Колумбы российские - Виктор Петров

И Баранов крепко стукнул кулаком по столу.

С приездом Баранова положение дел на Кадьяке немного поправилось. Его побаивались. Слишком уж крут был он с непокорными. Навел порядки Александр Андреевич, опять беспрекословно слушаются его промышленные и алеуты, и по-прежнему воюет он с мореходами и монахами.

Прошел еще год. Изредка получал Баранов сообщения из Михайловского о положении на Ситке. Видно, Медведников и Наквасин хорошо управляют там. Посылают людей в море ловить рыбу да зверя морского бьют, а кроме того, и форт застраивают, новые дома пристроили, частокол укрепили — все время нужно следить за индейцами, не дай Бог нападут дикари.

Баранов доволен выбором своего места на Ситке. Как-то он разоткровенничался с Кусковым:

— Ну что, Иван Александрович!.. — Баранов всегда, когда был в хорошем настроении, называл его по имени и отчеству. — Вот переживем здесь зиму да весной следующего года переберемся всей конторой в Михайловский. Легче там будет, как ты думаешь, ДРУГ?

— Конечно, легче, Александр Андреевич, разве ж можно сравнить, — там и зимы-то почти нет. Вот бы только наладить нам дела с провизией. Просто невмоготу людям, полгода жрем, как следует, а полгода — зубы на полку, улитками питаемся.

Нахмурился Баранов…

— Ну-ну, нечего напоминать, сам ведь знаю. Но и ты знаешь, подтянуло нам животы этим летом, а тут и Бог помог, пришло американское судно, провизии взяли у него в обмен на меха…

И действительно, помощь Баранову в этом году пришла неожиданная. Когда нависла опять опасность голодной смерти — никаких кораблей из Охотска, в гавань вдруг вошло американское судно. Сделка была заключена быстро к обоюдному удовольствию обеих сторон. Мехов «американцу» Баранов продал на сумму в 12 тысяч рублей ассигнациями и в обмен получил провизию, которой должно было хватить на несколько месяцев.

Прошла еще одна зима, и с первыми теплыми днями весны 1802 года вновь стал готовиться Баранов к переводу своей главной конторы в Михайловский форт на Ситке. Но пришла байдара с Уналашки и привезла тревожные вести. Дома, в России, дела ухудшились. Появились слухи о возможности войны с Англией, а это значит, что нужно было ожидать и визита английских кораблей на Кадьяк. Пришлось пока временно отложить планы переезда в Михайловский. Не теряя времени, Баранов со своей обычной энергией взялся за укрепление Кадьяка. Внутри острова в нескольких верстах от гавани Баранов устроил убежище, построил хорошее здание, куда перенес все важное оборудование и остатки провизии, а вокруг гавани решил установить батареи. Позже отправился на остров Афогнак, что невдалеке, — проверить дела находившейся там артели.

И за время отсутствия Баранова на Кадьяке получено было страшное сообщение о судьбе людей, оставшихся на Ситке, которое, как громом, поразило все русское население Кадьяка и самого Баранова, вернувшегося с Афогнака. 24 июля в гавань вошел английский корабль «Уникорн» под командой капитана Барбера, он-то и привез страшные вести.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ: ТРАГЕДИЯ НА СИТКЕ

1

24 июня 1802 года… День выдался на редкость теплый… только на самом берегу моря еще тянуло прохладой, а в самом форте Михайловском после полудня стало даже жарко. За два года на Ситке жители Михайловского пообжились, привыкли и как-то меньше стали остерегаться свирепых индейцев-колошей. Случались, правда, в начале небольшие стычки, были даже раненые. К счастью, среди защитников форта Михайловского никто не был убит. Как видно, индейцы убедились, что русские воюют не хуже индейцев, а главное — у них оружия и боеприпасов побольше. Попробовали колоши напасть на партии охотников раза два, да получили такой отпор, что присмирели и больше никаких неприятностей не было.

Стали появляться в Михайловском женщины-индианки, помогать на кухне да на огороде. Но положиться на них нельзя было никогда. В самое нужное время они вообще могли не явиться. Иногда их не видели неделями, а потом вдруг появятся группой и приходят каждый день. Что они делали в свое отсутствие, чем занимались, — от них не добьешься.

Поэтому, может быть, в этот ясный, солнечный воскресный день 24 июня никого из русских обитателей форта Михайловского не удивило, что сегодня индианки опять не явились. Промышленные обжились, раздобрели на Ситке. Жизнь здесь была легче, чем на Кадьяке, да и строгого Александра Андреевича Баранова рядом не было. Привыкли к Михайловскому, к лесам, подступавшим к самым стенам форта, к морскому берегу настолько, что стали меньше думать об опасности нападения индейцев. Дисциплина упала — стоило ли держать военную стражу на стенах и у ворот, если до сих пор ничего не случилось?

