Побег от соблазна, или Встретить Его и не узнать! (СИ) - Бурунова Елена Михайловна

Милосердная христианка продала в тот день торговцам три маленьких ребёнка. То, что я видела, сидя в клетке, напомнило мне день, когда я впервые вбежала в господский дом. Я так боялась потерять мать. Боже, кто мог подумать, что через несколько лет, я буду продана.

Глядя на орущих малышей и их рыдающих матерей, я с облегчением вздохнула. Меня такая судьба не ждёт. Моих детей не вырвут из моих рук. Не отдадут чужим дядькам. Я никогда не испытаю боль такой силь-нейшей утраты, потому что детей у меня не будет. Чтобы не ждало меня впереди, мне не так страшно, как этим женщинам, у которых отняли ча-стичку жизни.

Всю дорогу малыши сидели, сбившись вместе в углу клетки, как маленькие щенки. Они, жмурясь в темноте, рассматривали дорогу и женщин рядом. Одна молодая рабыня, подползла к ним ближе. Обняв, что-то зашептала. Что именно я не расслышала. Колёса повозки стучали о засох-шую дорогу. Наверное, пыталась успокоить детей.

Можно подумать, её доброта и сказки, были им на пользу. Нет. Дети ещё ближе жались друг другу, а один самый маленький ещё и заплакал. Я

некаменная. Мне тоже было жаль этих крошек, но моя ласка ничего не изменит. По разговору надсмотрщиков, я поняла, что детей купят ещё на подъезде к городу. Их труд будут использовать в шахтах, по добыче зо-69 лота. Пока они маленькие пролезут везде.

Господи, и эти малютки в таких нечеловеческих условиях не проживут и года. Они обречены. Старая карга знала, куда и кому их продаёт. Дети стоят дороже взрослых. Явно не библию читая, она приняла такое решения, лицемерная святоша.

Так и произошло. Чуть город показался вдалеке, как повозка остановилась. Детей за шиворот вытащили из клетки, чтобы посадить в другую клетку. Среди десятка таких же малюток, они потерялись.

В город торговцы рабами въехали с наступлением сумерек. На неволь-ничий рынок повозка въехала уже ночью. В свете факелов этот оплот ужаса выглядел ещё мрачнее. Открыв засовы, нам приказали вылезать и строиться.

Мистера Питерсона я узнала сразу. Отбивая рукояткой плети по высоким голенищам сапог, он принялся рассматривать предлагаемый ему товар. Две девушки у скупщиков рабов он наотрез отказался покупать.

«Больные девки», — сказал он.

Зубы ему не понравились, а ещё у одной не было уха.

— Такую не купят, — сказал он, отходя от изувеченной.

— А что нам теперь делать? — спрашивали прогадавшие торговцы.

— А что хотите! — пожал он плечами и направился в сторону, где стояла я.— Мистер Питерсон! — закричала я, рванувшись к нему.

Надсмотрщик, больно схватив за плечо, вернул меня на место.

— Стой, дрянь! — ещё сказал мне.

Знакомый отца, сузив глаза, подошёл и тут же ахнул от удивления.

— Дочь мистера Дарлингтона? — как-то неуверенно переспросил он.

— Да, я Лилия! Мистер Эдмунд Дарлингтон мой отец, — надежда на спасение немного оживила меня.

Отец и торговец рабами были знакомы. Ещё в нашу первую встречу я поняла, что мистер Питерсон чуть ли не пресмыкается перед влиятельным знакомым. Так, почему ему не оказать честь почившему другу, освободив меня.

— Что вы здесь делаете, среди рабов? — спросил он, окидывая меня придирчивым взглядом.

— Моя сестра совершила преступление. Она разорвала мои документы на свободу и продала меня, — рассказывала я работорговцу, наивно ожидая от него сострадания.

— Кто может доказать, что вы свободны? — спросил мистер Питерсон.

Я на мгновение задумалась. Никто. Только я и мой отец. Отца больше нет. И… о боже, я совсем забыла о женихе. У него находились оригиналы уничтоженных сестрой бумаг. Но, где он и когда объявит права на меня? Я

этого не могла знать.

— Мисс Лили, я жду!

Слова работорговца вырвали меня из раздумий.

70

— Я могу и мой жених. Отец говорил, что у него все бумаги, но я никогда не видела его, — нерешительно прошептала я, опуская глаза.

Тяжёлый вздох отцовского знакомого, как ветер, качнул пряди моих волос на голове.

