Rucciя - Шамиль Идиатуллин

Теперь на радостях Володя с Витей уже сами чуть не порезали друг друга безопасками, а третий бреятель был, получается, секундант. Затем Витя уступил место у умывальника Володе и принялся, брезгливо вытираясь бумажными салфетками из ящика на стене, наблюдать, как наивный Евсютин пытается методом трения осуществить возгонку вонючего жидкого мыла в сколь-нибудь приемлемую пену. Пока казанец постигал собственными щеками и подбородком, какая гадость это заливное мыло, добрый самаритянин рассказывал, что его тоже выдернули в полсекунды – причем буквально из самолета, на котором капитан Семенцов интенсивно отбывал в сторону южной границы в очередной заслуженный отдых. А все вы, смутьяны, нам мазуту портите.

Евсютин изобразил бровями удивление, а глазами недоверие. Ртом изобразить ничего не получилось, потому что губы неудержимо кривились от окружавшей их мерзости. Витек, однако, понял и объяснил, что формальный повод, ясен пень, другой: День контрразведчика, который вообще-то официально отмечался почти месяцем раньше. Но только теперь начальство решило ударить по ведрам парадным собранием департамента с отчетом высшему руководству.

– Ба, – сказал Евсютин. – И кого ждем?

– Мальчика, – резонно сообщил Семенцов. – Кого ж еще. Ты меня под списание подвести хочешь? Спасибо.

– Всегда рады, – ответил Володя. – Одеколон есть?

– А не надо одеколона, – злорадно сказал Витя. – Это ж не мыло, это чудо зоотехники: пена, одеколон, кондиционер и микроволновая печь в одном флаконе. Терпи, коза.

– Прощай, моя нежная кожа, – отметил Евсютин, промокая саднящее лицо салфетками.

Секундант все так же молча вытянул чуть ли не из галстука небольшой бутылек и протянул Володе.

– Фаренхайт, – прочитал Евсютин и немелодично присвистнул. – Кучеряво. Где так богато коллеги живут?

– Удмуртия. Миша. Кравченко. Конфискат, – с восхитительной лапидарностью откликнулся секундант и сунул Володе твердую руку.

Собрание вышло откровенно дурацким. Долго тянули с началом – и все уверились: будет тот самый мальчик, что всегда опаздывает. Дежурный офицер мотался в дверном проеме как бешеный пес на коротком поводке, потом наконец встрепенулся и рявкнул:

– Товарищи офицеры!

Зал поднялся, готовясь выедать глазами начальство. Но с начальством случился недобор: следом за замдиректора ФСБ и начальником управления контрразведки вошел совершенно незнакомый черт, с любопытством озиравшийся по сторонам – словно первоклашка в зоопарке. Больше вроде никаких гостей не ожидалось. И чего было огород городить, подумал Евсютин, усаживаясь на указанное ему место рядом с дверью и готовясь слушать тягомотные доклады о том, как мы щитом и мечом, понимаешь, и все такое. И тут его потюкали пальчиком по плечу и шепотом окликнули по имени-отчеству. Он оглянулся. Молодой человек в дорогом костюме, никак не соответствующем обстановке, указывал на приоткрытую дверь. Из-за двери Евсютина манил Василий Ефимович.

Московскую географию Володя освоил паршиво, однако выезд на Рублевское шоссе все-таки опознал. Ехали долго, трижды останавливались у постов, а затем минуты две ждали у ворот, пока автоматчик проверял документы сначала у Василия Ефимовича, потом у водителя и у Евсютина, а потом еще созванивался с кем-то, прежде чем впустить «Волгу» на огороженную территорию.

Территория была зелена, игрива и при этом выдержана в английском духе, однако просматривалась и простреливалась насквозь из любой точки – дизайнер явно прошел спецкурс в Академии Генштаба. Толком осмотреться не удалось: «Волга» припарковалась в десятке метров за воротами. Василий Ефимович вздохнул и сказал:

– Дальше пешком, Володенька.

Володенька молча вышел и последовал за Фимычем по выложенной красивыми разноцветными камушками тропинке к увитому плющом особнячку. Пахло волшебно, как в ботаническом саду после грозы. Евсютин стоически продолжал воздерживаться от вопросов. Впрочем, кое-что он понял, и давно.

После очередной проверки документов и легкого, но умелого личного досмотра крупный парень с переломанными ушами проводил визитеров на второй этаж и сдал стоявшему за конторкой скучному мужику с типично секретарской физиономией. Тот обходительно поздоровался и сразу попросил войти в кабинет, расположенный за его спиной, и подождать буквально десять секунд. Интеллигентно, подумал Евсютин и, не успев посочувствовать секретарю, который вот так весь день и стоит за конторкой, вошел вслед за Василием Ефимовичем.

