Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4 - Коллектив авторов

* * *

Борьба казаков за политические свободы и суверенитет Войска Донского отмечена в истории России не только воинскими подвигами казаков-повстанцев и ужасом репрессий, обрушенных на население Дона войсками Петра I, но и созданием оригинальной философии собственно казацкого бытия. Автором её стал прославленный вождь повстанцев, атаман Игнат Некрасов, который пользовался большим авторитетом среди казаков. Он и составил для своей общины правовой кодекс – «Заветы Игната». «Казаки и их дети должны гутарить по-старому». Так гласил 16-й пункт этой уникальной рукописи. «Заветы Игната» – это философски осмысленный свод национальных и социально-бытовых установок казацкого народа, написанный, по преданию, лично Некрасовым. Этнический кодекс «Заветы Игната» включал более 170 статей, регламентирующих почти все аспекты национального бытия казаков, здесь же давались весьма жёсткие рекомендации по примерному наказанию для отступников.

В этом национальном кодексе бесспорно прослеживается традиция как древнерусских морализаторских памятников – «Домостроя» протопопа Сильвестра и «Поучения детям» князя Мономаха, так и мусульманских религиозно-этических сводов. Некоторые исследователи указывают на несомненную смысловую связь казацкого кодекса с исламским собранием «Хадисов Пророка Мухаммеда», регламентирующих все стороны жизни правоверного мусульманина.

С особой тщательностью в «Заветах Игната» прописаны нормы самобытной этнической морали казаков, позволившие в итоге некрасовцам сохранять более 200 лет свою национальную самобытность в инонациональной и инорелигиозной среде.

«Заветы», безусловно, требовали заключения браков только внутри казацкой общины. За попытку вступить в брак с иноверцем полагалась смерть. Казаки-мужчины и дети обязаны были говорить на древнем языке казаков – ныне почти исчезнувшем «донском гуторе». За личные экономические или криминальные взаимоотношения с турками казака ожидала смерть. Национальное достоинство казаков тщательно оберегалось «Заветами»: «Казак казака не нанимает. Денег из рук брата не получает. Сиротам нашим и престарелым помогает Войско, дабы не унижать и не унижаться».

В области защиты семейных устоев «Заветы Игната» фактически повторяли многовековые семейно-этические нормы запорожцев. Казаку за измену жене полагалось 100 плетей. Казачку за измену ожидала жесточайшая смерть – её закапывали по шею в землю и оставляли вплоть до смерти без воды и пищи. Дочь или сын, поднявшие руку на родителей, наказывались смертью. «Младший брат на старшего руки не подъемлет, – жёстко требовал кодекс Некрасова, – Круг плетьми накажет». За измену казацкому Войску или богохульство полагалась смерть по решению Круга.

Кодекс «Заветы Игната» требовал отмщения за пролитую врагами казацкую кровь. Слова атамана Некрасова не расходились с делом.

В 1711 году, хорошо обустроив своё Войско на Кубани, Некрасов решил, что пришла пора поквитаться с царской властью за кровь булавинских повстанцев. С большим конным отрядом (более 3,5 тысяч сабель) Некрасов вторгся на территорию поволжских русских губерний. Атаман был опытнейшим мастером маневренной войны: казацкий отряд с боями прошёл всю территорию Саратовской и Пензенской губерний, а затем благополучно вернулся на Кубань.

Пётр I был взбешён рейдом Некрасова. Астраханский губернатор Пётр Апраксин получил приказание жестоко покарать «воров» – для этой цели был сформирован специальный корпус из русской пехоты и конных калмыков. На Кубани планировались те же кровавые «подвиги», которые осуществлял Долгорукий в 1708 – 1709 годах на Дону. Однако в условиях предгорий Западного Кавказа организовать широкомасштабные карательные акции оказалось затруднительно: поход Апраксина фактически стал «ударом по воздуху». Бессмысленно потеряв в боях с казаками 150 солдат и 540 резервистов-калмыков, воинство Апраксина потянулось обратно в Россию.

В ответ на поход Апраксина атаман Некрасов зимой 1712 – 1713 годов совершает масштабный военный рейд через Нижний Дон в Слободскую Украину. В дыму сжигаемых помещичьих усадеб казаки дошли вплоть до Харькова.

В 1717 году состоялся новый масштабный поход. Некрасовцы с боями прошли по широкой дуге через несколько российских губерний: от Волги – через Хопёр и Медведицу на Верхнем Дону – обратно на Кубань. В этом походе атаман Некрасов с особой тщательностью поквитался с теми казацкими коллаборационистами, которые когда-то предали дело Булавина.

Казацкая Республика на Кубани стала буквально «бельмом в глазу» для имперской администрации Петра I. Атаман Некрасов никак не хотел воевать по правилам европейской армейской науки с её фронтальными атаками, планомерными манёврами и большим обозом. Стремительная казацкая конница налетала как будто бы ниоткуда – жестоко «жалила» неприятеля и столь же стремительно отступала.

