Мышь - Филиппов Иван

Семёнов вышел из квартиры, не закрыв дверь. Сплюнул на пороге. Рома бросил окурок на пол, раздавил его подошвой тяжёлого ботинка. Полицейские пошли вниз. Лифта не было, шли в тишине.

Подъезд дома на Пречистенке, в который их вызвали, был устроен как космический шлюз — с улицы человек попадал в крошечный предбанник между двумя железными дверьми. Дверь на улицу запиралась на кодовый замок, а дверь в подъезд не запиралась вовсе. Именно в этом предбаннике Рома и остановился поправить съехавший с плеча автомат. Он слышал, как хлопнула за напарником тяжёлая дверь и уже собирался тоже выйти, но в этот момент с улицы донеслись крики.

Они переросли в визг, потом последовал грохот, что-то с силой ударилось о дверь подъезда. Рома включил рацию, и предбанник наполнился криками — его коллеги кричали о заражённых, о пожарах, о тысячах погибших. Пытались говорить одновременно. Один за другим они замолкали — иногда перед тем, как кто-то пропадал из эфира, остальные слышали страшный рев, выстрелы, хриплое бульканье крови в чьём-то разорванном горле…

Рома стоял и не шевелился. Семёнов точно был мёртв, и если Рома сейчас рискнёт выйти наружу, то погибнет сам. Он лёг на пол предбанника и упёрся вытянутыми руками в дверь — она открывалась с улицы внутрь. Ногами же он держал дверь из подъезда в предбанник.

Он пролежал так почти двое суток. Слушая, как за дверью умирает город. Слушая, как в эфире на коротких волнах умирают его сослуживцы. Рома не шевелился. Иногда в дверь снаружи стучали, но он не открывал. Кто-то пытался выломать и внутреннюю дверь, но Рома держался. К вечеру второго дня всё затихло.

Рома лежал в собственных испражнениях, живот крутило от голода, тело его онемело, мысли путались — пережитый шок и отсутствие сна мешали ему сосредоточиться. Зловоние сводило с ума.

Когда лейтенант Кириллов открыл дверь на улицу, это не было актом смелости или даже жестом отчаяния, он просто не мог больше терпеть запах, жару. Не мог больше лежать. Он не до конца осознавал, что делает — просто вывалился на улицу.

У входа в дом стояла их сгоревшая машина, лежало растерзанное тело Семёнова. Убитых вокруг было много — десятки, может, сотни. Рома не считал. На негнущихся ногах он сделал несколько шагов вперёд и стал истерично раздеваться — снимал, почти срывал с себя испачканную вонючую одежду, пока не остался абсолютно голым. Он оставил себе только автомат — это скорее было решением инстинктивным, чем осмысленным.

Вероятно, именно то, что Рома разделся и оставил остро пахнущую «приманку» для заражённых, в конечном счёте и спасло ему жизнь.

Он шёл куда глаза глядят. Медленно, спотыкаясь, но шёл. И наградой ему были двери рая, у которых он оказался для себя совершенно неожиданно. Над дверьми этими было написано: «Азбука Daily». За ними была еда и безопасность. И Рома, не веря своему счастью, открыл дверь и зашёл внутрь.

***

День в результате кончился спором, который чуть не перерос в ссору. Сева считал, что раз они решили уходить, надо прямо сейчас собираться и идти. Костик возражал — дома было безопасно, и пока есть вода и электричество, надо оставаться тут и не нарываться на излишние опасности. В конце концов Сева сказал, что «утро вечера мудренее». Костик фыркнул, но согласился отложить решение. Утром же оказалось, что решать больше нечего.

Сева проснулся от того, что ему было немыслимо жарко. Было нечем дышать, он промок насквозь, и липкая пижама противно облегала тело. Он выскочил из кровати, схватил пульт от кондиционера — ничего. Не сработал и выключатель верхнего света. Полный самых дурных предчувствий, Сева зашёл на кухню и открыл холодильник — ни света, ни холода.

Он услышал за спиной шаги сонного Кости.

— А вода хоть есть?

Сева включил кран и с удовлетворением посмотрел на струю воды. Теперь надо ей запастись, пока не кончилась. Их семья перерабатывала мусор, поэтому в кладовке стоял мешок с пластиковыми бутылками. Сейчас Сева принесет их все и наполнит водой. За своими мыслями он не расслышал, что сказал Костя, а когда увидел, что он собирается делать, было уже поздно.

