Флоузы - Том Шарп

– Тот факт, что вы здесь сейчас сидите, со всей очевидностью подтверждает ваше первое предположение. Но, к сожалению, условия завещания вашего деда делают осуществление второго вашего предположения крайне маловероятным.

– А вы не могли бы рассказать нам, как выглядела мать Локхарта? – попросила Джессика.

Лицо доктора Мэгрю обрело торжественное выражение.

– Ее можно было бы назвать милой дикаркой, которая, всегда и во всем шла напролом. Но в лучшие ее годы она была настоящей красавицей.

Больше они ничего не смогли выжать из доктора. На следующее утро Балстрод, остававшийся ночевать во Флоуз-Холле, предложил подвезти их. Они покидали имение, увозя с собой письмо миссис Флоуз к Трейеру.

– Дорогая моя, – говорил старый Флоуз, поглаживая при прощании Джессику по руке явно более похотливо, чем допускали их отношения, – вы вышли замуж за олуха и тупицу, но я уверен, вы сделаете из него мужчину. Приезжайте навестить меня еще, пока я жив. Мне нравятся сильные духом женщины.

Джессика со слезами на глазах садилась в машину.

– Должно быть, я кажусь вам очень сентиментальной, – говорила она.

– Голубушка, так вы и на самом деле сентиментальны, – ответил старик,

– это-то мне в вас и нравится. За внешней сентиментальностью чаще всего скрывается твердый характер. Наверное, вы его унаследовали от своего отца. У вашей матери от характера уже ничего не осталось, один кисель.

На этих словах Джессика и Локхарт и уехали из Флоуз-Холла. Миссис Флоуз, державшаяся во время разговора позади, добавила отдельным пунктом слово «кисель» в свой перечень того, что взывало с ее стороны к отмщению.

Через два дня Локхарт в последний раз появился в конторе «Сэндикот с партнером» и вручил мистеру Трейеру конверт с инструкциями от миссис Флоуз. Полчаса спустя он покинул контору, а Трейер мысленно возносил молитвы благодарности всем богам, обитающим в окрестностях Уидл-стрит, за полученные наконец-то указания выгнать, уволить, освободить от исполнения обязанностей и вообще послать ко всем чертям то ужасное бремя, каким был для фирмы «Сэндикот с партнером» Локхарт Флоуз. Письмо его тещи было выдержано почти в том же духе и выражениях, что и завещание старого Флоуза, так что впервые у Трейера не было нужды лавировать и подыскивать фомулировки. Голова у Локхарта, после того как он окончательно распростился с фирмой, гудела от всего сказанного Трейером. Дома он попытался объяснить Джессике этот странный поворот событий.

– Но почему мамочка поступила так ужасно? – спросила Джессика. Локхарт не находил ответа.

– Наверное, она меня не любит, – предположил он.

– Не может этого быть, дорогой. Она никогда не позволила бы мне выйти за тебя замуж, если бы ты ей не нравился.

– Если бы ты прочла то, что она написала в том письме, ты бы так не говорила, – возразил Локхарт, но у Джессики уже сложилось собственное мнение о матери.

– Я считаю, что она просто старая кошка и что ее разозлило завещание. Полагаю, все дело именно в этом. Ну и что ты теперь думаешь предпринять?

– Буду искать другую работу, – сказал Локхарт; но сказать это оказалось куда проще, нежели осуществить. Биржа труда в Ист-Пэрсли была забита заявлениями от бывших брокеров и конторских служащих, а категорический отказ Трейера подтвердить, что Локхарт действительно работал какое-то время в фирме Сэндикота, равно как и отсутствие у Локхарта документов, делали его положение безнадежным. То же самое повторилось и в местном отделении службы социального страхования. Когда он признал, что ни разу в жизни не делал взноса в счет своей медицинской страховки, его несуществование – в бюрократическом смысле слова – стало доказанным фактом.

– Что касается нашей службы, – сказал ему чиновник, – то со статистической точки зрения вы не существуете.

– Но я же существую, – возражал Локхарт. – Вот он я. Вы меня видите. Если хотите, можете даже потрогать. Потрогать его чиновник не хотел.

– Послушайте, – убеждал он со всей вежливостью, с какой обычно государственный служащий обращается к гражданам, – вы же сами признали, что не внесены в списки избирателей, что вас не учитывали ни в одной переписи, у вас нет ни паспорта, ни свидетельства о рождении, у вас никогда не было никакой работы… Да, я знаю, что вы хотите сказать, но вот письмо от некоего мистера Трейера, который категорически утверждает, что вы не работали у «Сэндикот с партнером». Вы не заплатили ни пенса в фонды медицинского страхования, у вас нет карточки на право получения медицинского обслуживания. Так что если вы намерены продолжать настаивать на своем, мне останется только вызвать полицию. – Локхарт дал понять, что иметь дело с полицией ему бы не хотелось.