— Где ваш жених? — уже спрашивает он.

— Не знаю, — честно призналась я.

Поняв, что защитников у меня нет, работорговец приободрился. Даже его взгляд стал ощутимей на моей коже. Если минуту назад он сочувстви-ем смотрел, думая, что произошла ошибка, то теперь его глаза оценивали, сколько можно получить за белую рабыню.

— Твоя мать была рабыней, ты незаконнорожденная дочь плантатора, жениха нет, документов на свободу нет, — перечислял мистер Питерсон обстоятельства, определяющие мой статус в рабовладельческом обществе.

И уже обращался ко мне на «ты»! Мою судьбу он решил за считаные мгновения.

— Ты рабыня, Лили, — сказал он, ухмыляясь, — и я счастлив, что могу обогатиться, продав тебя на закрытых торгах.

На закрытых торгах богатые мужчины покупали самых красивых рабынь. Для чего, я думаю, вы знаете. Отец часто участвовал в таких меро-приятиях. Именно на них он и купил Ию и Марию.

Знал бы мой родитель, что судьба сыграет злую шутку с его дочерью, он стал посещать бы этот вертеп порока?

— Вы мерзавец, мистер Питерсон, — подняв гордо подбородок, сказала я.Работорговец покраснел от злости. На висках выступили пульсирую-щие вены, а рука с хлыстом сама взлетела вверх. Я не опустила глаз, глядя на это ничтожество, собирающееся ударить меня. Занеся руку, он так и не осмелился приложиться к дочери покойного мистера Дарлингтона.

Сдерживаясь от этого, всё ещё бушующего в нём, соблазна, громко крикнул:— Джим, убери её в камеру!

Здоровый мальчишка моего возраста, подбежав, сразу потащил меня в камеру. Этот Джим бесцеремонно приволок меня в мой новый дом и швырнул со всей силой на пол.

— Эх, жалко, что тебя мистер Питерсон продать на закрытых торгах хочет, а то я бы чуть подпортил твой товар, — и зычно засмеялся, закрывая дверь.

Засовы лязгнули, а я вздрогнула. С рабами в открытых клетках меня не посадили. Мне, как самой дорогой вещи, выделили целую каменную камеру в торговом здании. Второй раз в жизни я была в темнице. Тогда я, правда, ждала смерти и, убитая горем отца, готова была спокойно принять её. Но, теперь я боялась неизвестности. Кто меня купит? И как я могу дальше жить, когда потеряю не только свободу, но и человеческое достоинство. Рабство умеет ломать самых сильных мужчин. А я всего лишь слабая

71 женщина, попавшая в цепи безысходности. Моя судьба в руках мерзавца работорговца и того, кто больше заплатит за желание удовлетворить свою похоть.

Пять дней я просидела в этом каменном мешке. В духоте и сырости одновременно. За день стены нагревались так, что ночью я задыхалась от, казалось бы, раскаленного воздуха. Невольничий рынок находился у самого порта, и моё маленькое окошко выходило сразу на море. Подойти и посмотреть на скудный пейзаж я не могла, потому что стену покрывала густая плесень. Она чёрной жижей тянулась вверх. Но даже если бы и не было этой преграды, я всё равно не смогла бы подойти к окну. Доно-сившаяся вонь протухшей рыбы перебивала собою резкий запах отхожего ведра у самой двери. Это не все мои неудобства. Даже живя с матерью в хижине, я спала на мягкой постели с простынями, а тут моей кроватью стала копна сена в углу. Хвала богу, что в этом убожестве не было клопов и вшей. Правда, не имея возможности умыться, я уже через два дня чеса-лась от грязи.

С этими условиями я ещё как-то мирилась. Забившись в угол, поджав ноги под себя, плакала. Но, когда мой тюремщик принёс грязную глиня-ную миску и сказал:

— Жри!

Меня несколько раз выворачивало наизнанку от этой мутновато-серой похлёбки. Кружку с водой я тоже не стала брать. Она была несвежей и дурно пахла.

Три дня я не ела и не пила. Сама морила себя голодом, думая, что это избавит меня от ужаса быть проданной. Голова начала кружиться, отчего я пребывала в полуобморочном состоянии.

На исходе третьего дня ко мне пришёл сам мистер Питерсон. Увидев моё плачевное состояние, начал кричать на Джима:

— Ты, что сума сошёл! В кого ты её превратил?! Что я получу за эти кости? Она сейчас похожа на чёрствую корку, чем на аппетитный кусочек!