Русский царь решил выкурить некрасовцев с Кубани дипломатическим методом. По указу самодержца русский посланник Василий Блёклый прибыл в Бахчисарай с богатейшими подарками и чёткой инструкцией – во что бы то ни стало добиться выдачи казаков царским войскам.

Хан Девлет-Гирей II с почётом принял посланника в своём дворце и внимательно выслушал. Воодушевлённый этим приёмом, Блёклый настойчиво попросил выдать России казаков-некрасовцев. В ответ Девлет-Гирей с усмешкой покачал головой: «Я не могу отдать русскому царю то, что мне не принадлежит».

* * *

В 1711 году, продвигаясь из Тамани через земли черкесов, французский путешественник Анри де Ла Мотрэ достиг большой реки Кара-Кубань, которую проводники называли ещё Большая река, то есть Уллу-кам, что совпадает с карачаевским названием реки Кубань у её истоков. По словам путешественника, жители здешние говорили на татарском языке, пекли хлеб в золе, ели конину, пили кумыс и айран. Понятно, что речь идёт о карачаевцах.

В начале XVIII века балкарцы и карачаевцы, утеряв в предшествующий исторический период своё древнее скифское руническое письмо, имели письменность на основе арабского алфавита, о чём красноречиво говорит так называемая Холамская надпись 1715 года, найденная в ауле Холам, надпись 1709 года и другие.

В XVIII веке балкарцы жили оседло на северных склонах центральной части Главного Кавказского хребта. Соседями Балкарии были: с севера – Большая Кабарда, с востока – Осетия, с юга – Сванетия и с запада – Карачай. Балкарские селения были расположены в труднодоступных ущельях рек Баксан, Чегем, Черек и Урвань.

По свидетельству Ксавери Главани, к 1724 году в Балкарском ущелье имелось всего «500 жилищ».

Глава 12. На службе российских императриц

до эпохи Пугачёва

(1725 – 1773 гг.)

Издавна известно о постоянных произволах

и непослушании переменчивых и непокорных

запорожцев. Как мятежники и непослушники, они подлежат уничтожению и заслужили казни.

Из Грамоты-обращения Петра Iк украинскому народу от 26 июня 1709 г.

I. На Дону

В январе 1725 года Пётр I скончался. Последовало кратковременное правление Екатерины I, потом Петра II. Это был период жесточайших придворных интриг и борьбы за власть. Но казачество, да и вся Россия получили передышку от повального реформаторства, масштабных проектов и войн. В 1727 году Пётр II даже сделал уступку черкасам, удовлетворив их просьбу об избрании гетмана, которым стал Данило Апостол. Правда, правительство попыталось повторить сыск беглых на Дону, комендант Нового Ретраншемента получил приказ изъять всех, кто пришёл сюда с 1695 года. Но казаки созвали Круг и постановили, что они государев указ выполнят и беглых вышлют – однако лишь тех, кто поселился на Дону после 1712 года, иначе «многие городки запустеют» и для службы людей не хватит. Сенат ходатайство не удовлетворил, подтвердил прежнее распоряжение. Но, когда в Новый Ретраншемент для смены гарнизона направился очередной комендант Рогов с полком солдат, его встретил войсковой атаман Расторгуев и посоветовал дальше не ходить – потому что казаки возмущены, а те, кто подлежит выдаче, собираются эмигрировать на Кубань. Пётр II упрямством своего деда не обладал и пошёл на попятную. 1695 год был в указе исправлен на 1712-й. И, разумеется, оказалось, что все беглые обосновались на Дону раньше.

* * *

Попав под державу Российскую, казаки не приобрели лучших духовно-созидательных возможностей. Царям нужны были дешёвые по содержанию полки и потому в казачьем народе создавался особый дух военного строя, наряду с постоянными культурными ограничениями.

После подавления повстанческой войны Кондратия Булавина, с распространением фактической юрисдикции Российской империи на все войсковые области Присуда Казацкого социальное положение широких слоёв казацкого народа значительно ухудшилось. Историк Б. А. Алмазов считает, что социально-экономическая политика российского самодержавия по отношению к казакам была направлена на «выбивание экономических основ независимости у большей части казачества, расслоению его и постепенному переводу на службу империи». «Новые запреты и законодательные акты, – подчёркивает Алмазов, – превратили в итоге казачество в одно из самых угнетённых состояний в России. Власть предержащие постоянно внушали казакам, пугая жизнью за границей, например в Турции, что там-де христиане платят „налог кровью“, то есть часть христианских мальчиков становятся янычарами и всю жизнь обречены служить и воевать. При этом отчего-то забывалось, что российские казаки платили такой же „налог кровью“ непрерывно и поголовно, все – от мала до велика».