– Тогда, – сказал чиновник, – дайте мне заниматься теми, у кого больше прав на получение социальной помощи.

Локхарт ушел, а чиновник занялся безработным выпускником, окончившим университет по специальности «науки о нравственности», который ходил к нему уже многие месяцы, требовал, чтобы с ним обращались уважительно, а не как с какими-то там пенсионерами по возрасту, но при этом отказывался от любой предлагавшейся ему работы, если она не соответствовала полученной им специальности.

Домой Локхарт добрался в состоянии полнейшей подавленности.

– Бесполезно, – сказал он. – Никто меня не берет ни на какую работу, а социальное вспомоществование я не могу получить, потому что они не желают признавать, что я существую.

– Милый, – сказала Джессика, – если бы нам удалось продать дома, которые завещал мне папочка, мы могли бы куда-то вложить эти деньги и жить на доход с них.

– Но мы же не можем этого сделать. Ты ведь слышала, что сказал агент по продаже недвижимости. В этих домах живут, они не обставлены, сданы в наем на длительные сроки, и мы не можем не только продать их, но даже повысить арендную плату.

– По-моему, это нечестно. Почему мы не можем просто сказать жильцам, чтобы они съезжали?

– Потому что закон позволяет им этого не делать.

– Кому какое дело до закона? – возмутилась Джессика. – Есть закон, в котором говорится, что безработным должны давать деньги, но, как доходит до дела, этого не делают, и ты ведь не отказываешься ни от какой работы. Не понимаю, почему мы должны подчиняться закону, который нас ущемляет, если правительство не желает соблюдать закон, который мог бы нам помочь.

– Верно, – согласился Локхарт. – Что хорошо для гусыни, то должно быть полезно и гусаку. – Так родилась идея, которой – после того как Локхарт Флоуз тщательно обмозговал ее – суждено было превратить тихую заводь Сэндикот-Кресчента в место, где разыгралась поразительнейшая история.

Вечером, когда уже стемнело, Локхарт оставил Джессику ломать голову над тем, как бы найти хоть какой-то источник дохода, а сам вышел из дома и, бесшумно крадучись – чему он научился, выслеживая дичь на Флоузовских болотах, – пробрался с биноклем через заросли дрока в птичий заказник. Нельзя сказать, чтобы там он в полном смысле слова занимался наблюдениями за жизнью птиц. Когда в полночь он возвратился домой, у Локхарта уже были кое-какие представления о привычках большинства из жителей окрестных домов.

Вернувшись, он некоторое время вносил что-то в записную книжку. На букву «П» было записано: «Пэттигрю, муж и жена, возраст около пятидесяти лет. В одиннадцать часов выпустили погулять таксу по кличке Литтл Уилли, сами выпили что-то молочное. В 11.30 легли спать». На букву «Г» появилась информация о том, что Грэбблы весь вечер смотрели телевизор и отправились в постель в 10.45. Жильцы дома номер восемь супруги Рэйсимы занимались чем-то странным, причем мужа привязали к кровати в 9.15 вечера и отвязали в 10.00. В доме номер четыре две незамужние женщины по фамилии Масгроув перед ужином принимали гостя, которым был местный викарий, а после ужина читали газету «Черч таймс» и вязали. И наконец, в доме номер десять, стоявшем рядом с домом самих Флоузов, полковник Финч-Поттер поужинал в одиночестве, выкурил сигару, повозмущался гро-мко лейбористами, комментируя вслух передачу о них по телевизору, и перед сном недолго погулял с бультерьером.

Записав все это, Локхарт и сам отправился в постель. Мозг его сверлила какая-то глубокая и сложная мысль. Он пока еще не мог бы выразить ее словами, но в его сознании инстинкт охотника медленно, но верно брал верх над всем остальным, выдвигая на передний план необузданный гнев и природную жестокость варвара, не признающего ни закона, ни норм и обычаев цивилизованного общества.

Наутро Джессика заявила, что намерена сама искать работу.

– Я умею печатать, знаю стенографию, а секретари нужны во многих местах. Объявления о том, что требуются машинистки на временную работу, развешаны повсюду.

– Мне это не нравится, – сказал Локхарт, – муж должен содержать жену, а не наоборот.

– Я и не буду тебя содержать. Я буду работать для нас обоих. А может быть, я и тебе присмотрю какую-нибудь работу. Я стану всем и везде рассказывать, какой ты умный.