Кое-где по берегу бродили отдельные люди. Одни, лениво сидя у байдарки, чинили что-то, другие пошли в лес, многие спали в тени у частокола. Начальник форта Василий Медведников завалился спать в своей комнате на верхнем этаже казармы у стены форта, а его помощник Наквасин тоже забрался наверх, на второй этаж казармы, нависавший над бревенчатой стеной, откуда можно было видеть и лес позади форта, и горы вдали. В этот полуденный час форт представлял собой непробудное, спящее царство.

Что могло бы встревожить постороннего человека среди этой мирной картины июньского дня, так это полное отсутствие индианок, а еще вчера они толпились на дворе. Мужчин-индейцев внутрь форта обыкновенно не пускали, и все свидания с ними происходили на берегу, который был хорошо виден и из ворот форта, и из угловых башен. Единственными женщинами в колонии в этот день были несколько индианок, живших постоянно в Михайловском. Это были сожительницы промышленных.

Молодой промышленный Абросим Плотников, крепкий, широкоплечий, с белокурыми длинными волосами, оправил свою рубашку, подтянул пояском, лихо набок накинул на голову фуражку и вышел из ворот. Взглянул на окошко над головой и крикнул в это время выглянувшему Наквасину:

— Пойду к речке за телятами присмотреть.

Быстрыми шагами дошел до леса и тотчас скрылся в его густой чаще.

Посмотрел Наквасин на залив, увидел Кузьмичева и Изохтина, которые далеко в море гребли усиленно на своих байдарках… решили рыбы половить. Вскоре и они скрылись из виду. Больше половины русских промышленных разбрелись из форта кто куда, благо и день-то был на редкость приятный. В самой крепости осталось только шестнадцать русских да несколько женщин, сожительниц промышленных. Все алеуты-партовщики или в лесу, или на море. Из русских отсутствовали Урбанов, Карпов да Афанасий Кочесов, их не было уже несколько дней. Двое других — Кузьмичев и Изохтин — поехали ловить рыбу. Кроме того, отправились в большой байдаре за сивучьим мясом Куниковский, Батурин, Еглевский и Зырянов.

Любимец Баранова Тимофей Тараканов в маленькой байдаре лениво греб вдоль берега. Он собирался обогнуть мыс и поохотиться на нерп.

2

Часа в два дня Плотников вернулся из леса, где проверял стадо молодых телят. Неторопливо подошел к казарме, как вдруг увидел что-то, от чего у него сердце вдруг остановилось и ноги, казалось, приросли к земле. Из леса внезапно показались толпы размалеванных индейцев-колошей, которые, на ходу размахивая своими копьями, бежали к воротам форта. С противоположной стороны, со стороны скал на берегу моря, к форту приближалась другая огромная толпа индейцев. В их намерениях ошибиться было нельзя. Индейцы, очевидно, вступили на тропу войны — и это было нападение на форт.

Дальше все произошло быстро и неожиданно. Кинулся Абросим Плотников к казарме, но там, видно, увидели нападавших индейцев и плотно заперли ворота. Дернул ручку ворот Абросим, раз, второй — не поддается. Видит он — подбегают уже краснокожие к воротам… оглянулся и ринулся в скотную избу… Там у него хранилось ружье, и он подумал, что, может, сумеет дорого продать свою жизнь.

В скотной схватил ружье и вспомнил, что видел в углу перекошенное от страха лицо Насти, молодой алеутки-скотницы, крикнул ей:

— Беги в лес, Настя, хватай ребенка… не мешкай… может, успеешь!

Женщина выбежала, бросилась искать своего ребенка, а Плотников закрыл дверь на запор…

Не прошло и минуты, как в дверь загрохотали чем-то тяжелым… раз… два… три… дверь рухнула, и в полутемное помещение ворвались четыре колоша. Абросим выстрелил вслепую, но не попал в атакующих. Те бросились на него. Один схватил ружье Абросима, другие вцепились в кафтан. Абросим рванулся с нечеловеческой силой, оставил в руках индейцев и ружье и кафтан и в момент нырнул головой в окошко… Вскочил на ноги, страх придал прыти, и он понесся к лесу. Два индейца, погнавшиеся за ним, отстали, и Плотников скрылся в чаще. Там он знал большое дерево с дуплом, куда и влез. Из дупла он мог видеть индейцев, искавших его по лесу, но, видно, хорошо он был укрыт, и индейцы, не найдя его, вернулись обратно к форту.