Спаси нашего сына (СИ) - Магдеева Гузель

А домой — домой не могу. Там Ева.

Там ее беременный живот, и снова тысяча сомнений, чей этот ребенок, что она носит под своим сердцем.

Тянет в бар, надраться, чтобы выпилить все лишние мысли из башки. Барабаню пальцами по рулю, прежде чем двигаться с места — я уже позабыл все в этом городе, и уж тем более не вспомню ни один кабак, куда можно завалиться.

Достаю трубку, звоню нехотя единственному человеку, с которым мотался по подобным заведениям.

— Але, — отвечает Денис, и хоть желание дать ему в морду за длинный язык ни капли не уменьшилось, я произношу:

— Поехали, нажремся, — а он хмыкает в ответ:

— А я-то ждал, когда ты эту фразу произнесешь, наконец. Поехали, братан, самое время.

— Ну, Казанова, рассказывай, что у тебя там с бабами твоими творится, — Денис щелкает пальцами, подзывая официанта, а я разглядываю его с хмурой уверенностью, что пара бокалов и мне захочется дать ему в морду.

— А ты, как я посмотрю, уже с Викой подружился, — сделав заказ и дождавшись, когда официант свалит, говорю Денису, — может, мне ее вещи к тебе перевезти?

— А, то есть мы так беседу строить будем, — он щурит недовольно глаза, — ну ладно. Ты творишь дичь, а выставить крайним хочешь меня. Если тебе так легче, то ок. Стерплю, не гордый.

— Как-нибудь без твоей помощи разберусь, — цежу сквозь зубы, — я вроде не просил мне жопу подтирать.

— Баринов, ты вроде умный, а дурак, — Денис облокачивается на спинку дивана довольно вальяжно и головой мотает, — чем тебя так эта Ева привлекла, что ты ее домой притащил? Горловым пением?

— Рот захлопни, — добавляю в голос сталь, не хочу ничего слышать о Еве, тем более — от Дениса.

Вспоминаю, как мы с ней познакомились. Я не спавший, снег валит, меня от усталости рубит — и тут она, падает прямо под колеса моей машины. Нелепое существо в пуховике дутом, фигуры не разобрать, просто дурочка, что не смотрит по сторонам.

Первое желание было влепить ей затрещину, чтобы боялась по проезжей части шастать. Ладно я на низкой скорости, а если б кто-то несся сломя голову? Совсем башкой не думают.

А потом испугался, что она ударилась сильно. И дело не только в неприятностях с ГАИ — как-то не хотелось брать грех на душу. Возможно, если бы не снег и мой недосып, я успел бы затормозить раньше, а тут — глупое стечение обстоятельств.

Когда она садится в машину, даже лица ее не запомнил, только голос и имя. Ева.

Красивое. Обязывающее.

Но в тот день я был так своими мыслями загружен, что вместо больницы привез ее домой. Разглядел впервые в лифте и удивился. Ева оказалась красивой.

Большие глаза орехового цвета, пушистые ресницы. На лице минимум макияжа, чистая кожа. Сколько ей лет-то, пронеслось в голове, на вид совсем девчонка.

Но окончательно я попал, когда Ева попросила меня поцеловать ее. Дико осознавать, баб у меня было предостаточно, а тут — вспышка, внезапное осознание, что мне эта девчонка нужна сейчас до чертиков.

И что я не отпущу ее, хотя вслух говорю совсем другое, будто выбор даю, но выбора у нее нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ощущения с ней были ни с чем несравнимые. От нее пахло так головокружительно — чем-то родным и знакомым, и это были явно не духи, а запах ее собственного тела.

С Евой было хорошо. Лежать просто, слушать ее сбивчивую речь, когда она рассказывала о себе и своей семье, водить пальцами по бархату живота, а после наваливаться сверху и целовать в пьянящие губы.

Я бы и не отпустил ее никуда, но на утро была назначена важная встреча, и откатить назад — никак. А время предательски текло слишком быстро, мне бы еще насытиться ей, но уже не успеть.

— Тебя отвезет домой мой друг, — я не хотел отпускать Еву домой на такси, я бы и вовсе ее не отпустил, но она беспокоилась о своей тетке и рвалась, едва на улице задребезжал весенний рассвет, — у меня сегодня самолет, если успею, то увидимся до него, если нет, то будем просто на связи.

