Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители - Василий Песков

Шишкин хорошо знал и любил лесное свое отечество. «Безмерная любовь к родной земле, к русской природе сообщила силу его искусству и сохранила полотнам художника популярность до наших дней».

В поисках вдохновлявшей его натуры художник много ездил и ходил по российским проселкам, по лесным дорогам и тропам. Таким «легким на ногу», в высоких сапогах изобразил живописца на одном из полотен художник Крамской. Именно этот портрет встречает сегодня приходящих на выставку — богатырь, которому все нипочем.

И поражаешься, зная, что умер Иван Иванович Шишкин в расцвете жизненных сил от нелепой случайности: натер ногу новыми башмаками, и воспаление охватило все тело. От кого-то я знал это с детства. Позже прочел: такой же богатырь (лесничий, отец Владимира Маяковского) умер от укола пальца иголкой, сшивая бумаги. И это при том, что солдаты в те же времена, когда антибиотиков еще не было, выживали со страшными ранами в грязных окопах. Судьбу угадать невозможно. Человек в жизни поразительно уязвим или, напротив, поразительно жизнестоек.

Портрет И. Шишкина. Работа художника И. Крамского.

Фото из архива В. Пескова. 15 ноября 2007 г.

Легендарная Mышковка

(Окно в природу)

В 1975 году я беседовал с маршалом Василевским. Среди множества разных вопросов ему был и такой:

— Разглядывая карты, невольно обращаешь вниманье: многие из сражений проходили по рекам и даже вошли в историю по названьям рек: битва на Волге, на Днепре, Висло-Одерская операция…

— Да, это действительно так. Можно вспомнить битву на Сомме в первую мировую войну. Битву на Калке — предвестницу татаро-монгольского ига. Полезно вспомнить, почему московского князя Дмитрия стали звать Дмитрием Донским, а новгородского — Александром Невским. Реки всегда были рубежами, которые обязательно учитывались противниками. Волга и Днепр — реки большие. Но случалось, и маленькая речушка становилась местом очень жестоких боев.

Мы с вами разговор этот ведем для читателей молодых. Пусть на карте юго-западней Сталинграда они отыщут синюю жилку с названием Мышкова.

Речка эта впадала в Дон чуть выше станицы Нижне-Чирская. На этой речке решалась судьба Сталинградской битвы. Манштейн, спешивший на выручку окруженному Паулюсу, был остановлен именно тут. Прямо с тяжелого марша войска Малиновского заняли оборону по Мышкове. Она была единственным местом на голой равнине, где бугры родной земли могли помочь нам выстоять.

Для тех, кто хочет узнать подробности ключевого сраженья у Волги, советую прочитать (или перечитать!) роман Бондарева «Горячий снег». Я два раза его не прочел — проглотил и жаждал увидеть небольшую речку, текущую ныне в Цимлянское море.

Минувшим летом с другом Анатолием Яковлевичем Митронькиным, живущим в Саранске, мы на его «газике», изучив карту, двинулись к Мышкове. Первое впечатление от этих мест: желто-бурая степь, почти пустыня после жаркого лета. Много пологих балок, помогавших в 42-м году скрытно сосредоточить и сомкнуть наши войска вокруг Сталинграда. Только тут, на месте, понимаешь: в котел окруженья попало немаленькое пространство. Нашему командованию было ясно: немцы сделают все возможное, чтобы вызволить окруженных. 12 декабря 1942 года несколько собранных в кулак армий во главе с опытным и авторитетным фельдмаршалом Манштейном со стороны Ростова были двинуты к котлу на Волге.

Мы ехали по тем местам, где триста танков, много другой бронетехники, пехота и авиация Манштейна вошли в соприкосновенье с войсками, преграждавшими путь им до окруженных.

В почти безлюдных степных пространствах мы добрались до поселка Октябрьского, где к нам присоединились проводники — местные краеведы Ольга Белякова, Виктория Власова и вооруженный металлоискателем Юрий Михайлович Луговой.

Степными проселками, на которых лишь здешние люди могут не заблудиться, мы подъехали к месту, куда стремились. В низине, в космах осоки и камыша, блестела вода, слева за рощицей у реки пряталось сельцо Васильевка, справа навесной вантовый мост вел в Капкинку. Оба селения были центральным местом решающего сраженья.

