Маленькие - Елена Некрасова

– Сморщенный – это Бо-а-ра, наш президент, ему стукнуло уже пять тысяч лет. Только вы не общались с ним лично, была создана интерактивная скан-проекция, способная реагировать на возможные вопросы реципиента. Это иллюзия общения.

– А вы… не иллюзия, Иван Денисович? Почему у вас с братом такие русские имена… вы ведь не русские, да?

– Вы правы, по-настоящему меня зовут Хоми, а Олега – Куи. Но это очень приблизительное звучание. В русском да и во всех других языках нет соответствующих звуков.

– А можете сказать что-нибудь на своем родном языке?

– Конечно. Я даже спеть могу. Но давайте сначала выпьем, Марья Ивановна…

µ

Подумать только, пробыла до темноты… Хорошо, договорилась с соседями, чтобы впустили Зорьку в загон, если та придет раньше. Бедняжка мечтает о дойке, а хозяйки след простыл… Так и есть, вымя переполнено. Увидела Марью Ивановну и замычала от обиды.

Так, накинуть молочный халат, нельзя томить скотину… а, взять фонарь, в хлеву перегорела лампочка. Ну, ну, бегу, моя хорошая, не плачь…

Марья Ивановна собиралась идти пешком, но Иван настоял – хочу, мол, доставить на машине прямо к дому. Сказал, что никаких следов алкоголя в его организме уже не осталось, как-то они умеют это делать… но сама она захмелела не на шутку, да и вообще – кому рассказать, подумают, что совсем сдурела, лечиться надо. Получается, в ее жизни есть тайна…

Ведро звенит под тугими струями, Зорька сегодня прямо ударник труда, молоко не кончается. А сколько пауков развелось этим летом, за вечер оплели всё вокруг! Пока она впотьмах пробиралась в хлев, лицом несколько раз попала в паутину. Теперь на глазах и на губах эти липкие нити, тьфу ты…

Какую странную песню он исполнил, разве это пение? Как будто всхлипы и вскрики. А потом они вместе спели «Дубинушку» и что-то еще… и Иван заявил, что ее голос идеально подходит для исполнения таких вот странных песен, якобы у нее особый тембр, а языку он ее обучит. Нет уж, увольте… Еще она зачем-то разоткровенничалась, что последние несколько лет мечтала родить ребеночка от любого приличного человека, рассказала, как на областном семинаре соблазняла женатого завуча из Тулы, а он испугался ответственности… Вот дура… До чего хочется спать, а молоко и не думает кончаться, хорошо полакомилась Зорька сегодня… скорее всего, пролезла в чей-то огород и наелась капусты. Ага, Гусевы новый забор ставят, у них и подъела…

Марье Ивановне снится, что она летит над каким-то большим городом, высоко над домами. Что за унылый пейзаж, как будто мир стал бесцветным? Скопища голых черных деревьев, всюду снег, но не пышный, а какой-то облезлый. И грязно-серые многоэтажки разбросаны там-сям, ульи человеческие. Дальше видны высокие острые здания, неужели Москва? Или Петербург: может, это игла Адмиралтейства? Как быстро настала зима, надо же… Уже смеркается, одетые в темное люди осторожно идут, боясь поскользнуться. Она пролетает вдоль длинного фасада, заглядывая в окна квартир. Пусто, пусто… вот мальчик смотрит телевизор… и опять пусто и темно… ну понятно, еще не вернулись с работы. Старушка стрижет старичка… еще одна пожилая женщина развешивает белье на балконе… А вон там светится окно, посмотрим… Марья Ивановна подлетает поближе, заглядывает. Вот это да! Не квартира, а настоящий аквариум! Комната доверху заполнена водой, а среди мебели плавают блестящие рыбы. Чего только не придумают… Она видит, как из дверного проема выплывает человек: ух ты, здесь и жильцы есть! Да это же Иван, ну конечно… он заметил ее, улыбается и машет рукой. Вот он уже совсем близко, их разделяет только стекло. Иван улыбается, но как-то странно… натянуто и неестественно. Или вода так искажает черты? Как же им поговорить, она не сможет войти в эту комнату, она и плавать-то не умеет… а Иван пытается что-то объяснить жестами, ничего не понятно… И вдруг Марья Ивановна так разозлилась, прямо бешенство нахлынуло, р-раз! Ударом ноги она разбила оконное стекло, пускай вылезает оттуда! Нечего кривляться за стеклом! Выдумал еще под водой разговаривать! Но почему же… она ожидала, что вода тут же хлынет наружу, а вода застыла, будто студень какой-то… В стекле зияет дыра, а вода ни с места. Марья Ивановна чувствует, что Иван ее предал, так обидно, она чуть не плачет. А Иван уже не улыбается, смотрит осуждающе – зачем, мол, хулиганишь? Хочешь померяться силами? Ты же дура деревенская, а я потомок великой расы. Он молчит, но именно эти слова жгут ей мозг, а лилипут, смерив ее напоследок презрительным взглядом, отворачивается от разбитого окна… Ку-ккаа-ррре-ку!

