Крест на моей ладони - Влада Воронова

Вероника озадаченно хлопала глазами.

— Тебе Свет разонравился? — повторила я. — Не хочешь его? Надоел?

Вампирка отрицательно качнула головой.

— А раз нужен — иди к нему! Зажги «белую розу», докажи, что действительно стремишься к Свету. Или твоя преданность ему пустые слова, ложь и предательство?

От ярости у Вероники засверкали глаза, растопырились крылья.

— Чокнулась девка, — долетел до меня шёпот волшебников. — Кровохлёба предателем называть. За такие слова они высшим ранговикам печень вырывают, и трибунал их оправдывает.

— Предательница, — чётко повторила я. — Как трепаться о своей любви к Свету, так ты первая, а как до «белой розы» дошло, так сразу струсила. Ты предала свой путь.

— Нет!!! — крикнула разъярённая Вероника. — Я верна своему пути!!!

На ладони у неё засияла белая огненная роза.

— Что и требовалось доказать, — сказала я. — Любой путь открыт тем, кто действительно хочет по нему пройти.

У Вероники задрожали крылья. Она погасила «розу», посмотрела на меня, обвела растерянным взглядом зал, и на ладони у неё опять засиял белый огонь.

— Свет, — тихо сказала вампирка. — Он не отверг меня. Свет меня принял.

В зале повисла мутная, полуобморочная тишина. Замерли эльфы и домовые, оцепенели волшебники, застыли вовлеченцы.

— …….!…..!!…!!! — прозвучал у меня за спиной каскад матюгов. — Вляпались вы, девоньки, по самые уши, — сказал Люцин. — Это Верховный трибунал и смертная казнь.

— Пусть, — ответила Вероника. — За прикосновение к Свету можно и умереть. Цена как цена. Невысокая.

Меня трясло будто в лихорадке, кожа на груди болела словно от ожога. Я зло глянула на блаженно улыбающуюся вампирку. Цена ей невысокая… А мне-то за что подыхать?! За Свет её сраный? Да пошёл он вместе с Сумраком и Тьмой на ишачью пасху!

К нам протолкался Павел.

— Никакого трибунала быть не может! — заявил он. — Всё сделано в соответствии с Генеральным кодексом.

Я сжала кисть так, что ногти до крови вонзились в ладонь. Лопатин — лучший юрист Серодворья. Он найдёт способ…

Грудную чакру пекло всё сильнее, я кусала губы, чтобы не закричать от боли.

— Это происшествие вне статей Генерального кодекса, — ответил Люцин. — Его будет разбирать Верховный трибунал.

— Сначала вам ещё надо доказать, — разъяснил закон Павел, — что это происшествие выходит за рамки Генерального кодекса, затем — что деяние Лемке и Дробышевой является опасным для Троедворья, и лишь тогда вы получите право говорить о трибунале.

— Я не собираюсь препираться с простенями, — ответил Люцин и жестом подозвал охрану. — В камеры их.

— Директор Люцин, — сказал Лопатин, — я обвиняю вас нарушении равновесной присяги. Правомочность моих слов и ваших действий оценит «мост истины».

По залу пробежал шепоток. У Люцина слишком мала возможность удержаться над Бездной. И слишком серьёзное обвинение предъявлено, чтобы отделаться болевым шоком. Приговор здесь может быть только один — смерть.

— Открывай «мост», — сказал Люцин. — Ты знаешь новый закон об изначальном суде. Открывать «мост истины» обязан истец, а не ответчик. Если истец по любой причине откажется от открытия, это означает признание вины. — Люцин улыбнулся: — Со всеми должными последствиями.

У меня тоскливо сжалось сердце. Люцин всегда славился предусмотрительностью. Мы проиграли. Теперь расстреляют всех троих. И какой чёрт меня за язык дёргал?

К нам подошёл Ильдан.

Грудь мне запекло ещё сильнее. Я тихо застонала и опять прикусила губу.

— Я беру право открывателя, — произнёс ритуальную фразу Ильдан. — И согласен разделить судьбу взывающего к изначалию полностью и до конца.

Люцин полузадушено охнул, такого он не ожидал. В зале загалдели, задвигались — дело приобретало новый оборот, для директора весьма опасный.

