Искатель. 1972. Выпуск №3 - Николай Леонов

Лемке брезгливо поморщился и ушел на кухню.

— Второй получил очень сильный удар чуть ниже правого уха. Удар был нанесен человеком, который стоял за спиной потерпевшего. Ударили невооруженной рукой, но очень сильно. Повреждена ткань и сеть кровеносных сосудов.

Римас лежал на спине и невозмутимо смотрел в потолок. Потом он посмотрел на незадачливого охранника, отвернулся к стене и улыбнулся. Римасу удалось вывернуться. Советский разведчик, со времен войны работающий в абвере, затем в СД, затем «перевербованный» новыми хозяевами, он попал в сложную ситуацию и вышел из нее с честью. А казалось, что положение безвыходное. Расшифровываться перед соотечественниками он не имел права. Вмешиваться в план Лемке прямо и ставить себя под угрозу провала он тоже не мог — слишком много людей годами работали на него, прежде чем он станет асом разведки и «специалистом» по России.

Римас вспомнил Шурика и снова улыбнулся. Долго будет Лемке разбираться, выясняя причины своего провала.

Лемке вынул из холодильника бутылку воды и, расплескивая, налил в стакан. На кухонный стол прыгнул кот. Лемке замахнулся на него, но кот не испугался и сердито фыркнул.

Лемке вынул из кармана зажигалку, поднес к морде кота и щелкнул. Из зажигалки ударило не пламя, а газ, кот завалился на бок и упал со стола на пол.

Гроб стоял во дворе, среди кустов с розами. Старый садовник посмотрел на бледный профиль сына, воткнул садовые ножницы в грядку, вынул из кармана гребешок и причесал покойника так, чтобы прикрыть рану на виске.

Из дома вышел Хайнц, через руку у него был переброшен пиджак, в другой руке он сжимал пачку денег. Подойдя к отцу, он помолчал и наконец с трудом сказал:

— Возьми деньги, отец. Я нашел их в пиджаке Вольфганга.

Садовник не ответил, спрятал гребешок, взглянул на мертвого сына, затем на живого, затем на деньги и неожиданно ударил Хайнца по лицу. Хайнц схватился за щеку и выронил деньги. Банкноты разлетелись, некоторые упали на цветы, а две на тело покойного.

Тыльной стороной ладони садовник смахнул их с тела сына, поднял свои ножницы и пошел по саду.

Сажин вел совместную тренировку один. Он подошел к Тони, который боксировал с тенью, постоял, посмотрел, молча выпрямил голову мальчика и поднял ему левое плечо.

Зигмунд работал на мешке.

Шурик — на пневматической «груше».

Роберт стоял на весах и с ужасом в глазах медленно двигал разновеску. Язычок весов колебался и не хотел занять положенное место, а Роберт не хотел двигать разновеску дальше. Сажин остановился рядом, сдвинул чуть-чуть разновеску.

Дверь спортзала приоткрылась, и буфетчик поманил Сажина.

— Вас спрашивают из посольства. Еще просят вашего легковеса.

Сажин оглядел зал и позвал:

— Шурик, спустись со мной.

На первом этаже у буфета был телефон, трубка лежала рядом. Сажин подошел, взял трубку и прижал ее плечом.

— Слушает Сажин.

— Здравствуйте, Михаил Петрович, — сказал незнакомый голос, — и не задавайте лишних вопросов. Когда кончите говорить со мной, прежде чем передать трубку Шурику, скажите любую фразу, чтобы было понятно, что вы говорили с посольством. Поняли?

— Более или менее.

— В сорок пятом году в Маутхаузене вас допрашивали? Верно?

— Да.

— Во время допроса приехал капитан в форме СД?

— Да.

— Его портрет вы найдете в газетах — фамилия Фишбах. Он был секретным порученцем Гиммлера. Все остальное понятно?

— Да, — Сажин вспомнил портрет в газете, вспомнил лицо, которое казалось ему удивительно знакомым. «Пройдет ли Пауль Фишбах в парламент?»

— Вы единственный, кто может его опознать.

— Спасибо. К сожалению, Николай Николаевич, я не могу сейчас заехать в посольство. Нельзя ли с вами встретиться вечером?

— Молодец, Михаил, передай трубку Шурику.

Римас стоял в телефонной будке и, прижав трубку к уху, слушал голос Шурика.

— Здравствуйте, я вас слушаю.

Римас улыбнулся, повесил трубку, вышел из автомата и уселся за руль своего «ситроена».

* * *

Шурик спал, положив ладонь под щеку, сложив губы бантиком и насупив белесые ниточки бровей. В темноте веснушки погасли, и он казался бледным и очень красивым.

Сажин бесшумно прошелся по номеру, положил на телефон подушку, взял лежащую на столе газету и посмотрел на серьезное интеллигентное лицо Пауля Фишбаха. Приглушенно зазвонил телефон. Сажин быстро снял трубку.

— Да? Сейчас спущусь.

В баре гостиницы рядом с Карлом сидел неизвестный Сажину молодой человек. Карл встал навстречу, пожал руку и, кивнув в сторону юноши, сказал:

— Знакомься, Михаил. Это Рихард. При нем ты можешь говорить свободно. Рихард мой друг по работе.

Рихард так стиснул руку Сажину, что он сразу вспомнил рукопожатия новичков, пришедших записываться в секцию бокса.

Сажин долго молчал, нерешительно поглядывая на Карла, и наконец сказал:

— Доказательств в общем-то нет.

Рихард хотел задать вопрос, но Карл жестом остановил его.

— Я знаю человека, который отдал приказ о массовом уничтожении Маутхаузена. Он жив и сейчас в Вене, — сказал Сажин.

— Кто?

— Я скажу, но… — Сажин закурил и поперхнулся дымом. — Нужны свидетели, я один ничего не стою.

— Хорошо, — повторил Карл.

Сажин вынул из кармана газету и положил перед Карлом.

— Господин Фишбах! Я оказался прав! И как тесен и прекрасен мир, господин Фишбах. Но как ты вспомнил? — спросил Карл.

— Скажи, Карл, ты звонил Шурику, просил его встретить меня у посольства? — спросил неожиданно Сажин.

— Я? Твоим ребятам? — удивился Карл.

— Честно?

— Что ты говоришь, Михаил? — Карл рассердился.

Шоссе летело навстречу, вставало, дыбом. Римас, навалившись на руль, укладывал бетон под колеса «ситроена». Лемке прикрыл глаза.

— Кто мог узнать и предупредить боксеров? — после долгой паузы спросил Лемке.

Он открыл глаза и посмотрел на разведчика. Римас, казалось, ни о чем не думал, смотрел бездумно вперед и управлял машиной автоматически.

— Кто напал на тебя?

— Разберешься, — ответил Римас.

— Вряд ли, Римас, — Лемке входил в форму и улыбнулся: — Мне надо брать пример с тебя: спокойствие, главное — спокойствие. В нашей работе нельзя без осечек. Не получилось сегодня, получится завтра. Кроме срыва, ничего не произошло. Верно?

— Это твое дело, — Римас щелкнул зажигалкой и прикурил потухшую сигарету.

— Что ты имеешь в виду? — Лемке улыбнулся, хотя Римас на него не смотрел. — Конечно, дело мое и сорвалось по моей вине. Но я не хотел бы докладывать все подробности.