Прозрение. Том 2 (СИ) - Бэд Кристиан

Я помотал головой.

— Ну, вы же в стандартных ситуациях ведёте себя на автомате? Особо не думая, что и как? И это приносит вам удовольствие. Вы ведёте себя привычно — а мозг выделяет наркотики, мол, молодец, так держать. Всё просто.

— Да ну?

Дерен задумчиво посмотрел на меня, подыскивая другую аналогию.

— Ну, тогда от противного. Вас бесит, что я сейчас иду не тем путем, что мы оба привыкли. Это ломает ваши представления обо мне. Раздражает, верно?

— Может, тогда надо было его к психотехнику?

— Его бы списали за непригодностью. Это так просто не делают. Основные установки впечатываются в нас лет до четырнадцати, иногда до шестнадцати, но намертво. Вот и Локьё говорил, что не выйдет. Что всё там уже сформировалось у пацана. Только прибить.

— И ты начал это ломать как-то искусственно?

— Вроде того, — с облегчением кивнул Дерен.

— А плакал-то он почему?

— Ломают примерно вот так… — Он посмотрел на меня и активировал экран, вызвав из библиотеки схему мозга. — Смотрите. Там, где установка привычно должна вызывать реакцию центра удовольствия, мы искусственно вызываем раздражение, болевой синдром. Раньше ему было комфортно вести себя неким образом, и вдруг всё стало плохо. Но человек — существо упорное, он может давить на старую кнопку и по новой все эти связи установить.

— Не понял, но допустим. И?

— И я торопился очень. Вообще так делать не рекомендуется, но, когда времени нет, мы выжигаем эти центры напрочь. Привычному поведению просто не на что опереться тогда в химии тела. Это очень больно, дискомфортно.

— А куда ты торопился? Можно было ещё его подержать.

— Война, капитан. А вдруг или мы погибнем, или даже он с нами? Тут уже пришлось рисковать: или накричится и выживет, или придётся искать другого кандидата на эрцога. Очередная жадная до чужой крови тварь Дому не нужна.

Он говорил: «Не нужна Дому». Так, значит, его воспитывали-таки как наследника? Опять бабушка? А он решил замену себе подыскать? Талант…

Но спросил я другое:

— Война? Ты уверен?

— Ну, вы же тоже вчера не сексом занимались, капитан. Я думаю, что эйниты видят похожее будущее. Тоже торопятся.

— Слушай… — Я задумался. Вроде и не к месту было обсуждать это с Дереном, но с кем? — Зачем она это вообще? Зачем мне любовь, если война?

— Чтобы любить? — улыбнулся пилот.

Он умел улыбаться искренне, словно и не пил со мной «из одной чашки». Словно не он мне сказал: «Очередная жадная до чужой крови тварь дому не нужна». Как приговор подписал.

И понятно было, что Дерен понимает: он мог в процессе «воспитания» разочароваться в наследнике и нечаянно свернуть ему голову.

Отсидел бы за это в карцере. Что бы я ему ещё сделал? Да ничего, он мне за пультом нужен.

— Нет, капитан, убивать я не стал бы, — отбоярился лейтенант. — Зачем? Я и без того знал, как ему больно. Но к боли нам не привыкать… А вот как мы отвыкать от неё будем — это вопрос. Если выживем.

— Подожди, ты мне где-то врешь. Я чую, что тут не всё так просто. Не знаю твоих штук, но врёшь. Ты же не хотел, чтобы мы спасали это родовитое чмо? А говоришь так, будто хотел?

— Я не хотел убивать его, капитан. Только предупреждал, насколько опасно брать мальчишку на крейсер. Вы словно не замечали, какого зверя к нам притащили. Мне пришлось Хэд знает чем заниматься, чтобы как-то обезопасить от него экипаж. Я не садист, капитан. Нас учат бить так, чтобы больно было обоим.

— Мда… — только и сказал я, вспомнив полосатую спину наследника. Обоим, значит? — Так я ещё и виноват?

— Да нет, конечно, — несмело улыбнулся Дерен.

Он видел, что я сержусь. И явно где-то темнил. Но где?

— Лучше сразу скажи, где ты мне врёшь.

Дерен опустил голову, подумал, поднял.

— Наверное, в том, что я здесь совсем не случайно. Ещё тогда, в Белой долине, на Аннхелле, я понимал — так будет. На вас тогда уже стояла метка дома Аметиста. Я знал, что вы как-то связаны с ним. Потом мне рассказали как, и я понял, что должен перевестись на «Ворон».

