Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да есть ли такой человек? Уверена, что нет.
– Понятно, что сейчас ты ни во что не веришь. Но не бойся, он наверняка существует. А до тех пор тебя буду защищать я.
Рука Ана гладила и гладила меня по спине, и с каждым движением моя душа наполнялась теплом. Кто до сих пор говорил мне такое? Кто спасал меня?
Я, кажется, могла жить одной памятью о том, что тогда началось, о том, что он и есть моя новая жизнь. Больше мне ничего не было нужно.
Глава четвертая
Новая встреча и покаяние
Утром я проснулась от какой-то возни: это осматривался вокруг Пятьдесят Два, словно пытаясь понять, где он находится.
– Привет! – обратилась я к нему, и он вздрогнул.
Заметив, что я лежу рядом с ним, он поспешно несколько раз поклонился, и я улыбнулась. После вчерашнего Пятьдесят Два мгновенно заснул, уронив голову – будто кукла-марионетка, у которой оборвалась нить, и я никак не могла его разбудить. Делать нечего, вместе с ним я завернулась в тонкое одеяло и заснула на веранде.
– Не замерз?
Я-то, благодаря теплу детского тела рядом, спала крепко, не ощущая холода. Пятьдесят Два несколько раз кивнул, так что я решила, что ему тоже было тепло.
– Я приготовлю завтрак, поедим вместе? Сходи пока умойся, Пятьдесят Два.
Услышав, как я его назвала, он странно скривил лицо и, кивнув, направился в ванную. Я лежала, завернувшись в одеяло, и слушала детские шаги, потом встала и пошла готовить завтрак.
– Слушай, надо поговорить о том, что делать дальше.
После завтрака я налила себе кофе, а Пятьдесят Два – яблочного сока, и начала разговор.
– Мне не жалко оставить тебя здесь хоть навсегда, но ты несовершеннолетний, и у нас будут проблемы. Ты вообще можешь хоть чуть-чуть говорить?
Вчера Пятьдесят Два плакал в голос, хоть и совсем тихо. Однако говорить словами ему, похоже, было трудно, и сейчас он, как обычно, поджал губы.
– Вот что я приготовила!
Я положила перед Пятьдесят Два шариковую ручку и тетрадь.
– Если ты что-то хочешь сказать, пиши здесь. Можешь? – спросила я, перелистнув страницу, и Пятьдесят Два, взяв ручку, кивнул.
– Давай начнем: ты не можешь говорить из-за болезни?
Пятьдесят Два покачал головой и вывел: «Не знаю». Писал он некрасиво, но уверенно, и я удивилась. Он продолжил: «Мне тяжело».
– «Тяжело»? Если пытаешься говорить, типа задыхаешься?
Он неуверенно кивнул, будто сам точно не понимал. Я поняла, что у проблемы глубокие корни, и решила пока оставить эту тему.
– Ты сам чего хочешь? Я буду учитывать твое мнение.
Пятьдесят Два, кивнув, сразу же написал: «Не хочу домой».
– Ясно.
Значит, домой он не хочет. И как же будет правильно поступить? Если я отведу его в полицию и все там объясню, ему разрешат не возвращаться домой? А что потом? Отправят в детский дом? Пока я думала, он что-то накалякал и сунул мне тетрадь.
«Не бросай меня».
Он посмотрел на меня. В его глазах перемешивались разные эмоции, он смотрел так же, как когда-то смотрела и я. «Неужели этот человек и правда спасет? Не бросит ли он меня?» Это были надежда и дикий страх.
Если я отведу его в полицию, а его отдадут в детский дом, там ему не придется быть одному. Наверняка кто-то всегда будет рядом. Но сможет ли он почувствовать, что «не один»? Почувствует ли он это «не один», заполнит ли свою дыру?
– Конечно, не брошу! – воскликнула я, старательно принимая спокойный вид, пытаясь ласково дать ему это понять.