Кабинет был большим и не очень уютным – видимо, из-за слишком крупного овального стола, как солнышко лучами утыканного гнутыми стульями, которые плохо сочетались с зеленоватой кожаной мебелью у дальней стены. Впрочем, Евсютин старался не слишком сильно озираться, чтобы не оставить превратного впечатления о себе у грядущих поколений, который получат доступ к архивам наблюдений ФСО. Через десять буквальных секунд, обещанных секретарем, дверь в дальней стене рядом с огромной политической картой мира отворилась, и в кабинет знаменитой боцманской походочкой ворвался Олег Придорогин.

Володя сглотнул и на всякий случай встал смирно. Фимыч, наоборот, затянул:

– Здра-авствуйте, Олег Игоревич! – и с разведенными руками пошел навстречу президенту.

Неужели бросать через бедро будет, с некоторым испугом подумал Володя. Старый ведь уже. Или здесь так принято? Елки, а я кимоно два года не надевал, с последней аттестации. Переживания оказались напрасными: Василий Ефимович просто приобнял Придорогина, а тот похлопал его по спине и позволил увлечь себя к замершему Евсютину.

– Вот, Олег Игоревич, знакомьтесь, пожалуйста. Это Володя Евсютин, капитан, главный наш СМЕРШевец, понимаете, в Татарии. Из-за него над всей Татарией безоблачное небо, – сказал Фимыч почти без улыбки.

Придорогин протянул Евсютину руку, пристально и серьезно рассматривая Володю. Сейчас точно бросанет, обреченно подумал Евсютин и аккуратно пожал руку президента. Пожатие оказалось, как положено, крепким и, на счастье казанца, ни в какой бросок через пупок не перешло. Получилось даже веселее.

– Олег, – представился Придорогин все с той же серьезной миной.

– Я помню, – сказал Евсютин, увидел страшные глаза Василия Ефимовича и ойкнул: – Прошу прощения. Владимир. Рад встрече.

– Взаимно. Прошу, – Придорогин указал на так не глянувшуюся Евсютину кожаную мебель, отконвоировал гостей и безжалостно усадил их в пухлый диван, а сам устроился на очевидно жестком кресле и спросил:

– Чай, кофе?

Оба заказали чай, хотя Володя чудовищным усилием воли удержался, чтобы по привычке не сказать «Какава» или «Потанцуем». Тут же вошла миленькая женщина средних лет, толкавшая перед собой блестящую тележку, прикрытую жесткой белоснежной скатеркой. Володя ужаснулся было, что это первая леди за мужниными гостями лично ухаживают – про Придорогина и не такое рассказывали, – но с облегчением обнаружил, что нет, просто похожа.

Едва официантка удалилась, Придорогин сказал:

– Давайте, пока горячий, – и сам взял чашку.

Евсютин, который так толком и не успел позавтракать, нерешительно зыркнул на Василия Ефимовича. Тот невозмутимо наливал в свою чашку сливки из фарфорового сосудика. Пень трухлявый, трудно было хоть на что-нибудь в этой жизни намекнуть, подумал Володя, одновременно озабоченный тем, чтобы колени не поднимались выше плеч – мягко ведь, зараза. Он решительно взял чашку, попробовал – горячо, но не смертельно, и длинным глотком опорожнил ее, не оценив ни вкуса, ни запаха. Деликатно, не звякнув, поставил чашку на место и ожидающе посмотрел на Придорогина.

Тот тоже отставил чашку, потер руки и предложил:

– Докладывайте, капитан.

Зашибись, растерянно подумал Евсютин. Точно пристукну маразматика старого.

Старый маразматик успокаивающе похлопал Володю по руке и сказал:

– Володенька, как договорились – давай по своей тематике вкратце за весь период и особо – за последний месяц.

– Слушаюсь, – сказал Евсютин с облегчением, еще раз мельком подумал, какая же Фимыч скрытная крыса, и принялся докладывать.

Придорогин слушал очень внимательно, чуть наклонив голову набок и сцепив пальцы на колене. Прикладная психология, кажется, учила, что такая поза не слишком льстит собеседнику, но Володе было не до психологии, и даже не до прикладов. Сначала он ожидал подвоха – не чаем же его поить выдернули, должна быть какая-то подляна, – потому слова подбирал осторожно и аккуратно. И старался не шепелявить – водилось за ним такое. Потом расслабился, увлекся – тут Придорогин и встрял.

– А что же вы про Холлингсуорка не рассказываете?

Володя недоуменно помолчал секунду, потом сказал:

– Олег Игоревич, Холлингсуорк на нашем горизонте уже года два как не показывается.