Третья Орда (СИ) - Михнегер Егор

— Всё верно, нам поручено сопроводить орочьих шаманов на один из западных островов, где величайший эльфийский изобретатель Гэльфштейн лично объяснит серьёзность всей ситуации. Если вы утихомирите на время драконов, то мы доставим вас на триеролёте до великого чародея всего за несколько дней. Затем вернём вас к вашему воинству.

Горрык фыркнул, даже он не настолько тупой, чтобы попасться в такую ловушку:

— Ага, может нам вообще сразу всем самим утопиться? Ладно, я действительно туповат, но неужели вы считаете, что наши шаманы…

— Хорошо, мы навестим легендарного чародея. У меня накопилось много вопросов, которые я бы хотел задать Гэльфштейну с глаза на глаз.

— Рычача…

— Всё нормально, Горрык, это не ловушка, пускай она и кажется таковой. Я же не раз говорил тебе, что эльфийские маги не станут участвовать в защите островов от вторжения. Всему есть цена, и их невмешательство было обусловлено вескими причинами, которые никому из присутствующих здесь невдомёк. Мне действительно нужно встретиться со старейшим чародеем эльфийской «империи», если нынешние руины можно называть этим словом. Готовьтесь к отплытию, мы нагоним вас до возвращения на континент.

Верховного хана не обрадовало решение шамана. Горрык раздражённо сплюнул на отполированный мраморный пол и направился к выходу:

— Да пошёл ты, Рычача! Все вы катитесь к варговой матери, поняли?! Мы вернёмся и надерём вам всем уши, несмотря на все ультиматумы, запугивания, лесть и всё прочее! Орда никогда не идёт на компромиссы с врагами! Бывают лишь временные союзы, но орки всегда против всех! Оторвём гномам бороды и вернёмся. И тогда нынешняя экскурсия покажется вам цветочками…

Горрык пнул стоявший у него на пути стул:

— Всегда знал, что шаманы в глубине души ближе к эльфам, чем к оркам. Переговорщики сраные! Только бы за спиной у настоящих мужиков посюсюкаться! Паршивое племя… И Рычача, прикажи этой тупой летающей лошади спустить меня вниз!

Глава 16. Мы идём в поход!

Легче одурачить людей, чем убедить их в том, что они одурачены.

Марк Твен

— Мы идём в поход! Отымеем гномий сброд! Никаких свобод! Не боимся мы невзгод, отважен наш народ!

Ехавший на телеге позади воинов Рок с завидным упорством из раза в раз декламировал свои нехитрые лозунги. Полноценную походную песню шаман сочинить не сумел, решив компенсировать недостаток поэтических способностей бесконечным повторением ущербных рифмовочек.

Как ни странно, это сработало. Поначалу орки плевались, потом стали передразнивать Рока, а затем стишок вошёл в обиход. Правда, у большинства он ассоциировался не с чем-то радостным и возвышенным, а наоборот, с неприглядной стороной любого большого похода. Воины любили напевать эту ерунду, справляя нужду где попало. «Каменный цветок» легче выходит, когда представляешь неприятную рожу шамана.

— Никаких свобод… Никаких свобод… Никаких…

Для Афелиса стала актуальной исключительно одна строчка. Если на руинах Арнарофера его жизнь была просто тяжёлой, то в походе она стала совершенно невыносимой. Зигарик гонял его и Маврика от зари до заката, выдумывая совершенно бесполезные поручения с единственной целью: загнать юношей до смерти.

От мальчишеской пухлости Маврика не осталось ни следа: щёки втянулись, плечи ссутулились, живот прилипал к пояснице. Афелис выглядел не лучше, но его друг ещё и лишился опеки отца — того оставили в Арнарофере дожидаться возвращения Горрыка.

