Магелланово Облако. Человек с Марса. Астронавты - Станислав Лем

— Почему вы кричите? Почему вы так кричите? — вот уже несколько раз повторял мне Арсеньев. Позади него стояли в скафандрах еще двое — Тарланд и Чандрасекар. Я совсем не замечал, что смеюсь и кричу от радости.

Когда лодка подошла к трапу, мы втроем кинулись к ней.

— Меня не надо, я сам, — простонал Солтык, когда с последней ступеньки лестницы я протянул руку, чтобы помочь ему. — Я сам… Скорее профессора Лао… У него разорван скафандр…

Профессор Лао Цзу

Мы внесли Лао Цзу и Осватича в шлюзовую камеру. Они оба были без сознания. Я задержался на палубе, чтобы втащить моторку, а когда спустился в коридор, Райнер и Тарланд укладывали их на носилки: скафандры с них еще не сняли, и только шлемы лежали на полу. Восковые лица покрывал пот. Я хотел помочь, но Арсеньев велел мне идти в Централь. Нужно было немедленно взлетать.

Из-за всех этих волнений я совсем забыл о том, что происходит в долине. На экранах телевизоров вились желтоватые клубы, словно дым горящей серы. Ракета взлетала и падала на волнах. Все вокруг превратилось в кипящий котел, в котором раздавались глухие шумы, шипение, свист. Когда я вошел в Централь, в тучах загрохотали первые раскаты грома.

Я включил атомный двигатель и, не ожидая, пока он заработает на полную мощность, перевел рычаги «Предиктора» на старт со вспомогательным горючим. Раскаленные газы ринулись в воду. В глухом бурлящем кипении «Космократор» рванулся, потом некоторое время двигался боком, поднимая огромную волну, затем разогнался, уже не чувствуя, как бьют в него водяные горы, и под острым углом взвился в просторы бушующего ветра. Береговые скалы изгибались и искривлялись на экране, словно в судорогах: боясь столкнуться с ними, я все форсировал работу турбореакторов и вздохнул свободнее только тогда, когда заработали главные двигатели. Они загудели так мощно, что заглушили плеск волн и шум ветра. На экранах мелькали голубовато-белые струи дыма. Потом мы попали в тучу, черную, как густой лес. Я волновался, так как впервые стоял у «Предиктора» один в опасную минуту взлета. Но пока все шло хорошо. Ветер свистел в оперении, двигатели работали равномерно, скорость возрастала. Между тучами все время взлетали струи фиолетового огня, рассыпаясь с протяжным грохотом.

В кабину вошел Солтык. Не спуская глаз с приборов, я засыпал его вопросами. Он не сразу ответил мне. Оказалось, что, перед тем как войти в воду, он надул свой комбинезон воздухом, и этот изолирующий слой предохранил его от ожогов. С профессором было хуже. Он не мог этого сделать, так как его скафандр был разорван возле шлема. Всю дорогу он придерживал разрыв рукой, но когда переносили Осватича в лодку, ему пришлось освободить обе руки. Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы пары формальдегида и углекислоты проникли в воздух, которым он дышал. Отравленный, он потерял в лодке сознание.

— А что с Осватичем? — спросил я. — Где вы его нашли?

Солтык медлил с ответом. Он стоял перед щитом с указателями торможения, пристально вглядываясь в них, хотя они ничего не показывали, так как были выключены.

— У Осватича тепловой удар, — сказал он наконец. — Но кажется, ничего страшного. Он шевелился, когда мы его несли.

— Ну хорошо, а где же он был?

— Не знаю.

— Что вы говорите?

На экране светлые волнистые облака прорезали темные тучи. Создавалось впечатление, что мы летим над архипелагом гористых островов.

— Профессор дал мне веревку… Мы связались, и он велел мне идти за ним так, чтобы она была все время натянута, а сам пошел вперед. Так он нашел Осватича.

— Где?

— Не знаю. Он вдруг исчез.

