Дневник Константина - Егор Воронов

отказаться от всего, даже от самых простых и привычных в его жизни вещей. Он получил огромную силу, но лишился всего остального. И даже хваленая сила гасла со временем. Отравляя всех вокруг. Ведь все большое держится на чем-то поменьше. И мост рухнет без опор.

Наш же герой, тот человек, который идет впереди, старается вести за собой других людей, помогает почувствовать легкость, по крайней мере, он старается. Но находясь впереди, он не видит никого больше, не видит человека, который готов защитить его, человека готового… Его мучали мысли о том, имеет ли он право просить помощи, искать внимания?..

— Где я?

Константин молчал. Тьма покрывала бо́льшую часть помещения, посреди которого стояло два стула, залитых тусклым светом.

«Он пережил все это в одиночку, у меня все хорошо — у него проблемы, я не должен заставлять кого-то себя жалеть, у меня просто нет на это права…»

— Прости меня, я так виноват… Я до сих пор чувствую, что виноват перед тобой. Как я мог что-либо просить, чего-то требовать, даже и мыслить об этом!

Слова собеседника стали неразличимы. А в голове зазвучал неизвестный голос, на первый взгляд неразличимый, но полностью понятный:

«Тебе нравится этот мир?»

— Да.

«Тебе нравится этот мир?»

— Д-да…

«Тебе нравится этот мир?»

— …

«Ты им не важен, ты им не нужен, ты мешаешь»

— Я знаю… Я должен молчать. Я тот, кто несет меч, тот, кто их оберегает. Я тот, кто не должен склоняться…

«У тебя получается?»

— …

«Если тебе надоело защищать, ты должен…»

— Должен…

Константин сжал предмет в руке.

— Должен атаковать.

Выстрел.

Стрелка компаса

1

— А-А-А-А! — мой пронзительный крик пронесся по комнате. Я вскочил в кровати, еще не осознавая, что произошло.

— И-и-и! — сильный визг отдался эхом в моих ушах. Следом был дребезг. — Ой-ой-ой! Святой… я ее разбила!

— Что? — частично вернувшись в реальность я наконец-то обратил внимание на девушку в знакомом темно-синем платье. — Рима?

Девушка сидела на корточках и собирала осколки разбитой вазы.

— Божечки-кошечки, не пугай так…

— Я… Вот черт! — осознав, что произошло я подорвался с кровати и уже хотел помочь Риме, как она вдруг повела меня обратно в постель.

— Тише, тебе сейчас нельзя вставать.

«Опять?» — подумал я.

— Мне все рассказали, магическое истощение, тем более для не мага, — это серьезно! Прошу не беспокоиться, я сама справлюсь, — ее слова и легкое подталкивание руками, довели и уложили меня обратно в постель.

— Истощение?.. Что ты имеешь ввиду?

— Ты ничего не помнишь? — спросила она, продолжая собирать осколки.

— Помню ли я… — в голове вспыхивали странные картины, но я не мог разобрать, что на них было, лишь холодное и до жути мерзкое чувство пробежалось по всему телу. — Что я должен помнить?

— Тебя принес гвардеец, опять. Ты был одержим кошмаром, но тебя удалось спасти, — она подняла глаза на меня и искренне улыбнувшись добавила: — Я рада, что все обошлось. Но теперь попрошу не нарушать режим!

— Я не… Постой, кошмаром?.. Но…

— Если хочешь узнать подробнее, думаю это поможет, — поставив к стенке мешок с осколками, она достала бумажку из кармана.

«Платье с карманами? Надо же, очень удобно».

— Да, спасибо.

Я взял бумажку, сложенную в несколько раз, приподнялся и подложил подушку под спину, дабы нормально сесть.

Доброе утро, день, вечер, в зависимости от того, когда вы это читаете. Господин Константин, надеюсь с вами все в порядке. Мы все рады, что вас удалось спасти. Если вдруг после пробуждения у вас будет болеть голова — обратитесь к Римастии и попросите чай из кадола23 — вам полегчает. Если вы благодарны нам за ваше спасение, вы можете пожертвовать венки в фонд ассоциации. Не терзайте себя, кошмар был порожден не по вашей вине. Восстанавливайтесь и поскорее возвращайтесь к нормальной жизни.

Подпись П.Х.

— …И поскорее возвращайтесь к нормальной жизни… П.Х.?

— Я принесу тебе чай, — сказала Рима и ушла из комнаты до того, как я успел отказаться.

Я отложил записку и, спустившись головой по подушке, уставился в потолок: «Что же произошло? Как-то резко столько вылетело из головы…» Пораскинув мозгами, меня посетила гениальная идея. «Дневник! Это же элементарно! Зачем ломать голову над произошедшим, если я могу просто прочесть, что еще осознанный я про это писал?» — с такими мыслями я встал с кровати. В глазах потемнело, и я оперся о стену. Спустя пару секунд пелена рассеялась, и я, пошатываясь, пошел к столу. На нем лежала моя сумка, а рядом на стуле — одежда. Она была аккуратно сложена и будто заново вычищена.

«Где?! Где он?!» Потратив уже десяток минут на поиск дневника, я перерыл всю комнату, распотрошил сумку и одежду. Сидя на кровати в одном нижнем белье, я размышлял о том, что же произошло, и почему в голове такая каша. «Я помню Риму. Я помню, что приехал сюда за правдой о нападениях, о гвардии… а также…» — я вскочил с кровати.

— Аркус! — вскрикнул я в тот момент как дверь в комнату открылась.

— Ась? — Рима заглянула внутрь. — Святой Король, что тут произошло? Почему ты не в постели?

Я подбежал к ней и взял за плечи, та удивленно раскрыла глаза и сильнее сжала поднос с чашкой.

— Аркус?! Он тут был? Он меня сюда притащил? Где он?

— Ч-что, я не пони…

— Кто. Меня. Сюда. Притащил? — выделяя каждое слово сказал я.

— Я не знаю, какой-то мужчина! Тот же, что и тогда! — вскрикнула она и зажмурилась.

Я сделал глубокий вдох и выдох, после чего отпустил девушку.

— Прошу прощения…

— Н-н-ничего… Вот, прошу выпей, — она протянула мне поднос.

— Да, большое спасибо, — я забрал поднос и снова извинившись перед Римой, закрыл дверь.

«Я был у Аркуса… Мы беседовали о договоре… Это было… Это было собеседование! Я хотел вступить в ассоциацию! А потом… Потом та штука, Хауз держал меня и… и вот я тут, в комнате гостиницы, под присмотром Римы. Без памяти и дневника».

Ситуация была ужасная. Делая глотки, по вкусу напоминающего ромашковый, чая, я думал о том, зачем Аркусу и ассоциации нужен мой дневник. «Я был обманут! Это было вовсе не собеседование и не экзамен! Меня тупо надурили! Что они могут оттуда узнать?..» Бо́льшую часть дневника я вел на местном ерри́те, изначально в качестве практики, а позже по привычке. Но заметки и то, что считал необходимым скрыть, писал на русском, дабы если что, такие вот люди не смогли докопаться до того «Чем это я тут