Афелис подбадривал и поддерживал товарища как мог, стараясь всегда принимать ярость Зигарика на себя. За это приходилось платить непомерно высокую цену в виде незаживающей от ударов плетью спины. Если бы не травки Рока, Афелис наверняка давно бы умер от заражения крови, но шаман всякий раз продлевал мучения юноши:

— Ничего-ничего. Крепче шкура станет, вот увидишь, Аф. Меня дед в юности тоже часто порол, зато я вон как поднялся! И ты когда-нибудь станешь надзирателем над рабами, если проживёшь достаточно долго. Ради столь высокой цели можно и потерпеть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Не сказать, что подобная перспектива вдохновляла Афелиса. Становиться такой же мразью и предателем, как Зигарик, означало не возвышение, а моральное падение в бездну. Вынужденно мириться со злом и творить бесчинства — совершенно разные вещи, пусть всякие теоретики-моралисты и считают обратное. Легко балаболить, сидя в тёплом помещении в безопасности, гораздо сложнее проявлять крохи чести, когда твоя жизнь постоянно находится под угрозой.

— Отымеем гномий сброд! Отымеем гномий сброд! Отымеем…

Возглавлявшего поход хана Дубака зациклило на возможности поиметь коротышек. Слава Горрыка не давала покоя оставшимся на континенте вождям, все видели в предстоящем сражении возможность показать свою значимость. Ведь что могут противопоставить здоровенным оркам низкорослые гномы? Подумаешь, пятьдесят с лишним лет к чему-то втайне готовились, сейчас бровь поднимем, они сразу по норам попрячутся! Ишь, чего удумали, кусок орочьих земель откусить!

Получивший от Рычачи послание Рок хитро помалкивал. Его папаша, видать, совсем его за дурачка держит?

«Постарайтесь замедлить наступление гномов, но ни в коем случае не вступайте в большое сражение!»

Ну конечно, дожидайтесь, пока с островов все вернутся, чтобы почести победителей опять достались верховному хану и его правой руке! Так не пойдёт, и вообще, письмо до меня не дошло…

— Мы идём в поход! Мы идём в поход! Мы идём в поход…

Напевали на разный лад тысячи глоток, не подозревая об угрозе, что с железной дисциплиной двигалась им навстречу.

Гномы пафосных песен не пели. Они несли миру истину. Единственно верное учение, что было всесильно. Ведь никого, кто смел возражать идеологии Маго Лихнуна, в живых не осталось. Кто раньше, кто позже, но все «в добровольном порядке» приняли мудрую концепцию величайшего лидера. Это ли не неоспоримое доказательство правильности предложенной полстолетия назад философии?

* * *

— Лишь две вещи достойны внимания гнома: общее дело и пар. В первом мы все совместно участвуем, второе всесторонне изучаем и повсеместно используем.

Даскалос Балинович смиренно выслушивал нравоучения надзирателя, которого полагалось называть наставником. Не сильно большого ума гном действовал строго по методичке и три раза в день читал «заблудшим» лекции о лихнизме, требуя от невольников предельной концентрации и эмоциональной вовлечённости.

При каждой многозначительной паузе полагалось хлопать в ладоши или скандировать прославлявшие Маго Лихнуна и товарища Торина лозунги. Тех, кто не проявлял должного рвения, ждало болезненное наказание, а уж если наставник обращался к кому-то с вопросом… Следовало из кожи вон вылезти, но без запинки слово в слово отчеканить зазубренный ответ. Иначе большой беды было не миновать.

Даскалос Балинович за свою довольно долгую жизнь сам успел поработать наставником, а потому считал, что его мучитель не имеет ни малейшего права носить подобное почётное звание. Наставник должен указывать ученикам путь, заинтересовывать, советовать, мотивировать. А не превращать живых существ в големов, тупо следующих любым данным им указаниям.

Однако, несмотря на бушующую бурю в душе, Даскалос Балинович с невероятно восторженным выражением лица хлопал в ладоши, смотрел «наставнику» в рот, славил товарища Торина. Громко выкрикивал правильные ответы на вопросы, пускай и не был согласен ни с единой концепцией извращённой гномьей идеологии.

Он просто хотел протянуть чуть подольше, искал малейшую лазейку в новом порядке вещей, чтобы способствовать возникновению хотя бы маленькой трещинки общественных разногласий. Но чем далее, тем больше у него складывалось впечатление, что за полстолетия промывки мозгов его раса превратилась в толпу пустоголовых фанатиков. Пререкаться и что-то доказывать было совершенно бессмысленно и опасно для жизни.