— Кто? Профессор?

— Да. Исчез, словно провалился сквозь землю. Но я чувствовал его движения, потому что мы были связаны веревкой. Вы понимаете? Нет, этого понять нельзя. Я говорю вам: как вы видите сейчас меня, так я видел эту веревку. Конец ее висел в воздухе, натянутый, — и больше ничего не было.

— Ничего?

— То есть были камни, воздух, но ни профессора, ни Осватича… Потом, может быть, через минуту, веревка дернулась: это был условный знак. Я потянул и вытащил обоих. У профессора был разорван скафандр.

— Он упал?

— Не знаю. Очевидно.

— Но где же он был?

— Я сказал вам, не знаю.

— Как? Вы его не спросили?..

— Нет… Да и вы бы не спросили после того…

Он вдруг повернулся, и я увидел его потемневшее, ожесточенное лицо.

— После вашего ухода… я вел себя как щенок! Я скулил, кричал на него, потому что он преспокойно расхаживал со своим аппаратом, как в лаборатории… Я не понимал, не мог понять, зачем он это делает!

Через некоторое время Солтык продолжал уже спокойнее:

— Еще на Земле кто-то говорил, что Лао Цзу похож на подвергшееся закалке стекло: прозрачное, гладкое, самое обыкновенное, но кто попробует откусить, поломает зубы. Я хотел оправдаться. Он ответил мне какой-то поговоркой… Камни горели у нас под ногами, я думал, что мы расплавимся, а он… Вы знаете, какие были его первые слова, когда он очнулся в каюте? Он спросил у Чандрасекара, готовы ли результаты расчетов!

«Космократор» достиг своей крейсерской скорости. Я отошел от экранов, но старался не смотреть на Солтыка: так ему было легче. Я понимал, что слова утешения не помогут. Лао Цзу дал ему хороший урок, да еще в каких условиях! Я вспомнил о своем приключении в Мертвом Лесу…

— Если хотите, идите к нему, — сказал Солтык. — Я сменю вас. Не могу смотреть ему в глаза.

Я не заставил повторять это дважды. Когда я вошел в каюту, Тарланд как раз снимал с койки Осватича целлофановую палатку, под которой устраивали искусственную кислородную атмосферу. У больного, лежавшего высоко на подушках, щеки уже порозовели. Ученые сидели за столом, и среди них я, к величайшему своему изумлению, увидел китайца. Впервые я увидел его не в обычном темном костюме, а в длинном шелковом вишневом халате, расписанном сказочными драконами. Он был по пояс укрыт одеялом, из-под которого виднелись белые забинтованные ноги. Лао Цзу был спокоен, как всегда, но несколько бледнее обычного. Арсеньев подвинулся. Я сел. Осватич только что начал рассказывать о своем приключении. В нескольких словах он обрисовал наше путешествие вокруг Белого Шара и дошел до того момента, когда я, обманутый контурами черного камня, отошел от него. По его словам, он не слышал моего оклика и потому пошел дальше. И вдруг все вокруг него исчезло.

— Мелькнули один за другим все цвета радуги — от ярко-желтого до темно-фиолетового. Мне показалось, что-то сильно пригнуло меня к земле. Я потерял равновесие, проковылял несколько шагов, и вдруг брызнул такой яркий свет, что я вынужден был закрыть глаза. А когда открыл их, то оказалось, что нахожусь внутри огромного, освещенного белым светом шара. Совершенно гладкие, выгнутые стены окружали меня со всех сторон. Я подумал, что отверстие, через которое я попал сюда, находится позади меня. Обернулся, но там не было никакого выхода — такая же гладкая стена. Почва, на которой я стоял, была усеяна камнями. Понятно ли я объясняю? Казалось, кто-то срезал нижнюю часть громадного полого шара и накрыл меня им, как муху стаканом. Я постоял под огромным шарообразным куполом у стены, а потом медленно направился, разглядывая каждый камень, к центру шара.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});