Деляга - Вадим Полищук

— Ч-четыре, п-пять, ш-шесть…

Еще один растянулся в нескольких шагах от первых кустов и бегущий за ним едва не наступил на него. Сценка сопровождалась приглушенным матом.

— Семь, в-восемь, д-девять, д-десять…

Наконец, появился сержант.

— Од-диннад-дцать.

Одиннадцать. Вместе с самим Вовой — двенадцать. Из трехсот. Нет, не может быть, захлопнуть ловушку немцы не успели. Или не смогли из-за своей малочисленности. Те, кто шел в хвосте колонны, должны были уцелеть. Красноармеец Лопухов очень хотел на это надеяться.

К утру подморозило. Отсыревшие шинели стали колом, мороз пощипывал уши, зуб не попадал на зуб. О том, чтобы развести костер никто и не заикнулся, немцы были рядом. Хорошо было слышно, как перекликаются их часовые, время от времени, то и дело, с шипением, взлетали в темное небо осветительные ракеты.

Серая утренняя мгла не принесла облегчения. Все понимали, что долго здесь не высидеть, надо что-то делать дальше, но что именно никто не знал.

— Надо на разведку идти, — предложил бас в паре метров слева от Вовы, — наши должны быть недалеко.

— Ты, что ли пойдешь? — просипел простуженный справа.

— Пойду, — согласился бас.

— Ну и вали, герой, — напутствовал сиплый.

— Ты осторожнее там, — Три Процента узнал голос Акимова.

— Не учи ученого, — отрезал бас, — осторожности меня финны уже научили.

Ветеран зимней компании растворился практически бесшумно, все замерли, прислушиваясь — тишина, изредка нарушаемая немцами. Мутный промозглый рассвет постепенно сменился серым промозглым днем. Температура опять перевалила за нулевую отметку, и тонкий снежный покров растаял, оставив после себя жидкую серую грязь. Три Процента стер с казенника налипшую грязь, на срезе ствола было чисто. Хотел проверить работу затвора, да передумал — курок взведется, а спустить его бесшумно может и не получиться. Где-то вдалеке изредка постреливали, но без фанатизма, так, дежурная перестрелка.

— Вроде, наши, максим.

Вова попытался подбодрить товарищей, но его не поддержали.

— Может, и наши, а может…

У некоторых сохранились сухари. Их грызли медленно, растягивая, как будто это могло хоть как-то утолить голод. У Вовы в мешке из съестного не было ничего, кроме сырой картошки. Он уже подумывал употребить ее прямо так, но решил, что червячок в животе грызет его не слишком сильно и можно еще потерпеть.

Разведчик вернулся, когда время явно перевалило за полдень, когда его уже перестали ждать.

— Можно пройти.

Обладатель баса оказался высоким крепким мужиком, лет тридцати. Привалившись спиной к стволу осины, он ножом счищал с шинели налипшую грязь.

— До наших километра два всего. Днем не пройти, а ночью можно попробовать. Там низинка есть.

— А на немцев в твоей низинке не нарвемся.

— Не. Она болотистая, окоп не вырыть. А немцы сухие места любят. Там разрыв метров двести-двести пятьдесят. По одному, на брюхе проползем.

— А мины? — поинтересовался Акимов.

— Да какие там мины!

Разведчик махнул рукой с ножом, с лезвия сорвался комок грязи. На том и порешили. Лучше бы идти под утро, когда у немцев самый сон, но после наступления темноты вытерпели едва ли часа три, холод и голод гнали вперед.

— Я иду первым. Метров триста можно пройти, — инструктировал красноармейцев бас, — дальше — ползком. Фриц ракету пустил — замри, не дыши. Ракета погасла — еще две минуты лежишь, не двигаешься.

Акимов решил идти последним. Санке, Лопухову и Белокопыто, следовательно, выпадало идти в хвосте, что увеличивало шанс нарваться. Вове этот момент сильно не нравился, но отрываться от своих тоже было страшновато. К тому же был еще один нюанс — первым могло достаться от своих, окруженцев вполне могли принять за немецкую разведку.

— Пошли!

Далеко не все окруженцы обладали навыками бесшумного передвижения по то и дело чавкающей грязи. Шумновато получалось. Вова шел третьим с конца, перед ним Санька, за ним — Белокопыто, сержант замыкающим. Темное, шевелящееся пятно впереди — единственный ориентир.

— Ложись, — прошелестело по колонне.

Три Процента передал команду идущим позади, и опустился на мокрую, пожухлую траву. Теперь пришлось ориентироваться только на сопение ползущего впереди Белокопыто. Вскоре под руками появилась вода, начали попадаться кочки. Счет времени был потерян, казалось, что Вова ползет так уже часа два, как минимум. Все мысли и желания исчезли, в голове стучало только одно: доползти, доползти, доползти…

Пш-ш-ш-ш! Лопухов замер, сердцу, испуганно ухнув, провалилось куда-то в живот и там бухало, как паровой молот. Свет от ракеты проникал даже сквозь закрытые веки. Казалось, что она предательски освещает низинку целую вечность, и уже никогда не погаснет. Погасла. Опять вокруг сомкнулась тьма безлунной ночи. Невольно сжавшийся в ожидании очереди из МГ Вова немного расслабился, но, помня о предупреждении, двинуться, вперед не рискнул.

— Ты чего тут развалился?

Волочивший за собой длинную винтовку Санька, едва не ткнулся в подошвы лопуховских сапог.

— Давай быстрее, пока не отстали.

Вова засопел и наддал, стараясь догнать уползших вперед. Тр-р-р-р! Три Процента в ужасе ткнулся лицом в мокрую, холодную кочку, ожидая пули в спину и проклиная горб сидора на спине. Не иначе он и выдал! Но отстучавший короткую очередь немецкий пулемет, продолжением не огорчил. Видимо, пулеметчику что-то почудилось в другом месте. Или скучно ему, гаду, стало, развлечься решил, сволочь!

На этот раз Вова двинулся вперед без Санькиного напоминания, хотя ползущего впереди уже потерял. Он просто полз вперед, надеясь, что мимо своих позиций не промахнется. Есть ли кто сзади тоже непонятно. Пш-ш-ш-ш! Что за…?! Опять мерзкая трава холодит лоб, а левая рука провалилась в ледяную воду. И пошевелиться нельзя. К тому времени, когда ракета погасла, рука окончательно онемела. Вова рискнул вытащить ее из воды и пошевелил пальцами, разгоняя кровь. Тут его опять догнал Санька.

— Где Белокопыто?

— А хрен его знает. Где-то впереди.

— Лопух, ты, Лопухов. Куда теперь?

— Вперед, — решил подоспевший Акимов. — Большую часть уже проползли, пулемет откуда-то сзади бьет.

Вове казалось, что они положенное расстояние проползли уже несколько раз, причем, туда и обратно. Однако, пришлось ползти дальше. Они пропустили еще одну ракету и пару очередей, когда впереди и правее забухали винтовки. Немцы тоже не остались безучастными — торопливо закинули в небо несколько осветительных ракет, перечеркнули нейтралку пунктирами пулеметных трассеров и даже кинули несколько мин. Но до их позиций было уже далековато, и палили немцы больше для самоуспокоения.