Идеальный обман - Йен Пирс

Именно из-за Боттандо ему удается сдержать поклон и подобострастную улыбку, когда появляется Стоунхаус. Любезность и демократизм англичанина потрясают. Он предлагает им сесть. Таренто садится, как ему кажется, непринужденно, словно расположиться в кресле семнадцатого века, покрытом брюссельской декоративной тканью, для него обычное дело. Он даже выражает восхищение его красотой, но замечает, что почему-то его суета производит меньшее впечатление, чем безразличное молчание Боттандо. Стоунхаус вежливо кивает, но в его глазах сквозит намек на недоумение.

Таренто пытается выглядеть профессионалом, представителем итальянского государства, за ним — вся мощь закона. Отрывисто задает вопросы, на которые следуют ответы на превосходном итальянском языке. Вежливые и краткие.

— Что представляет собой картина? — интересуется Таренто.

Стоунхаус подает ему листок. Аргайл представил сделанную аккуратным почерком выписку из инвентарной описи коллекции.

— Я приготовил это для вас, — говорит Стоунхаус. — У меня есть подробное описание каждого экспоната коллекции. «Мадонна с младенцем», масло по дереву. Флорентийская школа, пятнадцатый век, но не очень значительная. Несравнимая с другими полотнами в доме.

— Кто художник?

— Неизвестен. Хотя мой друг, мистер Беренсон, приписывает картине определенное авторство. Не думаю, что его усилия могли бы помочь. Более важным является факт, что она небольшая и умело извлечена из рамы. Вор не пожалел времени и старался ее не повредить.

— Это мое дело установить, что важно, а что нет, — напряженно произносит Таренто и с удовольствием отмечает, что Стоунхаус осознает свою ошибку. — Как вы охраняете свою коллекцию?

— Никак.

Таренто имитирует удивление, хотя причины нет. В те времена ни богатым, ни бедным еще не требовалось защищаться от окружающего мира.

— В эту ночь, — продолжает Стоунхаус, — все окна в доме были раскрыты. Горничная решила, дождя не будет — как оказалось, правильно — и распахнула их, чтобы стало прохладнее.

Таренто согласен. Жара в последние две недели стояла просто удушающая.

— Значит, горничная открывает окна, и грабитель спокойно проникает в дом, — говорит он со значением. — Мне придется побеседовать с этой женщиной. — О горничных Таренто кое-что знает. Его жена до замужества была в услужении в знатной флорентийской семье.

— Конечно, — кивает Стоунхаус. — Но она пожилая — шестьдесят пять лет — и живет с нами свыше двадцати лет. Фактически она член семьи и вне всяких подозрений.

— И все же с ней надо побеседовать, — настаивает Таренто.

— Как вам угодно, — пожимает плечами Стоунхаус. — Не желаете бокал вина? Или воды?

Трудно сопротивляться предложению выпить и перейти к неформальным отношениям. Таренто уже вообразил, как, неспешно потягивая вино, постепенно завоевывает уважение этого аристократа. Но разумеется, Боттандо здесь лишний.

— Я хочу, чтобы, пока мы будем разговаривать, мой подчиненный совершил обход виллы. Может, обнаружатся какие-нибудь следы. Он неплохо справляется с подобной работой.

Комиссар произносит это таким тоном, будто Боттандо нет в комнате. Боттандо послушно встает, отдает честь и выходит, оставляя их наедине.

Аргайл не сомневался, что Боттандо делает это для проформы, поскольку осматривать виллу в поисках следов вора — полная бессмыслица. От жары земля спеклась так, что можно пустить по ней танк, и он не оставит никаких следов. Боттандо рассеянно смотрит на гравиевую дорожку, выжженную солнцем лужайку, поникшую живую изгородь. Затем поднимает взгляд на дом, пытаясь понять, из какой комнаты украдена картина.

— Из этой, — звучит сзади веселый голос. Он поворачивается.

— Верхний этаж, вторая слева, — поясняет молодая женщина. Одной рукой она придерживает соломенную шляпу, другой показывает. Улыбка озорная и обольстительная одновременно.

— Спасибо, — серьезно произносит Боттандо.

— Почему вы стоите на солнцепеке?

— Осматриваю место преступления, — отвечает он.

— Понятно. Видите слегка покосившуюся дымовую трубу и делаете вывод, что вор спустился на крышу с парашютом. Скорее всего с планера, ведь из-за жары в доме все спали плохо и наверняка услышали бы шум самолета.

— Замечательно, — усмехается Боттандо. — Вы прочитали мои мысли.

