, когда Оман, расположенный в юго-восточной части Аравийского полуострова, выступил в качестве весьма интересной сценической площадки в нефтяной игре. Standard Oil of New Jersey имела шанс принять в ней участие. Но когда вопрос был поднят на заседании исполнительного комитета компании, Говард Пейдж выступил против. Он потратил так много времени на переговоры с саудовцами и иранцами, что ему легко было представить, как они разгневаются. Он, в частности, мог предположить, что скажет ему Ямани, если Jersey и Aramco попытаются уменьшить объемы добычи в Саудовской Аравии ради новой концессии в соседней стране. Это, несомненно, вступит в противоречие с принципом № 1 Jersey – не делать ничего такого, что «подвергнет опасности концессию Aramco».

Но члены отдела нефтедобычи Jersey не были согласны с Пейджем. Ведь они были геологами, и с их точки зрения открытие и разработка новых месторождений составляли суть игры. Честолюбие заставляло их искать новых «слонов», а Оман вызывал сильнейший ажиотаж. «Я убежден, там есть месторождение в 10 млрд баррелей», – сказал исполнительному комитету геолог, который только что вернулся из Омана.

«Хорошо, – ответил Пейдж. – Я абсолютно убежден, что нам не следует им заниматься, и на этом поставим точку. Я мог бы вложить какие-то деньги, будь уверенность, что там не окажется нефти. Но я не буду вкладывать денег, если сможем добывать там нефть, потому что тогда мы потеряем концессию Aramco». Основываясь на этой логике, Jersey не стала заниматься Оманом. Тем не менее геолог оказался прав. Оман стал крупной нефтедобывающей страной, и добычу возглавила Shell[479].

«Мы, независимые нефтедобытчики»

Потребители во всем мире приветствовали дешевую нефть из Венесуэлы и с Ближнего Востока. То же самое после некоторых колебаний сделали и правительства промышленных стран. Было одно исключение – Соединенные Штаты. Избыток дешевой нефти из-за рубежа больше не приветствовался и не считался необходимым условием для консервации нефтяных ресурсов США. Напротив, независимые американские производители считали, что нарастающий поток импортируемой нефти угрожает падением внутренних цен и принижает роль самой американской нефтяной индустрии. Еще в 1949 г. геолог из Далласа по имени «Текс» Уиллис в гневном письме сенатору Линдону Джонсону спрашивал: «Не сможете ли вы что-нибудь сделать для нас, независимых нефтедобытчиков, с иностранной нефтью, обрушившей в этом году независимый техасский рынок стоимостью $2 млрд?» «Текс» Уиллис хотел убедиться, что Джонсон понимает его чувства и чувства его коллег-нефтяников. Он писал: «Нет смысла доводить до банкротства всех независимых нефтяников Техаса ради нескольких арабских принцев и потому, что… Standard Oil of New Jersey заявляет, что принцам нужны деньги».

Джонсон и другие члены конгресса хорошо поняли «Текса» Уиллиса и его коллег и оказали сильное давление, чтобы защитить нефтяную промышленность страны от венесуэльской и ближневосточной нефти. Однажды Джонсон послал своего помощника Джона Коннелли в Государственный департамент с группой техасских конгрессменов, которые хотели довести до сведения черствых бюрократов, что их «переизбрание очень сильно зависит от того, смогут ли они дать удовлетворительный ответ своим избирателям». Представители нефтяных штатов стремились поднять тарифы на импортируемую нефть c 10,5 цента до $1,05 за баррель и ограничить импорт 5 % от внутреннего потребления. Эти попытки не нашли понимания у президента Гарри Трумэна, который сказал конгрессменам: «У людей, которые хотят резко сократить зарубежную торговлю ради толпы нефтяников, похоже, что-то не совсем в порядке с головой».

По окончании корейской войны и возвращении иранской нефти на рынок после падения Моссадыка импортная нефть нанесла еще более ощутимый удар по местной нефти и углю. В результате образовалась странная коалиция нефтедобывающих и угледобывающих штатов с целью поиска возможности ограничения такого импорта. Но новая администрация Эйзенхауэра меньше всего хотела устанавливать тарифы или квоты на импортируемую нефть. Она стремилась поощрять свободную торговлю, расширять экономические отношения с развивающимися странами и удерживать их в орбите влияния Запада. Однако конгресс настоял на предоставлении президенту полномочий по ограничению импорта нефти в соответствии с «Поправкой о национальной безопасности» к Закону о торговле 1955 г. Полномочия позволяли президенту регулировать уровень импорта нефти в том случае, если национальная безопасность или экономическое благосостояние страны находится под угрозой.

Эйзенхауэр не желал воспользоваться этими возможностями. Вместо принудительных ограничений на иностранную нефть его администрация призвала к «добровольным» ограничениям со стороны импортеров. Это вызвало массовую кампанию с письмами и моральным давлением на фирмы-импортеры. Но она оказалась весьма неэффективной перед растущими объемами ближневосточной нефти и низкими ценами на импортируемую нефть.

Суэцкий кризис 1956 г. выдвинул на передний план вопросы национальной безопасности. Падение цен, последовавшее за кризисом, укрепило требования независимых компаний о защите в виде тарифов и квот. Крупнейшие компании, обладающие зарубежными месторождениями, не присоединились к требованиям. Эйзенхауэр, продолжавший выступать против протекционизма, выдвинул альтернативу. Если в случае чрезвычайного положения необходим доступ к нефти, сказал он, то почему бы правительству не создать большие запасы нефти? На одном из заседаний кабинета он напомнил своим коллегам о, как он назвал, «старом предложении» – правительство купит дешевую зарубежную нефть и будет хранить ее в истощенных пластах. Вероятно, президент вспомнил о событиях 1944 г., когда у генерала Паттона кончилось горючее, и перед ним стояла неблагодарная задача в «суровую минуту» распределить запасы между взбешенным Паттоном и несгибаемым Монтгомери. Создание резервов не улучшило бы положение национальной нефтяной промышленности, но оно примирило бы вопросы национальной безопасности с экономической политикой свободной торговли, проводимой администрацией. Однако Эйзенхауэру не удалось получить поддержки своей идеи. Специальный комитет, назначенный им для изучения нефтяного импорта во всем мире и вопроса безопасности, отверг эту альтернативу просто как непрактичную[480].

Национальная безопасность и «оптимальный баланс»

Независимые нефтяники хотели установления обязательного контроля, и как можно скорее. Они усилили кампанию за введение тарифов, потому что импорт нефти продолжал расти с 15 % от национального уровня нефтедобычи в 1954 г. до 19 % в 1957 г. Встречаясь в июне 1957 г. с тремя сенаторами, выступавшими за ограничения, упрямый Эйзенхауэр указал на