Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины - Евгения Марлит

Эти и другие подобные мысли занимали Елизавету, пока она шла к домику ткача.

Муж и жена заплакали от радости при виде неожиданного приношения. Елизавета покинула их дом, сопровождаемая неожиданными благопожеланиями, и направилась через деревню в замок, на обычный урок музыки, который, несмотря на прибытие хозяина, не был отменен.

С приездом фон Вальде замок совершенно изменил свою обычную внешность. Окна первого этажа, обыкновенно таинственно скрывавшиеся за закрытыми ставнями, теперь ярко блестели на солнце.

В комнатах передвигали мебель, выколачивали пыль, все мыли и чистили. Сквозь открытую стеклянную дверь виднелась внутренность большого зала. На ступенях, ведущих в сад, положив голову на лапы, лежала большая борзая. У открытого окна садовник устанавливал на жардиньерке цветы, а старый дворецкий Лоренц ходил по комнатам с видом судебного следователя.

Елизавете невольно бросилось в глаза, что все, попадавшиеся ей навстречу, имели другое выражение лица, чем обычно. Даже в глазах старого Лоренца светился какой–то радостный огонек, хотя он в эту минуту и сердился за что–то на людей, выколачивающих пыль. Его голос звучал сегодня так громко, что девушка с изумлением подняла на него взгляд, так как Лоренц всегда входил в комнату на цыпочках и докладывал обо всем вполголоса.

Удивленная такой внезапной жизнедеятельностью, девушка посмотрела на флигель, занимаемый обеими дамами. Но там царила полная тишина. В покоях баронессы были опущены все шторы и занавески, ни один звук не доносился из дверей, мимо которых проходила гостья. Воздух узкого коридора был пропитан пронизывающим запахом валериановых капель. Из последних дверей выглянула, наконец, голова, но в каком виде! Это была старая камеристка баронессы, вероятно, желавшая посмотреть, кто осмелился нарушить торжественную тишину коридора. Чепчик съехал набок, одна прядь фальшивых локонов грозила упасть, лицо имело совершенно растерянное выражение, а на выдающихся скулах горели яркие пятна. Она хмуро ответила на поклон Елизаветы и снова быстро исчезла за дверью.

Молодая девушка несколько раз постучала в комнату Елены и, не получив ответа, решила, наконец, войти. Не только шторы, но и толстые шелковые занавеси были опущены. Глубокий мрак и мертвая тишина смутили Елизавету, и она собралась снова закрыть дверь, как вдруг ее окликнул слабый голос Елены. Она лежала в кресле в глубине комнаты, зарывшись головой в подушки.

– Ах, милое дитя, – проговорила она, положив свои холодные влажные руки на руку Елизаветы, – у меня был нервный припадок. Никто этого не заметил, и я чувствовала себя такой заброшенной в этой комнате. Пожалуйста, откройте окно, мне нужен воздух, теплый, свежий воздух.

Елизавета тотчас же исполнила ее желание. А когда дневной свет упал на бледное лицо Елены, заметила, что ее глаза сильно заплаканы.

Солнечные лучи, осветившие комнату, пробудили в Елене больше жизни, чем могла думать Елизавета. Она сильно испугалась, когда вдруг из угла послышался резкий крик. Там качался на кольце белоснежный какаду с высоким темным хохолком.

– Боже, как ужасно! – воскликнула Елена, затыкая уши, – эта ужасная птица раздражает мне нервы.

Взор Елизаветы с удивлением остановился на маленьком чужестранце и скользнул по комнате, имевшей вид базара. На всех столах и стульях лежали богатые ткани, шали, книги в дорогих переплетах и различные принадлежности туалета. Елена заметила взгляд Елизаветы и отрывисто проговорила:

– Это все подарки моего брата, который вчера неожиданно вернулся.

Как холодно звучал ее голос при этих словах! На ее заплаканном лице не было и тени радости, обыкновенно столь кроткие глаза выражали досаду и гнев.

Елизавета молча наклонилась и подняла букет чудных полузавявших камелий, лежавший на полу.

– Ах, да, – проговорила Елена, поднимаясь, – это утренний привет моего брата. Букет упал со стола и был забыт. Пожалуйста, поставьте его в вазу.

– Бедные цветочки! – вполголоса произнесла Елизавета, оправляя завядшие лепестки. – Распускаясь, они и не подозревали, что попадут в такую холодную атмосферу.

Елена испытующе взглянула на девушку, и в ее взоре сверкнуло раскаяние.

– Поставьте цветы на окно, там больше воздуха, они, может быть, оживут, – шепнула она. – О, Боже, – она опустилась в кресло, – он чудесный человек, но его появление нарушает гармонию нашей жизни.

Елизавета недоверчиво взглянула на больную, лежавшую с таким видом, как будто судьба послала ей самое тяжкое испытание. Молодая девушка еще вчера совершенно не понимала образа действий Елены, сегодня же она была совсем подавлена странностью этого непонятного характера. Куда так внезапно исчезло чувство глубокой благодарности, с которым Елена обычно говорила о своем брате? Неужели нежность, по–видимому, наполнявшая ее сердце, могла испариться в одну минуту, и она сожалела теперь о том, что по прежним словам должно было быть для нее радостным событием? И если даже прибывший не симпатизировал тому кругу, в котором Елена чувствовала себя счастливой, если даже он противился исполнению ее желаний, то неужели же между ними так скоро могло наступить охлаждение или озлобление? Елизавета вдруг почувствовала глубокую жалость к человеку, который плавал по далеким морям, путешествовал по разным странам, а возвратившись теперь домой после долгого отсутствия, являлся лишь разрушительным элементом. Как глубоко должно было затронуть его то обстоятельство, что вместо сердечного приема он нашел в сердце своей сестры лишь один холод!

С этими мыслями молодая девушка поправляла цветы в вазе. Она не ответила ни слова на страстную речь Елены, беспощадно обвинявшей брата. Последняя, очевидно, сама почувствовала, что зашла слишком далеко, и совершенно другим тоном попросила Елизавету сесть и немного поболтать с нею.

В эту минуту дверь с шумом распахнулась и на пороге показалась женская фигура. Елизавета с трудом узнала в этой женщине баронессу Лессен. Ее белые волосы, обычно тщательно причесанные, выпали из–под утреннего чепчика на лоб. Лицо было покрыто красными пятнами. Глаза ее не имели обычного выражения гордой самоуверенности; какой ничтожной казалась она теперь!

– Ах, Елена! – с беспокойством воскликнула она, не замечая Елизаветы. – Рудольф только что позвал к себе несчастного Линке. Он так сердится и кричит на беднягу, что слышно через весь двор. Господи!.. Я чувствую себя такой несчастной! Сегодняшнее утро совсем убило меня, я еле держусь на ногах. Я не смогла больше выносить такую несправедливость и укрылась сюда. Рушится все то, что я с таким трудом создавала во имя Господне. И нужно же было случиться тому, что Эмиль оказался в Оденбурге! Как мы покинуты и одиноки, дорогая Елена! – и баронесса обвила руками шею молодой девушки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});