Тени Лордэна - Алессандр Рюкко

и каждый её длинный и прыткий шаг больше напоминал изящные балетные прыжки. Тогда же со стороны длинного здания конюшен на подмогу ведьме и на перерез Янсу выбежала ещё одна монструозная и мускулистая чёрно-белая фигура со сверкающим обсидианом рогов.

С каждой секундой расстояние между ними неотвратимо сокращалось, и, когда протянутая лапа Одвина уже была готова к тому, чтобы вцепиться в куртку беглеца, тот резко остановился и разбил дымовую шашку о землю. Раздался пронзительный хлопок, и парковую аллею заволокло бледно-молочное облако. Пользуясь этим прикрытиям Янс попытался сделать рывок к ближайшим кустам в последней надежде укрыться от преследователей и восстановить заклятие невидимости, покуда продолжавший бесцельное буйство ветер окончательно не унёс хлипкую дымовую завесу, но Одвин сделал это раньше.

Зарычав словно, дикий зверь, он выпустил из тела взрывную волну огня, которая мигом сдула дым, а заодно опалила всё на десять шагов вокруг, включая Янса и Риррту. Крепкая демонесса почти не почувствовала эту бесноватую, всеразрушающую атаку, но лицо и волосы убийцы оказалось обожжены, края одежды затлели, а его самого откинуло в сторону на целых три ярда. Голова шла кругом, суставы и мышцы мучительно ныли, в приоглохших ушах слышался один только звенящий писк, но Янс смог остаться на ногах, и, хотя его разум был частично затуманен, но рефлексы продолжали двигать тело в обход бездействовавшего сознания и всякой боли.

Завязалась схватка. Оглушённому убийце поразительнейшим образом, используя сложные боевые и акробатические приёмы, удавалось уворачиваться от могучих лап безустанно наседавших на него демонов, почти не сдерживавших силы. Он даже как-то успел вытащить стилет из ножен и во время уклонений нанёс несколько успешных контратак по врагам, хорошенько оцарапав Одвину запястье и едва не выбив Риррте глаз, но эти раны успевали затянуться ещё до того, как из них вытекла хотя бы одна капелька чёрной крови, а демоны лишь впадали в большую ярость, пока запал сражавшегося на грани своих возможностей Янса неуклонно затухал.

Немудрено, что конец настал очень скоро. В очередной раз уклонившись от лапы Одвина, беглец пошатнулся, оперившись на покалеченную ногу, которая больше не могла сохранять необходимую жёсткость. Следующий удар был пропущен. Стройная, длинная и костлявая голень Риррты врезалась ему в левый бок, и Янс, слыша коробящий хруст и мерзкий треск собственных ломающихся в труху рёбер, упал на землю и сделал несколько безвольных кувырков по колючему гравию. Волна тупой боли прокатилась по его животу и груди, кожа горела огнём, хрипящие вздохи давались с огромным усилием, а перед покрывшимися мраком глазами проплывали разноцветные пульсирующие круги.

— Какая же он всё-таки вёрткая сволочь, — звучно и мелодично, словно напевая победную песнь, протянула довольная Риррта, подходя ближе к распластавшемуся у её ног телу и поправляя растрепавшиеся от беготни и ветра локоны. — Ну, что? Не ждал нас, а Бакли? Или как там тебя? А?

Янс ничего ей не ответил, только смотрел в небо налитыми кровью глазами.

— И этот дохляк смог убить старину Вольфуда? Я отказываюсь верить, что эта никчёмная мышь сумела одолеть грозного медведя!

— Может и не такая уж и мышь.

— В смысле?

— Странное дело. Как ни стараюсь, но я всё никак не могу ощутить присутствия его разума. Он от меня не только закрыт, но и совершенно сокрыт, словно бы его и не существует вовсе, — в голосе Риррты послышались беспокойство и самая чуточка любопытства. — Если бы не Сбе́шко, то я бы его вовсе не заметила.

— Неужели перед нами нежить, или на нём висит какое-то сильное заклятие?

— Не глупи, у него кровь течёт и сердце явно бьётся. Он точно жив, но какое-то особое колдовство на нём наверняка есть, иначе и быть не может. Магией я его усыпить не смогу, так что на всякий случай выруби его по старинке, и пойдём к остальным, а то нас уже заждались.

— С превеликим удовольствием, — ответил Одвин и врезал грязной пяткой Янсу по носу.

Вдавив окуляр подзорной трубы в глаз, встревоженный Хромос наблюдал, как Одвин теперь уже осторожно, чтобы не усугубить нанесённые увечья и тем не отправить пленника в загробное царство раньше времени, поднял его на руки и понёс как нежную и избалованную принцессу в сторону дворца вслед за переметнувшейся в человеческую личину Рирртой. У главных дверей их встретило ещё четверо одержимых. Способные прекрасно видеть в темноте, они не вынесли с собой фонарей, а потому капитан мог видеть только их размытые в потёмках силуэты, и лишь гадать о тех личностях, которым они принадлежали.

После непродолжительных обсуждений Одвин, Риррта и ещё один демон отправились к конюшням, где они скоро запрягли принадлежавшую стражам простенькую карету и, погрузив в неё бессознательного и надёжно закованного в кандалы Янса, покинули эрсумское посольство и покатили по пустым безлюдным улочкам бодрой рысцой. Прочие же демоны пошли готовиться к скорому пробуждению одурманенной стражи и герцога, перед которыми им придётся разыгрывать спектакль об успешном захвате зловещего убийцы, и, разумеется, что применение тёмной магии будет приписано Янсу.

Той ночью Хромос был не единственным, кто с напряжением и с трепетом в душе взирал на город свысока. В отдалении от здания Сената и бывшего королевского дворца на самом верхнем этаже колокольной башни храма Старейшей Звезды, заложив руки за спину и расправив широкую, могучую грудь, вздымавшуюся от глубоких и мерных вдохов, стоял высокий и статный молодой человек. Носки его круглоносых ботинок выступали за край неогороженной перилами платформы и висели в воздухе на высоте ста пятидесяти ярдов. Яростные порывы ветра, набегавшие на одинокий шпиль злобно хлестали его по щекам, нахально тормошили его короткие кудри цвета льна, хлопали полами подпоясанной чёрной рясы, как бы желая забавы ради скинуть его вниз на каменные ступени, ведшие ко входу в храм, но он стоял незыблем словно тяжеловесное изваяние из тёмного гранита, и лишь неспеша перебирал пальцами правой руки длинные, дважды обёрнутые вокруг его левого запястья, но всё равно свисавшие до самых колен чётки из лакированного дерева, имевшие пышную кисточку из золотых нитей на конце.

— Во имя сиянья Старейшей Звезды… Отрину я прежнюю жизнь и мечты,… — слова слетали с его тонких, немного выдававшихся вперёд светлых губ и улетели ввысь к ночному небу. Говорил он не эрсумском и не на эльфийском, а на авеосте с идеальным произношением каждого звука и каждой интонации, чем могли похвастать далеко не все кардиналы, посвятившие свои долгие жизни изучению этого сложнейшего и многозначного