Социалистическая традиция в литературе США - Борис Александрович Гиленсон

литературы.

Как критик Борн не замыкался в национальных рамках. Оп приветствовал новые социально-критические, революционные тенденции, которые нарастали в мировой литературе в 1910-е годы. И здесь он не был одинок. В 1914 г. Синклер Льюис опубликовал статью «Отношение романа к социальным противоречиям наших дней. Закат капитализма», широкий критический обзор; в поле зрения автора попала важнейшая тенденция современной англо-американской литературы, она отражалась в романах Лондона и Синклера, Уэллса и Голсуорси и многих других писателей.

В сходном направлении развивалась мысль Борна. Рецензируя роман английского пролетарского писателя Р. Трессела «Филантропы в рваных штанах» (1914), Борн особо отметил художественную смелость автора, вторгшегося в малоизученную сферу — жизнь рабочих; при этом он опирался на личный опыт. Сожалея, что автобиографический жанр не получил пока достойного развития в Америке, Борн был, однако, уверен, что у него есть будущее. И он не ошибся. В 30-е годы, в пору взлета пролетарского романа, появился целый ряд произведений, в которых отразился жизненный путь их авторов, выходцев из рабочей среды: «Еврейская беднота» М. Голда, «Обездоленные» Д. Конроя, «Дочь земли» А. Смедли, «Некто в сапогах» Н. Олгрена и др.

Новая тематика, мир классового конфликта, запечатленные в литературе, способствовали ее жанровому обогащению. Она приобретала отчетливо документальную окраску, вбирая в себя публицистические, очерковые приемы. Это новое качество художественного развития было уловлено Борном в статье «Социологическая литература». «Король Уголь» Эптона Синклера был решительной приметой «социологического романа», ставшего, по убеждению Борна, знамением времени. Он отзывался на больные вопросы общества и обладал отчетливой пропагандистской установкой; само изображение «промышленного рабства» у Синклера отличалось несомненной убедительностью и силой. Но книги этих писателей страдали схематизмом, материал иллюстрировал заранее данный тезис, а психологический мир их героев оказывался явно обедненным. Уже тогда Борн был озабочен вопросом, столь актуальным для передовой литературы, — художественным воплощением новой, революционной темы, предвосхищая те критические споры, которые разгорелись в пору «красного десятилетия».

Тем отрадней был для критика успех Мартина Андерсена-Нексе, автора «Пелле-завоевателя». В этом романе его привлекла не только «беспристрастно-безжалостная оценка жизни», но и лиризм, окрашивающий повествование. Ярким представителем новой литературы был для Борна Горький. В рецензии «В мире Максима Горького» он рассматривал две первые части его автобиографической трилогии — «Детство» и «В людях», отмечая силу писательского реализма и отчетливо выраженную симпатию к своим героям.

И здесь обращает на себя внимание одна замечательная тенденция. Писатели, одушевленные социалистическими идеями, оставляли глубокий след в развитии национальной культуры, сохранялись в памяти поколений, Так было с первыми поборниками утопического социализма в Америке — с Уолтом Уитменом, Эдуардом Беллами, Джеком Лондоном, а позднее с Джо Хиллом, Джоном Ридом, Теодором Драйзером. Так было и с Рэндольфом Борном. Он умер 32 лет, в самом начале пути, многое не успел сделать, но многое успел предвосхитить.

Так воспринимали его современники. Поэт Джеймс Оппенгейм в стихотворении его памяти пишет о Борпе как о человеке, заглянувшем в будущее. Дос Пассос так отозвался о нем: «Еслвг правда, что у человека есть дух, то дух Борна остался на земле». Уолдо Фрэнк называл его «атлетом духа». В 1930 г. Льюис Мамфорд призывал осознать «подлинное величие Рэндольфа Борна как живого человека и как символа», продолжить начатое им дело.

Но он притягивает не только как личность. Борн был одним из предтеч прогрессивной критики 30-х годов. Он одним из первых использовал термин «пролетарская литература», о котором столь остро спорили в пору «красных тридцатых». Именно тогда, в 30-е годы, Лига американских писателей учредила медаль его имени. И позднее, в 60-е годы, в пору широкого антивоенного движения, особенно в среде студенчества и молодежи, пример Борна, непримиримого антимилитариста, приобрел новую значимость.

6. ЭПТОН СИНКЛЕР — «СОЦИАЛИСТ ЧУВСТВА»

В одной из последних книг Эптона Синклера, его «Автобиографии (1962), воспроизведена оригинальная фотография: 84-летний писатель, бодрый, худощавый старик в клетчатой рубашке, стоит рядом с превышающей его собственный рост пирамидой, сложенной из томов, им написанных.

За семьдесят лет своей творческой жизни, необычайно активной и насыщенной, он обращался ко всем сферам американской жизни, выступал практически во всех жанрах: писал романы, драмы, повести, памфлеты, газетные статьи, пропагандистские трактаты, социологические эссе, биографии и автобиографии, киносценарии, составлял антологии. Его произведения были переведены почти на 60 языков. Это был одип из наиболее читаемых в мире авторов. В его архиве — более полумиллиона страниц рукописей; его эпистолярное наследие с трудом поддается учету: можно говорить о десятках тысяч писем. Среди адресатов, с которыми он переписывался, до 1300 известных деятелей политики и литературы, науки и искусства. В их числе Франклин Делано Рузвельт и Уинстон Черчилль, Альберт Эйнштейн и Ромен Роллан, Анри Барбюс и Сергей Эйзенштейн, Бернард Шоу и Герберт Уэллс и множество других.

Эптон Синклер (1878–1968) словно бы держал руку на пульсе мировых событий и проблем: это был не писатель кабинетного типа, подолгу вынашивающий свои замыслы, а нетерпеливый хроникер, спешащий по горячим следам творящихся в мире событий. Стали уже хрестоматийными слова Шоу из его письма к автору «Джунглей»: «Когда меня спрашивают, что случилось в течение моей долгой жизни, я ссылаюсь не на комплекты газет и не на авторитеты, а на романы Эптона Синклера»{118}.

Парадоксально, однако, что известность Синклера в кругах читательских разительно контрастировала с пренебрежительным отношением к нему серьезной академической критики. Для нее он был социологом, журналистом, вторгшимся в мир изящной словесности, к тому же безжалостно принесшим эстетические критерии в жертву прямолинейной пропагандистской установке. Когда в 1930 г. группа литературных и общественных деятелей (в нее входили Бернард Шоу, Джон Дьюи, Альберт Эйнштейн и др.) выдвинула кандидатуру Синклера на Нобелевскую премию, против решительно выступил известный литературовед консервативного толка Артур Куин. Для А. Куина и его коллег Эптон Синклер был плоским проповедником скучно-пуританского будущего (как считал Уолтер Липпман), поставщиком популярной «беллетризованной социологии», равнодушным к прекрасному.

Синклер во многом отличался от привычного типа литератора. Ван Вик Брукс относил его к особой категории писателей-публицистов. Важно понять специфику его творчества, определяемую во многом открытой тенденциозностью его книг, их пропагандистской установкой. Бернард Шоу считал, что Синклер — «писатель-борец, с социальным подходом», для которого перо — оружие, а «литературные приемы интересны не сами по себе, но как средство донести до читателя свои идеи»{119}. Поясняя свою мысль, Шоу пишет: Сппклер «не Генри Джеймс, а скорее всего Даниэль Дефо».

Эптон Синклер — представитель той повой тенденции, которая явственно обозначилась в литературе на переломе веков. XX столетие, эпоха революционных потрясений и социальных кризисов поставили перед мастерами слова новые задачи. Возрастает