Ева кивает, ее ореховые глаза смотрят на меня так, что щемит сердце и одновременно тянет внизу живота. Ну как можно быть такой невинной и желанной сразу?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Диктуй свой номер, — я вбиваю одиннадцать цифр в память телефона, делаю дозвон, но Евин мобильный разрядился. — Уведомление должно прийти, когда на зарядку поставишь, напиши, что с тобой все в порядке, как будешь дома.

Мы выходим из подъезда вместе, и я уже опаздываю, но расставаться с ней физически больно. Черт возьми, мне за тридцать, но такое впервые, я не знаю, что это — любовь, влюбленность, влечение, но крыша едет капитально, и я вижу, что не только меня лихорадит от этих чувств, с Евой творится ровно то же самое.

Денис, привезший мне документы, стоит терпеливо возле своей тачки. Я обнимаю Еву за плечи, в этом нелепом пуховике она выглядит смешно и трогательно, и веду ее к тачке Дениса неспеша: ее бедро еще болит и по хорошему, нужно дойти до врача. Я надеюсь, что управлюсь на встрече быстро и сам ее отвезу, и до самолета успею коснуться ее тела хотя бы еще один раз: это не просто желание, это острая необходимость.

— Отвези ее, — говорю Денису, — и чтобы не один волосок с нее не упал.

Он смотрит на Еву заинтересовано, а я, зная его натуру бабника, добавляю тише, уже для нас двоих:

— Не вздумай к ней лезть, она только моя.

Денис поднимает брови, но говорит про другое:

— Братан, опоздаешь на встречу, не видать нам Дюссельдорфа как твоих ушей. Отвезу зазнобу, не парься.

Я отворачиваюсь от Дениса и целую жадно Еву, пытаясь наполниться вкусом нашего поцелуя наперед, но это что-то нереальное, мне все равно мало.

— Баринов, опоздаешь! — гаркает Денис, и я с трудом отпускаю Еву из своих объятий.

— Я буду ждать твоего звонка, — шепчет она, утыкаясь мне в яремную ямку носом, а потом садится к Денису, пристегивается и машет рукой.

Мне надо ехать, а я стою, как придурок, и слежу за каждым ее движением.

Точно пацан, влюбившийся в первый раз в жизни. Только мне не шестнадцать, но чувства бьют примерно так же.

Денис ее увозит, и как позже оказывается — навсегда. Потому что простить все то, что я о ней потом узнаю, невозможно. Еще никогда мне не было так больно падать на землю с такой высоты. Я не просто падаю — я разбиваюсь нафиг на тысячи мелких осколков самого себя.

Глава 28. Егор

— Братан, я и сам сначала поверил, что она приличная девка, — голос Дениса выводит из воспоминаний.

Я мрачно допиваю второй бокал, как назло, меня не берет, я не пьянею. А хотелось бы забыться, хоть ненадолго. Последний месяц в Дюссельдорфе и так добавил мне немало седых волос, но даже он не сравнится с тем трындецом, что творится со мной эту неделю.

— А потом она как в джип этот прыгнет, к мордовороту, я глазам своим не поверил. А уж когда они в гостиницу эту поперлись за руку, вопросов не осталось, ясно, что они туда пошли делать, Баринов, не в «угадай мелодию» играть.

— Сделай милость, заткнись, — но Дениса, в отличии от меня, уже развезло, и он шпарит по едва зажившим ранам, ковыряется в них с наслаждением, как мясник, — заткнись!

Если он сейчас не закроет свой рот, мало не покажется. Чтобы не было тогда, в марте, теперь все иначе. Я практически на сто процентов верю Еве и верю в то, что она носит моего ребенка. И слышать это про мать моего сына не желаю. Чтобы не случилось, это вообще не тема Дениса, спасатель фигов.

— А ты хочешь чужого ублюдка воспитывать, Баранов ты, а не Баринов.

Зря он это. Тут все уже, предел.

Не помня себя от ярости, просто сминаю его, — как через стол перепрыгнул, как схватил его за грудки, ничего в голове не осталось, только желание смять нос человека, которого другом называл.

— Ты совсем придурок, — сипло отвечает Денис, говорить ему тяжело, еще немного и придушу этого дебила.

— Захлопнись, — рычу я, вдавливая его в диван, перед глазами красная пелена.