С воды взлетела беспечная стайка уток, а на другом берегу Мышковы два молодых гуртоправа на лошадях гнали коров к водопою. Сколько в жизни перевидал я больших и маленьких рек — от родной Усманки до Миссисипи, Юкона, Лимпопо, Нила, — такого волненья не испытывал. «Вот тут, где стоим, все и было шестьдесят пять лет назад…» Хорошо знающий свое дело Юрий Михайлович подает мне четыре позеленевших в земле патрона и осколок от бомбы — все найдено тут, под ногами.

Хотелось увидеть речку у истока ее. И мы это место находим минут через сорок, остановившись у огромного камня, неведомо как попавшего на степную равнину. Рядом с ним из земли вытекает тощенький ручеек, уже способный, однако, тянуть брошенный в него коробок спичек. Далее он течет, окруженный осокой и лозняком, и очень скоро превращается в речку, перепрыгнуть которую уже невозможно.

Непомерно жаркое минувшее лето выпило в этой степи всякую воду. Мышкова в верхнем течении временами превращается в цепь плесов и бочагов. Раздвигая осоку, ее можно перейти посуху.

Мышкова невелика. Если провести прямую линию от истока до владенья ее в Цимлянское море, выйдет семьдесят километров, но если в прямую линию растянуть речку, то будет больше двухсот километров — Мышкова огромными петлями вьется в этих степях.

Помеченная метелками камыша и гривой осоки, река напоминает юркую мышкующую лису — за что, возможно, и названа Мышковой. Лругая особенность речки — ее высокий правый северный берег. На него и сейчас от воды непросто подняться, зимой же по снегу и для танка, и для солдата это преграда серьезная. И потому-то равнинная Мышкова стала врагом колесной и гусеничной техники Манштейна и верным союзником тех, кто держал оборону.

В этом месте спускаем лодку и меряем глубину Мышковы. Река и сейчас способна потопить танк, рискнувший бы выехать на ее лед.

На снимке, тут помещенном, видна диспозиция: я с фотокамерой стою на кромке правого берега, где были окопы и укрытья для пушек, а гуртоправы на лошадях и три наших спутника стоят на берегу южном. Сразу видно, кому помогала река в ставшем тут неизбежным сражении.

Для танков это была преграда серьезная.

Сраженье шло в этих местах.

Земля хранит тут много металла войны.

Немцы, в кровопролитных боях сюда прорвавшиеся, сразу оценили серьезность препятствия.

«Находясь на северных высотах, русские контролировали южный берег. На открытом пространстве почти невозможно было найти хороших позиций для артиллерии», — читаем в записках немецкого генерала Шейберта.

«Гладко было на бумаге…» Эту старинную истину войско Манштейна сразу же хорошо осознало. «Первой Мышковой» была для него речка Аксай, тоже небольшая, но тоже помогавшая тем, кто держал оборону. С потерями, огромным напряжением сил Аксай немцы все же форсировали. А в междуречье Аксая и Мышковы наступавшие, расходуя силы, топтались неделю. Сраженье шло за каждый сгепной хутор, за каждую высоту, от которой дороги вели к Сталинграду.

Невозможно в этих заметках перечислить все точки сраженья, назвать имена героев, не счесть погибших. Особенно часто всеми, кто помнит дни далекого теперь декабря, упоминается хутор Верхне-Кумский. Селеньице из горстки домов окружалось, штурмовалось, несколько раз переходило из рук в руки — стороне оборонявшейся надо было выиграть время для созданья надежной обороны на Мышкове. Стойкость и мастерство сражавшихся поражали даже опытных немцев. Все тот же Шейберт пишет: «Мы должны были снова и снова учиться у противника».

Измотанные, обозленные, потерявшие много живой силы и техники, но все еще надеявшиеся достигнуть котла, «манштейновцы» добрались наконец к Мышкове. В западне Сталинграда уже слышали отзвуки канонады, видели на ночном небе зарницы сражений и затаили дыханье: «Манштейн идет…» Для решительного танкового рывка оставалась малость — одолеть оборону на Мышкове.

Советское командование сознавало степень опасности. Маршал Василевский рассказывал, что получил из Ставки директиву: ослабить вниманье к котлу и немедленно перебросить часть войск для разгрома Манштейна. К Мышкове срочно были двинуты свежие силы — 2-я Гвардейская армия Малиновского. 150 эшелонов в нужном месте были разгружены, и армия пешим маршем двинулась к надежному рубежу обороны. (О том, как все было, хорошо написано Бондаревым в «Горячем снеге».) Измотанные переходом люди хорошо понимали, что надо спешить окопаться до подхода немцев к реке.