— Что за метка?

— Вроде следа в тонких телах. Некоторые видят, некоторые ощущают это, как запах. Я вижу как оттенок в энергококоне. Я понимал — было нечто, что оставило в вас довольно чувствительный след. И понимал, что так или иначе — это сработает. Замаскирует мой собственный след. Очень похожий. Закроет. Можно сказать, что я за вас прятался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ой, как всё запущено…

Я посмотрел на Дерена, не зная — злиться или расхохотаться. Спрятался он тут, понимаешь. За моей тушкой?

А я ему всё равно наследника притащил… Чтобы отдал родительский долг. Хэдова бездна…

— Значит, на «Ворон» ты перевелся чисто в своих целях? В маскировочных?

— Ну да. Я ещё в Белой долине сообразил, что вы близки с лендслером. А уж кто меня будет искать, так это он. Я мог на «Гойю» перевестись, к крестному, но у него нет этих тонов в энергококоне. Там бы меня сразу было заметно даже средней руки истнику. А на «Вороне» я растворился сразу. Тут половина ребят меченных вами. Ни лендслер, ни Локьё на меня ни разу и не посмотрели. С Локьё я общался довольно близко, я бы уловил, мелькни у него хоть тень сомнения. Но он смотрел на меня и видел только ваши следы.

— Ну и зачем ты меня развёл? — Я не злился. Не такое уж страшное было это враньё. Ведь реально поймали бы и прибили. Наши. Или Локьё состряпал бы из него наследника. — Ещё какие цели у тебя были?

— Я не развёл, капитан.

А вот это мне уже не понравилось.

— Дерен, — я нахмурился. — У тебя были свои цели, а в нашей команде отбор немного другой, как ты уже понял.

— Капитан, а вы историю с Лифшицем помните?

Да, я помнил. Уснул, дурак, на дежурстве в реакторной зоне. За это его полагалось списать к хэдовой матери, но я рапорт Гармана выкинул и мальчишку оставил.

Ему было слегка за двадцать. И он не хатт, чтобы не делать ошибок.

Правда, баню мы ему тогда хорошую устроили. Но он сам это выбрал. Я не использую телесных наказаний без предупреждения и права выбора.

Парень захотел остаться, пришлось предложить вариант с оранжереей. Электробичей на корабле не держу. Вводить телесные наказания в культуру — это всё-таки не моё. Если что — проще веток нарезать.

— Помню, и что? — О чём он вообще? Что я регламентирую насилие, которое сам же не признаю? Так это Юг, тут иначе и не выходит.

Я уже знал, почему здесь так, мне психотехники объяснили. На Севере есть жёсткий регламент службы, мозг привыкает к нему. Бойцы живут по уставу, у них высокий титр естественных наркотиков в крови.

А на Юге мои ребята должны постоянно действовать по ситуации, выбирать. Это труднее. Много срывов, депрессий.

Свой экипаж я сажаю на свои откаты-накаты, как на наркотик. Стресс они сбрасывают через меня.

А в отсутствии меня, маньяка, — пьют, курят хинг, дерутся. Спят вон на дежурстве.

У нас на этом горят обычно только новички, потом втягиваются, проминаются под мои привычки.

Лифшиц уже втянулся почти. Его в пот бросило от угрозы выкинуть в торг даже чистый контракт, без пометок о нарушении.

Келли предложил или так, или… Парень и не выбирал особо.

— А что вы Гарману сказали — помните? — спросил Дерен.

Что я мог сказать, кроме нецензурщины?

— Не помню. И?

— Дословно не воспроизведу, но суть была такая. Вы, капитан, кричали на замполича, мол, что он, сам Лифшицу по шее врезать не мог? Мол, по рапорту вы его в 24 часа продать должны с пометкой в личном деле о несоответсвии. Вы отругали Гармана — он у вас чуть в карцер не слетал.

— И? Я сам пару раз засыпал в ложементе. Наркотиков пацан не употребляет. В тот раз в карты, что ли, они всю ночь играли. Если за это списывать?.. Да ты что, сам не спал, что ли, на дежурствах?

Дерен улыбнулся.

— Нет, не спал, но в транс вылетал, было. Там время тянется, вырубился-включился, вроде и отдохнул.

Я не понимал, к чему он клонит.

— Ну? Да не тяни уже.

— Капитан, я знаю, что ни один капитан крыла сам в ложементе на дежурстве не спал. И в реактор с фонариком не лазил.