Наступление ч. 4(СИ) - Александр Афанасьев

— Наам — ответил подполковник — ана атакаллям араби.[40]

— Кейф халяк?

— Аль-хамдулиллях тамам.[41]

— Хорошо — афганец перешел на русский — теперь тебя зовут Ареф Салафи, ты из Йемена. Ты бывал в Саане?

— Нет. Я служил в Адене.

— Это хорошо. Ты из южного Йемена.

— Документы?

Афганец протянул документы, полковник просмотрел

— Это что, документы? Паспорт, битака?[42]

— Это членская карточка ИПА. Тут таких полно.

— Каких — таких? Салафи — это очень опасная фамилия.[43]

Подполковник видел, что документы оформлены — плохо.

— Тут таких полно — повторил афганец — у кого нет никакого документа кроме такого. Салафи — это не имя, это кличка. Ты сражался с неверными в Йемене в составе банды душманов…

— Муртазаков — сказал подполковник — там это муртазаки

— Пусть так. Неверные посадили тебя в тюрьму, ты оттуда выбрался с помощью братьев. Тебя переправили сюда, воевать с неверными на пути джихада. Салафи — выдуманная фамилия, настоящая не имеет значения. Вот тебе еще документ… он значит, что ты работаешь на транспортную компанию. Возишь грузы.

— А если полиция?

— Откупайся. Деньги в бардачке.

— Бред…

— Таких полно. Возят грузы из Карачи. Догадайся — какие…

Догадаться было несложно.

— Что я должен буду делать дальше?

Заболь улыбнулся

— Не знаю, Салафи. Я должен был тебя встретить, на этом — все. Сафар бахайр…

Если бы Заболь сказал что-то другое — подполковник его убил бы. Это значило бы, что Заболь — провокатор.

— Хода хафез[44]… — пожелал подполковник по-афгански.

Заболь уже не слышал — он вышел из машины, хлопнул дверью. Подполковник остался один.

Черт…

Ему говорили, что этот момент — самый тяжелый. Когда рвется последняя ниточка, и ты остаешься один в целой стране и вся эта страна — против тебя, потому что ты шпион. Но надо выдержать.

Надо…

Подполковник перебрался на водительское сидение. Включил мотор.

Афганистан За несколько дней до этого.

Когда то давно ее первый редактор, когда она пошла вместе с полицейскими на задержание опасной банды наркоманов — у полицейских были бронежилеты и помповые ружья, а у нее диктофон и кофточка от Тома Форда, которую она купила только вчера — просмотрев материал, редактор покачал головой и сказал: тебя ждет или Пулицеровская премия или каталка в морге. Дженна Вард тогда была намного моложе, чем теперь, она рассмеялась и сказала — что каталка в морге ждет всех, а вот насчет Пулицеровской премии можно подумать. Редактор только грустно посмотрел на нее и больше не заговаривал на эту тему.

Думаете, Дженна Вард смирилась с тем, что ее выпнули из Пакистана как собачонку? Да не тут то было. Если бы смирилась — она бы не была журналисткой и американкой. Американцы очень любят, когда все тайное становится явным, это у них в крови. Америка не любит хитрых игр, это русские — достойные потомки Византии.

Поскольку въезд в Пакистан со стороны США был закрыт, для нее — точно закрыт — она решила попробовать с другой стороны.

Так получилось, что после государственного переворота сильно возрос интерес к СССР, тем более что для Америки действия нового правительства СССР были большой и неприятной неожиданностью — одно заявление о том, что советские войска будут оставаться в Афганистане до полного разгрома и капитуляции банд моджахедов чего стоило. Вдобавок, правительство СССР направило дипломатическую ноту Пакистану, в котором предупредило, что в случае если правительство Афганистана решит нанести удар по лагерям боевиков в западном Пакистане — то правительство СССР поддержит в этом правительство Афганистана. Нота была составлена столь хитро, что СССР нельзя было обвинить в прямой угрозе Пакистану — однако, угроза прозвучала, и угроза эта была крайне недвусмысленной. В случае продолжении Пакистаном подготовки банд исламских экстремистов на своей территории — Советская армия, находящаяся на территории Афганистана могла перейти в наступление.