— Это не трудно. А само место преступления вы видели? Пятно на стене, где висел великий шедевр? Пойдемте, я вам покажу. Потом вы сможете спокойно посидеть и выпить чего-нибудь холодного. Это полезнее, чем гулять по участку, подвергаясь опасности получить солнечный удар.

— Вы здесь живете? — спрашивает Боттандо, твердо ступая по гравиевой дорожке. — Член семьи?

— О нет, — отвечает она. — Я студентка. Приятельница приятеля. Здесь в гостях. У меня небольшой домик в двадцати километрах отсюда. Поскольку вам положено всех подозревать, сообщаю о своем алиби. В момент пропажи картины я находилась там.

— Вы очень хорошо говорите по-итальянски.

— Спасибо.

Они медленно поднимаются по лестнице, чтобы не сильно напрягаться. Боттандо чуть позади. Он не может не реагировать на близость девушки — симпатичной и свежей, в легком летнем платье.

— Вот, — показывает она, рывком распахивая тяжелую дверь. — И кто же это сделал?

Они проходят в небольшую спальню, оклеенную старыми викторианскими обоями. Из мебели здесь лишь древняя деревянная кровать и массивный гардероб. Между портретом и гравюрой зияет квадрат, чуть светлее остальной части стены. Боттандо шагает по скрипучему полу, внимательно смотрит на пустое место, прекрасно понимая, что это бесполезно. В открытое окно струится яркий солнечный свет.

— Обычно горничная закрывает ставни, но сегодня мистер Стоунхаус сказал, что не надо. На них могут остаться отпечатки пальцев.

— Конечно, — соглашается Боттандо.

Их взгляды встречаются. Они улыбаются друг другу, и в этот момент дверь распахивается, и в комнату входит рассерженный комиссар Таренто.

— Боттандо, — отрывисто произносит он, — я велел вам осмотреть участок, а не шляться по дому как турист.

— Это я настояла, чтобы он пришел сюда, — говорит девушка. — Мне было страшно. Ведь грабитель и убийца вполне может прятаться в доме. Синьор полицейский оказался очень любезным. — Ее ироническую улыбку понимает только Боттандо, а его начальник просто не замечает.

Таренто смягчается. Глупая девушка, что с нее возьмешь.

— А вы кто?

— Верней, — отвечает она. — Мэри Верней.

Дальше в воображении Аргайла все было просто.

Нет нужды даже воспроизводить. Возвращение картины на место. Ее появление на стене в гостиной Боттандо. Его уход в отставку. Наклон руки Мэри Верней, когда она наливала вино в бокал, освещенная ярким весенним солнцем. Выплата выкупа за картину Клода Лоррена. Недовольство Флавии, что она постоянно узнает обо всем последней. Ничто не подкреплено никакими свидетельствами, однако на душе очень тревожно.

15

Мужа дома не оказалось. Флавия расстроилась, но худшее ждало ее впереди. Переночевав в Сиене — надо было уладить рутинные дела с тамошней полицией, — она вернулась в Рим, а Аргайл уехал во Флоренцию. На столе в кабинете ее ждала записка — вызов в управление на совещание. Присутствие обязательно, так сказано в записке. Флавия посмотрела на часы. Совещание началось пять минут назад. Ну и пусть. Всю ночь она проворочалась в постели, обдумывая невероятную новость, которую сообщила Елена Фортини. Флавия чувствовала себя полной идиоткой. Значит, это как-то заметно, а она не догадывалась.

Мир изменился, и, видимо, навсегда. К этому нужно привыкнуть. Должно пройти какое-то время. Пока невозможно даже представить, как она станет совмещать работу с уходом за ребенком. Ведь для нее работа важнее всего. Флавия еще не отошла от шока и не осознала, рада она или нет.

Прибыв наконец на совещание, она не очень внимательно прислушивалась к разговорам. Ей надоели вечные обсуждения бюджета и результатов различных проверок. Она давно отметила странную закономерность: чем тривиальнее вопрос, тем дольше длится совещание.

Рядом с начальником управления сидели двое в штатском. Флавия встрепенулась, только когда заговорил один из них, постарше:

— Теперь нам предстоит обсудить важный вопрос. А именно будущее управления по борьбе с кражами произведений искусства после отставки генерала Боттандо. Министр считает, что для поддержания работы на прежнем уровне управлению необходимо сильное руководство.

— Я с вами согласна, — подала реплику Флавия, ни о чем не подозревая. — Необходимо сохранить боевой дух наших сотрудников. Мы ведем в этом направлении постоянную работу. — Она изрядно поднаторела в подобной фразеологии и была готова продолжать в том же духе. Конечно, это полная чушь, но, согласно старинной пословице, «если ты живешь в Риме, то обязан изъясняться по-латински».