Тот День - Дмитрий Хабибуллин

Храм имени князя Дмитрия Донского из золота выполнен не был, и не работали над ним мировые архитекторы. Однако, несмотря на идеологическую неприязнь, Соколов любил бывать под его просторным сводом. Полусферический купол на высоком световом барабане был выложен разноцветной мозаикой, изображающей схватку гротескных белокрылых ангелов со змеем. Стены храма, ослепительно белые снаружи, внутри были богато украшены резными барельефами местных зодчих и масляными картинами деревенских художников. И под каждой композицией была установлена небольшая лампочка подсветки. Одним словом, вечерние службы по уровню освещения и богатству декораций не уступали представлениям маститых деятелей рок культуры.

“Сюда бы Купера с его демоническим эпатажем”, — всякий раз мечтал полковник, заглядывая в храм после работы.

Соколов полз медленно и через каждые три метра замирал и вслушивался в тишину.

“Кто-то намеренно повесил лампу. Это ловушка”, — сверкнуло в голове, когда Андрей достиг края последней скамьи.

И вскоре паническая догадка подтвердилась.

От места где, стараясь не дышать, сидел полковник, до масляного светильника было всего пару шагов. Выглянув из-за лавки, Андрей не заметил ни живых, ни мертвых. И это его насторожило. Ведь мир за окнами храма был щедр на мертвые тела, но внутри оплота господнего почему-то было чисто.

Присмотревшись, Соколов заметил странные разводы на полу, прямо под коптящим светильником. Кровавый след подтверждал его догадку. И от самого того места до двери в противоположном углу храма, что находилась по правую сторону от алтаря, тянулась едва заметная, прерывистая линия багрового цвета. Кто-то тщательно старался скрыть следы. Андрей почувствовал себя безмозглым насекомым, ползущим на пламя. Но обвинять себя в беспечности было поздно.

— Не стреляйте. Я… Я человек, меня можно не бояться. — решив, что прятаться, смысла больше нет, громко произнес Соколов, но из-за лавочек предусмотрительно не встал.

Полковник был в крайне неудобном положении. Подняться он не мог, а с его позиции мало что простреливалось. К тому же, противник мог обойти его с любой стороны, и полковник даже не знал, откуда его ждать.

“Совсем как мальчишка попался. И чего ты поперся?” — корил себя Андрей.

— Я Соколов, командир противовоздушных. Пятьдесят лет здесь живу, если вы местный, то должны знать меня. Повторяю: не стреляйте.

— Андрюша, ты что ли? — отозвался низкий старческий голос. — Ты в своем уме?

— В своем… — Запнулся Соколов, и, смекнув, продолжил: — Обаму выбрали на второй срок, шестью восемь — сорок восемь, сейчас двадцать девятое ноября две тысячи двенадцатого года, половина десятого. Достаточно?

Последовала пауза, и старик лаконично ответил:

— Достаточно.

Арнольд Шторн был местной достопримечательностью и не только потому, что весной двенадцатого ему стукнуло девяносто. Судьбы таких людей нередко ложатся в основу романов и сценариев для кинофильмов. Однако о жизни старого Арни, как ласково называли его жители городка, знали немногие, а ровесников у него и вовсе не осталось.

Старик старался не волноваться и вдыхать сжатый воздух из больших баллонов за его спиной как можно реже. Повышенный уровень кислорода кружил голову, и дабы отвлечься от мысли, что в темноте кладовой медленно разлагается дюжина трупов, Шторн вновь и вновь погружался в далекие воспоминания.

В сорок первом Арнольд окончил Баварскую Техническую Высшую Школу, позже переименованную в Мюнхенский технический университет. Учебное заведение вселило в молодого человека веру в будущее. Ведь даже сам Вильгельм Мессершмидт читал ему лекции. Однако надежды его не оправдались. Мир был охвачен огнем войны, и, получив инженерские корочки, Арнольд был вынужден отправиться на фронт.

В июле сорок первого под Оршой грянул гром. Реактивная батарея капитана Флерова дала свой первый залп, и лучшие инженеры рейха были отправлены изучать захваченные образцы новой техники врага. Сталинский орган, так прозвали немцы русские Катюши. В число лучших затесался и молодой специалист по фамилии Шторн. Экспериментальное конструкторское бюро было развернуто в захваченном Минске и вплоть до третьего июля сорок третьего, когда командование приказало всем покинуть город, Арни трудился в столице БССР. Эвакуация прошла не очень успешно. Поздно их предупредили, и самолет Арнольда был подбит. Весь в дыму, приземлился он на поля под Минском.

Далее был плен. Допросы, бесчисленные переезды из округа в округ, из комендатуры в комендатуру. Менялись следователи, а вместе с ними и методы допроса и, в конечном счете, вердикт: труд во благо Советам. Образованных, полезных государству пленных, не истребляли и даже не отправляли в лагеря. Коммунисты умело использовали их знания, и по иронии судьбы на принудительные работы Арнольд Шторн вернулся в Минск.

Первые пять лет — на правах раба. Затем — паспорт советского гражданина, а еще чуть позже — любовь советской девушки. Вот что получил немецкий инженер от этой земли. Первое время Шторн работал консультантом по техническому оснащению на Дормаше. Затем была работа на военно-воздушные силы. Проект по усовершенствованию бортовых самописцев. В пятьдесят девятом “черные ящики” и забросили его в молодой и по тем временам ультрасовременный аэродром Шаталово. Здесь он и пустил корни и Людмилу (которую он встретил в Минске), объявил своей женой.

Кроме работы на авиацию Шторн успел поучаствовать и в разработке инфракрасных систем пеленгования для ракетных войск и даже в проектировании устройств контроля первого энергоблока Смоленской АЭС. В общем, богатой была его жизнь. Арнольд пережил свою жену, которая оставила ему троих замечательных детей, а те, в свою очередь, внуков. И вот вчера, двадцать восьмого ноября две тысячи двенадцатого, немецкий инженер, ставший советским гражданином, пережил и остальное человечество. В масштабности катастрофы он не сомневался.

— Не стреляйте. — повторил забавный полковник, за которым следил Шторн последние десять минут.

— Ты в своем уме? — ради шутки спросил Арнольд и еле сдержался, когда Соколов принялся лихорадочно перечислять факты из различных областей знаний.

— Достаточно. — остановил офицера старик.

Соколов встал с поднятыми руками, но никого не увидел.

— Дедуля? Арнольд? Я надеюсь, вы не забыли, что я человек? — перестраховался полковник.

— Я что тебе, маразматик какой? — донеслось из-за двери, куда вели кровавые следы. — Сейчас, погоди, выползу. Темно, как в одном месте.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});