Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 2 - Николай Васильевич Сычев

Ф. Соч. Т. 24. С. 19–21.

635

Там же. С. 21–22.

636

Там же. С. 22.

637

Бем-Баверк О. Критика теории Маркса. М., 2002. С. 222–223.

638

Хайлбронер Р.Л. Философы от мира сего. Великие экономические мыслители: их жизнь, эпоха и идеи. М., 2008. С. 205.

639

Хайлбронер Р.Л. Указ. соч. С. 205.

640

Там же.

641

Там же.

642

Там же. Так, по мнению автора, настоящая заслуга трудовой теории стоимости К. Маркса «заключается не в определении цен, как полагали Смит и Рикардо, а в идентификации типа системы организации общества, которая превращает рабочую силу в товар. Такое общество – капитализм, где под влиянием исторических факторов (например, движения в поддержку огораживания) возник класс неимущих рабочих, у которых нет иного выбора, кроме как продавать свою рабочую силу как обычный товар». / Там же. С. 206.

643

Там же. С. 207. Ведь «промышленный капитализм родился во времена промышленной революции совершенно не случайно: как показал Маркс, технологический прогресс является не просто спутником капитализма, но и одной из движущих его сил. Чтобы выжить, фирмам необходимо заниматься инновационной деятельностью, изобретать и экспериментировать; недолог век того бизнесмена, кто решит жить прошлыми достижениями. Недавно одна крупная химическая компания объявила, что около трех четвертей ее дохода пришлось на продукты, о которых лет десять назад никто не слышал. Такое положение вещей вполне типично, и хотя мы ведем речь о довольно сильно зависящей от изобретений отрасли, связь между изобретательностью и прибыльностью сохраняется повсюду.

Модель демонстрировала еще три тенденции, свойственные капитализму, – все они так или иначе проявили себя в реальности. Вряд ли нас стоит убеждать в том, что прошедшее столетие было столетием крупнейших экономических спадов и возникновения гигантских корпораций. И все же следует отдать должное смелости Марксовых предсказаний. Ни один экономист той эпохи не считал склонность к кризисам – мы назвали их колебаниями деловой активности – неотъемлемым свойством капиталистической системы, но последовавшие события полностью подтвердили пророчество Маркса насчет чередования подъемов и спадов. Что касается делового мира, на момент выхода «Капитала» крупные предприятия были скорее исключением из правил – тон задавали более мелкие фирмы. Утверждение, будто в обозримом будущем власть окажется в руках огромных корпораций в 1867 году звучало не менее странно, чем сегодня – уверение в том, что через пятьдесят лет мелкий бизнес в Америке потеснит большие фирмы.

Наконец, Маркс считал, что независимый ремесленник или работающий на себя человек окажется неспособен противостоять натиску массового производства, и чем дальше, тем большая доля рабочей силы будет вынуждена продавать свой труд на рынке и, таким образом, вольется в ряды «пролетариата». Сбылось ли это пророчество? В первые годы XIX века порядка трех четвертей американцев работали на себя, будь то на ферме или в крошечных лавочках. Сегодня же их доля составляет около 10 %. Конечно, офисного работника, водителя автобуса и банковского служащего с трудом можно отнести к пролетариату, но в терминах Маркса все эти люди вынуждены предлагать свою рабочую силу капиталистам, в отличие от того же фермера или сапожника, владеющих своими средствами производства». / Там же. С. 207–208.

644

Там же. С. 212–213. Разумеется, не со всеми содержащимися здесь положениями относительно Марксовой системы можно согласиться. И тем не менее они весьма примечательны, поскольку в них дается развернутая оценка громадного вклада К. Маркса в экономическую науку.

645

Заметим, в отличие от Р. Хайлбронера, начавшего свое исследование, как говорится, «за упокой» и закончившего «во здравие», Й. Шумпетер поступил прямо противоположным образом. Вот его исходное рассуждение о Марксовой системе: «Порождения интеллекта или фантазии в большинстве случаев завершают свое существование в течение периода, который колеблется от часа послеобеденного отдыха до жизни целого поколения. Но с некоторыми этого не происходит. Они переживают упадок и вновь возвращаются, возвращаются не как неузнанные элементы культурного наследия, но в собственном индивидуальном облике, со своими особыми приметами, которые люди могут видеть и трогать. Их с полным основанием можно называть великими, никакого изъяна в этом определении, связывающем величие с жизнерадостностью, я не вижу. В этом смысле это определение, несомненно, применимо к учение Маркса. Есть еще одно преимущество в определении величия способностью к возрождению: тем самым оно перестает зависеть от нашей любви или ненависти. Нам совсем не нужно верить, что великие открытия непременно должны быть источником света или не содержать ошибок в своих основах или деталях. Напротив, мы можем считать их воплощением тьмы; мы можем признавать их в корне неверными или не соглашаться с отдельными частностями. Что до Марксовой системы, то подобные отрицательные оценки и даже полное ее опровержение самой неспособностью нанести этой системе смертельный удар только свидетельствуют о ее силе». / Шумпетер Й. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М., 2007. С. 375 (часть первая второй книги – Н.С.).

646

Шумпетер Й. Указ. соч. С. 408.

647

Там же. С. 399.

648

Там же. С. 400.

649

Там же. С. 403–404.

650

Там же. С. 227.

651

Там же. С. 228.

652

Там же. С. 397.

653

См.: Там же. С. 377–438.

654

См.: Блауг М. Методология экономической науки или Как экономисты объясняют. М., 2004.

655

Любопытно отметить, что подобно Й. Шумпетеру, М. Блауг дает сначала позитивную оценку экономической теории марксизма. Он пишет: «В своей ипостаси экономиста Маркс продолжает жить и все еще актуален как ни один из авторов, которых мы рассматривали до сих пор (имеется в виду вся экономическая мысль домарксового периода. – Н.С.). Маркс подвергался переоценке, пересматривался, опровергался, его хоронили тысячекратно, но он сопротивляется всякий раз, когда его пытаются отослать в интеллектуальное прошлое. Хорошо это или плохо, но его идеи стали составной частью того мира представлений,