С точки зрения Ганнибала. Пунические войны. - Гай Аноним

заодно поправить свое материальное положение за счет предполагаемых контрибуций.

Некоторые сомнения вызывал тот факт, что Рим еще не набрался достаточно сил, чтобы вступить в открытое противостояние с могучим Карфагеном. Вдобавок римский флот не шел ни в какое сравнение с карфагенским — серьезных боевых кораблей у римлян попросту не было. Тем не менее народ проголосовал за войну.

Кто бы мог тогда знать, к насколько глобальным последствиям приведет это решение! Даже сейчас, в XXI веке, эти последствия мы ощущаем!

* * *

Сначала римляне заключили соглашение с мамертинцами, приняли их в римско-италийский союз и теперь уже просто «обязаны» были оказать помощь новым союзникам и послать «ограниченный контингент» на Сицилию.

В Мессану с войсками был отправлен один из консулов, Ап-пий Клавдий. Для того чтобы добраться до Мессаны, требовалось пересечь пролив.

Аппий Клавдий выслал вперед вспомогательные части и корабли. Командовал передовым отрядом военный трибун Гай Клавдий, который прибыл в Регий весной 264 года до н. э.

Пролив контролировал карфагенский флот, возглавляемый флотоводцем по имени Ганнон. Переправа для римлян казалась невозможной, поэтому Гай Клавдий в небольшой лодке перебрался через пролив самостоятельно, высадился в Мессане и начал переговоры, пытаясь убедить карфагенян оставить город. «Граждане высказались за союз с Римом, давайте постараемся избежать кровопролития», — пустые, ничего не значащие слова, опять же призванные оправдать Рим.

Ответом ему было выразительное молчание Карфагена — империя показательно игнорировала претензии каких-то там варваров из Нация (что характерно, для древних карфагенских финикийцев римляне и впрямь были обнаглевшими варварами). Знаменательно, что мамертинцы также избегали высказываться вслух, понимая, что могут стать козлами отпущения в случае, если Карфагенская империя одержит победу.

Согласно преданию, Гай Клавдий истолковал происходящее следующим образом:

«Очевидно, карфагеняне понимают, что поступают незаконно, заняв Мессану и не желая ее покидать. Если бы они были правы в своем поступке, то нашли бы аргументы в свою защиту, а они молчат. Мамертинцы тоже молчат не просто так, а со смыслом: они совершенно явно желают избавиться от карфагенян. Ведь если бы они хотели встать на сторону карфагенян, они бы об этом громко заявили».

Исходя из этих соображений, заключил трибун, Рим обязан захватить Мессану. После этого Клавдий вернулся в Регий и со всеми имеющимися кораблями сделал попытку пересечь пролив.

Карфагеняне, профессионалы в морском бое, молча и невозмутимо потопили большую часть римских кораблей, еще часть флота погибла в шторм. Военный трибун едва сумел спастись и с остатками разбитого соединения вернулся в Регий.

Однако, разобравшись с римским флотом, Ганнон решил продемонстрировать Риму свое миролюбие, отправив Клавдию захваченные у римлян корабли. Больше того, он предложил вернуть на родину пленных, но Клавдий ничего не принял и столь щедрого жеста не оценил.

Наоборот. Римляне посчитали, что Ганнон проявил слабость из опасения ввязываться в длительную войну с Римом, которой Карфагену определенно не выдержать: самомнение невероятное, ибо Новый Город по всем показателям доминировал над латинянами — флот, мобилизационный ресурс, богатство, экономика. По этой причине переговоры проходили, что называется, на повышенных тонах. Сначала послы, как положено, обменивались любезностями и показывали искреннее желание уладить конфликт как можно быстрее и к общей выгоде, однако очень скоро напряжение начало расти и в конце концов превратилось в вульгарную базарную склоку.

Карфагеняне выразили притворное удивление отвагой и даже дерзостью римлян: как у тех хватило наглости сунуться в пролив, когда Карфаген полностью контролирует море? Римлянам следует поддерживать с Карт-Хадаштом как можно более мирные и дружеские отношения, потому что без разрешения пунийцев они и рук в морской воде умыть не смогут.

На это римляне спесиво посоветовали карфагенянам ни в коем случае не пытаться учить их морскому делу: «Мы очень любим учиться и имеем обыкновение во всем превосходить своих учителей». Латиняне привели в пример эллинов, у которых когда-то научились осаждать города — и скоро подчинили себе всю Грецию. «Так что, — заключили римляне, — если вы вздумаете показывать нам, как управляться с кораблями, то готовьтесь: мы вас в конце концов превзойдем и разобьем».

У карфагенян полезли глаза на лоб: Новый Город превосходил все державы Средиземноморья, оптом и в розницу, по мощи боевого флота. В результате посланцы Карфагена презрительно сплюнули и отправились домой.

Сорвав переговоры, римляне сделали вторую попытку добраться до Мессаны. С остатками флота, дождавшись благоприятного ветра, трибун Гай Клавдий снова переправился через пролив. На сей раз ему повезло — неприятельская эскадра, решив, что дело сделано, вернулась на базы.

В Мессане Клавдий застал вот какую картину: мамертинцы остались в городе, а карфагенский гарнизон во главе с Ганноном заперся в цитадели. Тогда Клавдий апеллировал к демократии: он объявил народное собрание и уговорил народ вызвать на это собрание Ганнона. Тот явился, но очень неохотно, и мамертинцы высказались за изгнание карфагенян из города. После этого Ганнон ушел из Мессаны и увел своих людей.

С полководцами-неудачниками карфагеняне поступали строго. Ганнона, покинувшего Мессану, арестовали и распяли, обвинив в трусости и неосмотрительности.

Ганнону следовало послать за подкреплениями и любой ценой выдержать осаду. В этом вопросе карфагенский суд был, безусловно, прав: Ганнон проявил вопиющую некомпетентность на грани измены.

Окончательно отдавать Мессану римлянам карфагеняне не собирались, поэтому они незамедлительно осадили город.

* * *

Карфаген, в вековой своей спеси, не обратил внимания на слова: «Мы очень любим учиться».

Довольно быстро противники Карт-Хадашта докажут это утверждение на деле. Римляне и вправду были не просто умными, но еще и очень работоспособными, целеустремленными и усидчивыми. По нынешним временам, если бы Римской республике понадобилось освоить авиацию, космонавтику или, допустим, квантовую физику — они превзошли бы все современные великие державы. Что ни говори, но римляне были великим народом — от сенатора до крестьянина.

В свою очередь Гиерон из Сиракуз пришел к выводу, что настал удобный момент для окончательного изгнания «варваров» (мамертинцев) из Сицилии. Он спешно заключает союз с карфагенянами[26], собирает войско, выступает из Сиракуз, а подойдя к Мессане, разбивает лагерь со стороны Халкидонских гор.

У Гиерона не было иллюзий по поводу отношений с Римом. Аппий Клавдий попытался нейтрализовать Сиракузы, чтобы те не участвовали в грядущем конфликте. Гиерону направили послание такого содержания: если сиракузяне снимут осаду с Мессаны, то римляне «обещают не трогать» Сиракузы. На это Гиерон ответил прямо: «Мамертинцы, которые преступно захватили Мессану, должны быть наказаны, и это справедливо. А римлянам, у которых вечно на языке „верность", не к лицу брать под защиту этих душегубцев, которые вообще не знают, что такое верность.