Нет, не думаю. Вряд ли он ищет такого спасения. Я погладила его по голове, чтобы успокоить, и его лицо чуть-чуть расслабилось.
– Так, я про тебя почти ничего не знаю, так что задам несколько неприятных вопросов, хорошо? Кто тебя бьет и называет «паразитом»?
Лицо мальчика напряглось, и он сжал кулак, в котором держал ручку. Глядя на него, я предположила:
– Мама?
Он молчал, ручка не двигалась, но по его лицу ответ был ясен. Я тихонько вздохнула.
– Тогда следующий вопрос. Что насчет дедушки?
Синаги жаловался, что у него не получается приласкать мальчика, но неужели он молча смотрит на то, как его дочь бьет его же внука?! Ручка Пятьдесят Два задвигалась: «Он на меня не смотрит». И продолжил: «Я ведь паразит».
– Ясно. Значит, дедушка такой же, как и мама.
Настроение у меня ухудшалось. Когда отчим бил меня, мать даже не смотрела в мою сторону, так что я знаю – смотреть в спину человека, который отвергает тебя, тяжелее, чем сносить побои.
Но неужели никто не замечает, в какой ситуации находится ребенок? Классный руководитель, например? Даже я почувствовала что-то не то, увидев его худенькое грязное тело. Если нормальные взрослые видят его каждый день, они должны были заподозрить неладное.
– Ты ведь ходишь в школу?
«С тех пор, как стал жить с мамой, – нет».
Я чуть не закричала. Как это?! А что значит «с тех пор, как стал жить с мамой»? Он что, раньше жил не с Котоми? Я спросила его об этом, и он кивнул.
– А когда ты стал жить с мамой?
Он написал: «Когда умерла бабушка Суэнага», – и закусил губу.
* * *
Закусочная «Ёсия», похоже, пользовалась популярностью. Я пошла туда, когда схлынул обеденный пик, но все равно там было многолюдно – несколько человек ждало на улице. Когда, прождав в очереди минут десять, я заглянула внутрь, работавшие не покладая рук официантки хором закричали: «Добро пожаловать!» Среди них была и Котоми. Как и в прошлый раз, она была в фартуке из джинсовой ткани и крутилась как белка в колесе.
– Вы одна? Прошу к окошку, – обратилась ко мне сгорбленная официантка, которой, по ощущениям, было за семьдесят.
Как раз на этом месте мы сидели с Муранакой. Я открыла меню и немного подождала. Котоми принесла мне воды[17].
– Определились с заказом?
– Котоми, будьте добры, ланч с тэмпурой из курицы.
Женщина удивленно взглянула на меня, а потом сказала:
– А, это вы были тогда здесь с Муранакой?
– Да. Вы меня запомнили?
– Ну так. А что?
Она вопросительно посмотрела на меня, и я попросила:
– Вы не уделите мне потом немного времени? Совсем чуть-чуть.
– Что? Ну, ладно. Напомните, когда будете уходить.
В поведении Котоми не было ничего необычного. Я смотрела, как она принимала заказы, приносила еду, с улыбкой общалась с другими официантками, с посетителями,
- Я слышу звёзды - Артур Дарра - Русская классическая проза
- Театр китового уса - Джоанна Куинн - Историческая проза / Русская классическая проза
- Ласковый май - Федор Раззаков - Русская классическая проза
- Нация прозака - Элизабет Вуртцель - Разное / Русская классическая проза
- Дайте людоеду шанс ! - Инна Ветринская - Русская классическая проза
- Мэри Джейн - Джессика Аня Блау - Русская классическая проза
- Скитания - Юрий Витальевич Мамлеев - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Обращение к потомкам - Любовь Фёдоровна Ларкина - Периодические издания / Русская классическая проза
- Ваши соседи. Рассказы о людях - Ника Нагорных - Короткие любовные романы / Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Двоякость неба как символ счастья, или Элизиум - Артем Сергеевич Матасов - Русская классическая проза