Пустой дом - Розамунда Пилчер

— Нет, не могу, но мне не семнадцать и я не девушка. — Вирджиния состроила ему гримасу. — Если вы так сильно не хотите в этом участвовать, то почему бы вам не проявить характер и не сказать матери, чтобы она нашла лучшее применение деньгам, — например, купила вам билет в Австралию и обратно или что-то в этом роде.

— Я уже говорила. Точнее, пыталась. Но вы не знаете мою мать. Она никогда не слушает, что я ей говорю. Она объявила, что мне необходимо знакомиться с правильными людьми, получать приглашения на правильные мероприятия и посещать правильные места.

— Попробуйте перетянуть на свою сторону отца.

— У меня нет отца. По крайней мере, я никогда его не видела; они с мамой развелись, когда я была совсем маленькой.

— Ясно, — произнес он и добавил, хотя и без большого воодушевления:

— Не грустите, вполне вероятно, что вам там понравится.

— Я заранее ненавижу каждую минуту этого «сезона»!

— Почему?

— Потому что на вечеринках я не знаю, куда деваться, не могу вымолвить ни слова в незнакомой компании и не представляю, о чем говорить с молодыми людьми.

— Ну, со мной вы прекрасно разговариваете, — ухмыльнулся Юстас.

— Вы совсем другой.

— Как это?

— Вы взрослый. То есть немолодой.

Юстас рассмеялся, и Вирджиния ощутила неловкость.

— Я хочу сказать, вас нельзя назвать молодым человеком, вам же не двадцать один или двадцать два…

Он все еще смеялся. Она нахмурилась.

— А сколько вам лет?

— Двадцать восемь, — сказал он ей. — Должно исполниться двадцать девять.

— Здорово. Хотелось бы мне быть двадцативосьмилетней.

— Тогда, — сказал Юстас, — вас бы здесь не было.

Внезапно похолодало, стало темнеть. Вирджиния начала зябнуть, взглянула на небо и увидела, что солнце скрылось за толстой серой тучей, предвестницей грозового фронта, надвигавшегося с запада.

— Вот и все, — сказал Юстас. — Хорошей погоде конец. К вечеру пойдет дождь.

Он посмотрел на часы.

— Уже почти четыре, пора отправляться домой. Как вы будете добираться?

— Думаю, пешком.

— Я могу вас подвезти.

— Вы на машине?

— У меня «лендровер», припаркован возле церкви.

— Вам не придется делать крюк?

— Нет, я проеду к Лэнион через пустошь.

— Ну, если вы уверены…

Всю дорогу до Уил-хауса Вирджиния молчала. Однако это было естественное, ненатужное молчание, комфортное, как разношенные туфли, не имевшее ничего общего с застенчивостью или отсутствием тем для разговора. Она уже и не помнила, когда чувствовала себя так легко в компании другого человека, — и уж, конечно, никогда не бывало с ней такого в обществе мужчины, тем более почти незнакомого. «Лендровер» был старый, с протертыми запыленными сиденьями. На полу в кабине валялись клочья соломы и витал легкий запах навоза, но Вирджинию это нисколько не оттолкнуло, ибо напомнило о Пенфолде. Она поняла, как сильно ей хотелось туда вернуться. Увидеть при дневном свете ферму и поля, посмотреть на коров. Вирджиния хотела, чтобы ей показали окрестности, провели по дому и пригласили выпить чаю в той чудесной кухне. Чтобы ее приняли как свою.

Они проехали через город и взобрались на холм: на месте величественных особняков, некогда занимавших его склоны, теперь стояли отели со стеклянными фасадами, а старые сады сравняли бульдозерами и устроили на их месте стоянки для машин. К каждому отелю примыкала оранжерея, у дверей росли пальмы, уныло вырисовываясь на фоне серого неба, а на клумбах, разбитых по указанию городских властей, ровными рядами были высажены нарциссы.

Высоко над морем дорога пошла ровнее. Юстас прибавил скорость и сказал:

— Когда вы возвращаетесь в Лондон?

— Не знаю. Наверное, через неделю.

— Хотите еще раз побывать в Пенфолде?

Уже второй раз за день Юстас угадывал ее самое сокровенное желание. Она подумала, уж не ясновидящий ли он.

— Да, с огромным удовольствием.

— Моя мама к вам очень прониклась. Нечасто она видит новые лица. Она будет рада, если вы придете к нам выпить чаю.

— Я обязательно приду.

— Только как вам добраться до Лэнион? — спросил Юстас, внимательно глядя на дорогу.

— Я одолжу у Элис ее машину. Уверена, она разрешит мне ее взять. Я буду ехать очень осторожно.

— А вы умеете водить?

— Конечно. Иначе зачем мне брать машину?

Она улыбнулась. Не потому, что пыталась пошутить — просто внезапно ей стало очень легко на душе.

— Вот что я вам скажу, — произнес Юстас в своей обычной неспешной манере. — Я поговорю с мамой, спрошу, в какой день ей удобнее будет вас принять, и позвоню вам по телефону. Хорошо?

Она представила, как будет дожидаться звонка, как поднимет трубку и через провода услышит его голос. Она крепко обняла себя за плечи, ощущая острую радость.

— Очень хорошо.

— По какому номеру мне звонить?

— Порткеррис, три-два-пять.

— Я запомню.

Они подъехали к дому. Он повернул в белые ворота Уил-хауса, миновал подъездную аллею, окруженную живой изгородью из эскаллонии.

— Приехали. — Он резко затормозил, выбросив гравий из-под колес. — Вот вы и дома, и как раз к чаю.

— Большое спасибо.

Он склонил голову к рулю, улыбаясь ей.

— Не за что.

— Я хочу сказать, спасибо за все. За мороженое и за все остальное.

— Пожалуйста.

Он перегнулся через нее и распахнул дверцу. Вирджиния спрыгнула на гравий, и в этот самый момент входная дверь распахнулась и на пороге появилась миссис Парсонс в изящном шерстяном костюме цвета спелой малины и белой блузке с высоким воротничком, плотно облегающим шею.

— Вирджиния!

Вирджиния обернулась. Мать шла к ним по гравию подъездной аллеи, как всегда безупречная, однако ее темные коротко подстриженные волосы легко развевались на ветру, и сразу было видно, что прическу она сегодня не делала.

— Мама!

— Где ты была? — Улыбка на ее лице была дружелюбной и заинтересованной.

— Я думала, ты у парикмахера!

— Девушка, которая обычно делает мне прическу, слегла в постель с гриппом. Конечно, мне предложили замену, но поскольку до этого я видела ее только подметающей волосы с пола, то благоразумно предпочла отказаться.

Все еще улыбаясь, она перевела взгляд с Вирджинии на Юстаса, сидевшего в машине.

— А кто твой друг?

— О! Это Юстас Филипс.

Юстас наконец решил вылезти из кабины. Он спрыгнул на гравий и, обогнув капот «лендровера», подошел поближе, чтобы его представили. Ненавидя саму себя, Вирджиния взглянула на него глазами матери: мощные широкие плечи под моряцким свитером, загорелое лицо, сильные мозолистые руки…