Со словами «какая же духота невыносимая» Костя открыл окно.

Плотный, немного сладкий запах смерти заполнил собой всю квартиру. Севу вырвало прямо в раковину, Костя успел добежать до туалета. Задержав дыхание, Сева дошёл до родительской спальни и открыл окно там в надежде, что сквозняк как-то поможет. Лучше не стало. Решение придумал Костик, который притащил себе папину походную бандану, а Севе — мамин шейный платок. Через ткань запах был не настолько ужасен, да и вещи родителей ещё пахли ими, и так было легче.

Теперь вопрос «когда уходить» больше не стоял. Мальчики начали собираться.

Костик этого терпеть не мог. В школу ещё ладно, со школой всегда всё было понятно — какие уроки, такие и учебники. Собираться в путешествие или поход было значительно сложнее, потому что надо было садиться и составлять список, думать, что могло бы понадобиться, думать про разную там погоду и прочие скучные вещи, о которых думать совершенно не хотелось. Пока Костя был маленьким, его собирала мама, и кроме как положить в рюкзак Плюшевого Лиса Семёна от него ничего не требовалось. Но в прошлом году Косте был куплен отдельный чемодан, и мама сказала, что теперь это его ответственность — теперь всё сам.

Если быть уж совсем честным, в их семье по-настоящему хорошо умела собираться только мама. Это был её особый талант. Каждый раз перед выездом, когда такси уже ждало у подъезда, мама продолжала методично запихивать в уже заполненный чемодан какие-то вещи, необходимость которых в путешествии всем остальным членам семьи была абсолютно непонятна. Папа сердился, они с Севой маялись в дверях — уже одетые, с рюкзаками и чемоданами — а мама всё собиралась и собиралась. И каждый раз — Костя точно помнил, что из этого правила не было исключений — мама оказывалась права, и всё то, что они с папой оставили бы дома, непременно им пригождалось. И мама никогда даже не позволяла себе сказать «а я вам говорила». Хотя и могла. Она просто смотрела на них своими серыми красивыми глазами, и её мужчины всё и без слов понимали.

В его комнату заглянул Сева.

— Коть, тебе помочь?

Костя отрицательно замотал головой. В этот раз он точно справится сам. Точнее, он уже почти справился: три пары трусов, сменные носки, две футболки, худи, зарядка для телефона, дрон «Виталик», книжка про Муми-троллей — букинистическое издание из папиного детства, которое он долго искал по книжным магазинам. Зубная щётка и Плюшевый Лис Семён.

Ещё Костя прошёл по всей квартире и собрал все фотографии, которые были у них дома. Вытащил их из рамок и аккуратно сложил за корешок книги, чтобы не помять. Когда он заходил на кухню, чтобы снять несколько полароидных снимков с холодильника, то встретил там Севу. Брат стоял и смотрел на их последний семейный снимок: Новый год, вся семья у ёлки. Фото было сделано ещё на старой квартире, и на снимке пусть не очень отчётливо, но был виден треснутый потолок. Мама из-за этого не хотела, чтобы папа вешал этот снимок на холодильник, где его могут увидеть гости, но папа убедил: «Смотри, какие мы тут все счастливые».

У Севы по щекам текли слёзы. Костя не хотел тревожить брата, но тот его уже заметил, обернулся и едва заметно улыбнулся. Он вытер слёзы и перевёл взгляд на рюкзак младшего брата — ещё раскрытый, но уже почти собранный. Костик сделал пару шагов в сторону стола и начал, не оборачиваясь:

— Я тут, знаешь, что подумал… Давай не будем с собой еду брать? Все эти консервы тяжёлые. Нам по пути магазины всякие встретятся и, может быть, даже рестораны — там точно еду взять можно будет.

— Хм. — Сева тоже проследовал к столу и сел напротив Кости. — Ты думаешь вообще никакой не брать?

— Бутерброды можем сделать и воду, а остальное — по дороге наберём. В конце концов, нам же не очень далеко.

Сева задумался.

— Это нам не очень далеко до вокзала… А потом до бабушки с дедушкой — это далеко будет! Я палатку взял, мы с тобой пару дней точно до них добираться будем.