В то же время, правительство СССР было объективно заинтересовано в том, чтобы американские журналисты, да и вообще журналисты свободного мира посетили Москву, Советский Союз и Афганистан и убедились в том, что там живут люди, а не варвары. С целью недопущения шпионажа и контроля над группами журналистов советское правительство придумало следующее: систему журналистских туров. В них кстати участвовали не только американцы, европейские журналисты, желающие посетить СССР тоже направлялись группами из Парижа. Туры заключались в следующем: надо было подать заявку в АПН Новости, там формировался пул журналистов. Журналисты прибывали или в Нью-Йорк или в Париж, дальше все было под контролем советской стороны — трансконтинентальный рейс на советском Иле-аэробусе, приземление в Москве, потом туры по городам, в основном в пределах средней полосы, но можно побывать и в Ташкенте. На это на все сдавали деньги — но выходило поразительно недорого, может русские сделали так специально. Сложно видеть врага в обычных людях, которых снимают американские журналисты — таксисте, ткачихе, дворнике.

Дженна Вард покопалась в своей записной книжке и нашла телефон одного парня, он был корреспондентом ТАСС в Бейруте, когда там было очень и очень жарко — а она тогда представляла журнал Life. Первым делом, она забронировала себе место в журналистском пуле, а потом — поговорила насчет того, а нельзя ли посетить Афганистан. Ну, там… просто посетить Кабул, посмотреть на мирную жизнь, посмотреть на советских солдат с другой стороны. Она не ожидала, что ей дадут добро — «скажут да», как говорили русские — но через десять дней ее русский друг перезвонил и сказал, чтобы она готовилась. Обрадованная, она заключила до момента отлета сразу три контракта — из них один звездный, можно сказать — Тhe Times. Страховка аппаратура — она поехала опять без оператора, потому что в такие опасные места как Афганистан мало кто согласится лезть — и в нужный день, кутаясь в пуховик, который она купила на распродаже армейского имущества, она стояла вместе со своими коллегами в здании ДжиЭфКей[45], ожидая рейса на Москву. Коротая время, она рассматривала своих коллег, вычисляя среди них работников ЦРУ. Все равно, журналисты знали друг друга, и затесаться среди них левому человеку незаметно никак не получилось бы. К ней, кстати, не лезли, видимо понимали что пошлет — хотя пока она была в Штатах — периодически замечала, что за ней следят.

Советский самолет, который летал на этом Реймсе, оказался неожиданно большим и просторным — почти как Джамбо[46], только салон был попримитивнее, а кресла — все одинаковые, по удобству они примерно соответствовали классу эконом на внутренних американских линиях — перелетать океан на них журналистам было конечно затруднительно. Пряча в багажный отсек сумку, Дженна натолкнулась на блондинку лет сорока — но все еще следящую за собой и выглядящую на тридцать с хвостиком.

— Вы у окна? — улыбнулась блондинка

— Вероятно да.

— Марша Уиттакер — протянула она руку, рукопожатие было неожиданно сильным, почти мужским.

— Дженна Вард.

— А…

Видя помрачневшую Дженну, блондинка заливисто засмеялась

— Да бросьте, милочка. Я в хорошем смысле. Хотелось бы и мне так работать, не завися от редактора…

— Поверьте, в этом мало хорошего. У вас по крайней мере чек с зарплатой каждую неделю в кармане[47].

— Да, а за это ты должна заниматься моральной проституцией.

— Где работаете?

— Уолл Стрит Джорнал.

— Ого…

Блондинка улыбнулась

— Поверьте, в этом нет ничего хорошего.

— Кроме зарплаты. Скажите, а какое дело Уолл Стриту до того, что происходит в СССР?

— Как ни странно — большое. Вы следите за котировками?

— Временами…

За котировками в основном следили те, у кого были акции пенсионных, или взаимных фондов. Дженна Вард прикупала землю в Техасе, как только у нее были свободные деньги — консервативное вложение, но земля есть земля.

— С каждым месяцев все хуже и хуже. Придурки завели страну в тупик.

Уолл Стрит Джорнал хоть и считалась центристской газетой, но в Нью-Йорке большинство составляли демократы и Марша Уиттакер видимо была из их числа.

— На бирже черти что творится. Эти парни привыкли к росту, если сегодня даже спад — то завтра обязательно будет рост. А сейчас роста нет как нет, мы выдыхаемся. После бойни в понедельник котировки так и не восстановились, более того…

Марша доверительно понизила голос

— Я встречаюсь с одним парнем, он ворочает серьезными делами на УоллСтрит. Он по секрету сказал мне, что правительство через подставные структуры поддерживает курсы, выкупая тонущие акции, и это все не слишком то законно. Если бы этого не было — давно случилось бы кое-чего похуже понедельника, понимаете?