Лесной бродяга - Габриэль Ферри

Если догадка старого вакеро была верна, то следовало лишь удивляться изумительной осторожности, с которой оба охотника подвигались вперед: ни одна ветка, ни один листок не хрустнул под их ногами.

— Хола, ей! — закричал неожиданно из темноты громовой голос, подобный звуку рупорной трубы, через которую перекликаются матросы в море. — Ничего не бойтесь и не зажигайте огня!

Едва уловимый прононс владельца голоса подтверждал предположение старого вакеро; наружность же вынырнувшего из кустов охотника служила полным доказательством справедливости его догадки.

Здесь не время описывать геркулесово сложение и странный костюм вновь прибывшего; он играет в этом романе слишком значительную роль, а потому мы еще остановимся на подробном описании его личности. Достаточно пока сказать, что это был гигант, вооруженный громадным двухствольным ружьем.

Живые глаза американского охотника в одну минут охватили всю группу людей и с участием остановились на лице Тибурсио.

— Черт бы побрал ваш костер! — проговорил он несколько резким, но добродушным тоном. — Вот уже два часа, как вы пугаете двух великолепнейших ягуаров, какие редко встречаются в здешних лесах.

— Мы их пугаем! — воскликнул Бараха. — Скорее, наоборот!

— Надеюсь, что вы погасите огонь? — продолжал охотник.

— Костер — наше единственное спасение! — воскликнул сенатор. — Да понимает ли вы, что предлагаете?

— Ваше единственное спасение? — с удивлением повторил канадец и пересчитал толпившихся вокруг него людей. — Вас восемь человек, и вы говорите, что у вас нет другого спасения от двух несчастных тигров, чем костер! Вы что, смеетесь надо мной?

— Кто вы такой? — повелительно перебил его дон Эстебан.

— Охотник, как видите!

— На кого же вы охотитесь?

— На бобров, волков, тигров и индейцев, смотря по тому, кто из них подвернется под руку!

— Само небо посылает вас на наше спасение! — воскликнул Кучильо.

— Как бы не так! — обрезал охотник, которому, видимо, не понравилась физиономия Кучильо. — Мы с товарищем наткнулись в двух милях отсюда на пуму и двух ягуаров, которые дрались из-за мертвой лошади.

— Это моя лошадь! — заметил Тибурсио.

— Ваша? Бедный молодой человек! — проговорил гигант с грубоватой лаской. — Искренне рад видеть вас живым и невредимым, поскольку думал, что вас уже нет на белом свете. Мы убили пуму и по следам погнались за ягуарами, которым вы мешаете напиться из водоема. Итак, если вы хотите, чтобы мы избавили вас от них, то гасите скорей костер и предоставьте нам действовать по своему усмотрению.

— А где ваш товарищ? — спросил дон Эстебан, у которого мелькнула мысль завербовать в свою экспедицию еще двух добровольцев.

— Он сейчас явится. Итак, к делу, иначе мы предоставим вам самим расхлебывать эту кашу!

Охотник говорил так властно и уверенно, что дон Эстебан не решился воспрепятствовать ему, когда тот подошел к костру, быстро разбросал головни в разные стороны, затем испустил протяжный вой, с изумительной верностью подражая койоту; почти в ту же минуту из темноты вынырнул второй охотник и подошел к своему товарищу.

Вновь прибывший был также очень высок, но едва по плечо первому. Наряд его был не менее оригинален, чем у его товарища, лицо же его в зыбком лунном свете разглядеть не удавалось.

— Наконец-то, угас чертов костер! — на чистом испанском языке проговорил он. — И, верно, потому, что кончился хворост, пойти же за ним, видно, никто из вас не решился!

— Нет, — возразил первый охотник, — это мне удалось убедить сеньоров загасить огонь, пообещав за то избавить их от общества двух несчастных кошек, которым они так безжалостно мешают напиться.

— Гм… — пробормотал сенатор, — кажется, мы поступили довольно опрометчиво: а вдруг вы промахнетесь?!.

— Промахнусь? Каким же образом? — удивился второй охотник. — Черт возьми! Я уже давно бы укокошил одного тигра, если бы не опасался обратить в бегство другого. Сию минуту я чуть было не поддался искушению, да помешал призыв моего товарища, и я поспешил сюда.

— Я надеялся, что мне удастся убедить этих господ сделать по-моему, а потому я призвал тебя! — проговорил гигант.

— Разве вы знали о нашем пребывании у Позо? — спросил Бараха.

— Без сомнения, мы вас невольно выслеживаем уже в продолжение двух часов. Но, черт побери, если вы и впредь будете принимать так мало предосторожностей, то вам придется вдоволь нагуляться с голыми черепами. Однако, Дормёр27, приступим к делу…

— А если ягуары нападут на нас? — спросил все еще встревоженный сенатор.

— Им теперь не до вас. Прежде всего они бросятся пить; вы скоро услышите, как они зарычат от радости, что огонь не освещает больше водоема: ведь они его боятся сильнее, чем людей!

— Что же вы намереваетесь делать теперь? — спросил Бараха.

— Что мы намереваемся делать? — переспросил на чистейшем испанском языке названный на французский манер Дормёром. — Вы сами все увидите: мы с товарищем встанем у водоема; тигры подойдут к нему, и мы прикончим обоих: я — одного, он — другого. Потребуется всего несколько секунд, чтобы прицелиться, и оба зверя вмиг избавятся и от жажды, и от голода!

— Уверены, что это так просто?! — воскликнул Кучильо, пораженный легкостью намеченной комбинации.

— Так же просто и легко, как сказать «здравствуйте», — отвечал Сонливец. — Вот, слышите? Разве я не прав?

На сей раз грозный двойной рык исходил из одного и того же места. Вероятно, звери выражали им свое удовольствие по поводу наступления темноты, и до наших невольных слушателей доносилось их прерывистое дыхание и звук раздувающихся ноздрей, которыми тигры с наслаждением вдыхали в себя насыщенный влагой воздух.

Путешественники тревожно вглядывались в окружающую темноту, прислушиваясь к раскатам эха, разносящего по лесу и по равнине рев ягуаров; а охотники уже исчезли во мраке ночи, затем стволы их винтовок сверкнули еще раз в лунном свете, — и вскоре все утонуло в сумраке ложбины Позо.

Без сомнения, бой быков представляет очень интересное зрелище, особенно, в ту минуту, когда они ревут, готовые броситься на тореадора; глаза их горят, головы опущены вниз, а копыта нетерпеливо скребут землю. Однако если бы зрители не были отделены от разъяренного животного надежным барьером, то по всей видимости это зрелище для подавляющего большинства потеряло бы всю свою привлекательность.

Бой тигров с гладиаторами во времена Римской империи увлекал, наверное, зрителей гораздо сильнее, чем бой быков в настоящее время; нет сомнения, однако, что наплыв зрителей в цирки во много раз уменьшился, если бы железные решетки и высоко устроенные места не защищали любителей острых ощущений от возможного нападения разъяренных хищников.