Ой, она спала одетая, даже постель не разобрала. Хорошо, что заголосил петух, сон уж больно противный. И главное, что про Ивана такая чушь приснилась. Выходит, что где-то в глубине души она ему не доверяет… нет, глупости, просто так много необычного, что мозг не успевает переварить…

Чтобы отвлечься хоть немного, Марья Ивановна решила навести красоту во дворе. Но мысли толпятся, вопросы одолевают еще сильнее вчерашнего – а если это вообще наваждение? Просто длинный-предлинный сон? Даже проверила, не стоит ли в буфете банка с клубничным вареньем, приготовленная в подарок Ивану. Такая рифленая банка из-под импортного джема в доме только одна, и если… но нет, нет ее. Да и курица, с которой она так долго возилась… и судок отсутствует, и сумка, в которой относила гостинцы. А ведь хотела забрать домой эту сумку, с чем теперь ходить в магазин? Олег так злится на нее, так сильно ревнует брата… А как же Гришка? Неужто правда его вчера оживили? А потом с ним что-то случилось, кажется… Олег так орал, трудно было разобрать слова. Надо сходить к Нюре, вдруг она в курсе… Ну нет, Марья Ивановна не должна лгать самой себе. Все эти вопросы стыдливо пытаются прикрыть один главный – была ли у них вчера близость с Иваном? Как же его зовут по-ихнему… не вспомнить, чудно как-то. Неужели это случилось? Она не уверена… Когда они спели дуэтом, Иван предложил шутя выпить на брудершафт, и они поцеловались, тоже как будто в шутку. И тогда у нее в голове всё помутнело, стены поплыли, а потолок опустился и укрыл чем-то мягким и приятным до одури, она испытала сильнейший оргазм, это точно… но не тот примитивный оргазм, над которым всегда ей приходилось трудиться, сомнительное удовольствие под чужое пыхтение и ненужные слова. О нет, вчера совсем другое… и можно ли сравнивать это с оргазмом? Но тогда с чем же… это было телесное ощущение, очень телесное. Как будто каждый сантиметр ее тела блаженствовал, каждая клеточка, но ничего похожего на секс с партнером – Ивана она не видела, даже не ощущала рядом с собой… а волны наслаждения накатывали и отступали, изредка мелькали странные пейзажи, какие-то вязкие, плывучие, будто природа плавилась от жары… А потом она очнулась в кресле, Иван сидел напротив, как ни в чем не бывало предложил ей рюмочку своей фирменной наливки. Она выпила и засобиралась домой, он не противился, только настоял отвезти на машине… И что всё это значило?

– Маша-а! Ма-аш! Ты чего не отвечаешь, не слышишь, что ль?

И правда, Людка Осипова уже давно покрикивает с огорода, только Марья Ивановна не сфокусировалась, что крики соседки обращены именно к ней.

– А? Извини, задумалась что-то…

– Оно и видно. Бродишь там как вареная уже три часа, не выспалась?

– Просто давление сегодня низкое, голова шумит.

– Ты ж ничего не знаешь, наверное? Гришка Скворцов совсем умом тронулся, с утра у магазина речь проповедовал. Мол, животные тоже люди, а он умеет по-ихнему говорить и мысли их понимает. Представляешь? До белочки допился мужик. Хотя, говорят, он был трезвый и шпарил как по писаному… Главное, лошадь Фомича от него не отходит, Фомич хотел ее увести, так она его лягнула. Гришка теперь на ней как прынц разъезжает.

– А Нюра знает?

– А то! Она ж милицию вызвала. А они поговорили с Гришкой и всё, еще за ложный вызов хотели с нее штраф получить.

– Надо же… а может, это правда?

– Что правда?

– Ну, что он язык зверей понимает…

– Да ладно! Гришка-то? Маш, ты чего? Это ж пьянь беспробудная, каких мало. А! Вот еще новость: какая-то старуха его пожалела и жить позвала – стыдно, мол, святого человека обижать. Ну, так то старуха, из ума выжившая, а ты чего?

– Какая старуха?

– Да мошкинская, говорят.

– Так он в Мошкино будет жить?

– А я почем знаю? Говорят.

γ

После ненавистной Каменки так приятно пройтись по набережной Патайи! Ночной ливень вымыл город, всё блестит и дышит свежестью… Эх, кабы не обжорство… Он терпеть не может острую тайскую кухню, нашел испанский ресторан и заказал огромную порцию парриллады, вот же хватанул! Официант порывался унести остаток, каждые пять минут подходил и спрашивал – можно забирать? Причем как-то утвердительно спрашивал, мол, ясное дело – кишка тонка. А Куи, прихлебывая пиво, отправлял в рот то гребешок, то креветочку… и всё доел, вроде как назло. Но объелся ужасно. Тело хочет упасть и не двигаться, и такое впечатление, что не только живот, но и мозг набит этими морепродуктами…