Ильдан движением пальцев сбросил заклинание и открыл «мост».

Выглядит он неказисто — два желтоватых плоских камня высотой около тридцати сантиметров, на них положена полутораметровая доска шириной сантиметров двадцать, вот и вся конструкция.

Павел глянул на нас с Вероникой, на Ильдана, улыбнулся и прошёл по доске. Та даже не шелохнулась. Люцин шумно сглотнул.

— Я… — с трудом выговорил он, горло перехватило спазмой, — …я признаю свою вину и прошу тебя о выкупе.

Возможно и такое. Если Люцин выплатит выкуп, поединок будет признан ничейным, а правыми станут считаться оба.

Павел молчал.

— Ты обязан назвать выкуп, — сказал Ильдан. — Это правило «моста истины».

— И какой может быть выкуп? — спросил Павел.

— Любой. За исключением чьей-либо боли, смерти и рабства. В том числе и Люциновых. Потребовать его отставки ты тоже не можешь.

— Чушь какая, отставка, — фыркнул Павел. — Всё равно лучших кандидатур нет, зато худших — навалом. Люцин Хамидович не такое уж и дерьмо. Терпеть можно.

— Лестный комплимент, — оценила я.

Люцин зло сверкнул глазами, но промолчал, сейчас время права и силы истцов.

— За исключением боли, смерти и рабства, — повторил Павел. Немного подумал и сказал: — Все простени Троедворья в настоящем и будущем становятся его полноправными кавалерами и дамами.

— Это невозможно, — ответил Люцин. — Такого не было от начала времён. Назови другую цену.

— Торговаться позволено, — сказал Павлу Ильдан.

Если верить летописям высшего арбитража, торгуются всегда и все. И часто добиваются уступки — у тех, кто просит о выкупе, обязательно есть сладкая и желанная приманка для оппонента.

В груди полыхнуло так, что от боли на мгновение потемнело в глазах.

— Ты разделил судьбу истца, — сказал Ильдану Люцин, — и теперь только ты решаешь право выкупа.

— Я слушаю вас, — ответил Ильдан.

— Твоего сына можно полностью излечить. Я сам проведу обряд.

С «мостом истины» не лгут. И Люцин действительно вылечит Сашку. Будут потрачены все неприкосновенные запасы волшбы, активированы запретные талисманы, поколеблется магическое поле планеты, будет сильнейший скандал с Лигой и Альянсом, но Сашку исцелят.

Ильдана бросает в дрожь. Сын для него вся жизнь. За его выздоровление Ильдан отдаст что угодно.

— А простени останутся рабами, — тихо говорит он. — Нет. Сашка не примет исцеление такой ценой. Никогда меня не простит. И себя. Я подтверждаю выкуп Павла Сергеевича Лопатина.

Люцин закрыл глаза. В зале опять онемели. Такого не ожидал никто.

— Я плачу выкуп, — тихо сказал Люцин. — Простени равны волшебникам. Вампиры могут выбирать любую из первооснов и проходить церемонию посвящения.

«Мост» исчез в золотистой вспышке. Высший арбитраж завершён и неоспорим.

Боль в груди прошла как и не было.

Свидетели загалдели будто стая ворон. Каждый орал своё — кто возмущался, кто радовался, кто пророчил беды. Люцин презрительно посмотрел на толпу, плюнул и пошёл к выходу. В дверях задержался, смерил меня оценивающим взглядом.

— Начертательница пути, — сказал он. — Глупо было спорить с тобой прилюдно. Мы должны решать свои дела вдали от посторонних глаз.

Люцин ушёл. Все уставились на меня. Под испытующими взглядами я поёжилась, прикоснулась к груди.

— Да, — подтвердил Ильдан. — Грудная чакра изменилась. Ты действительно стала начертательницей пути. Как и Люцин.

— Но я ничего не делала!

— Начертательнице и не нужно ничего делать. Всё, что тебе надо — указать новый путь. Ты указала сразу три. Вампирам, простеням и… — он запнулся, но сказал: — И волшебникам.

Ильдан взял мою руку, развернул ладонью вверх, пробормотал короткое заклинание, и следы ногтей исчезли. Кудесник осторожно прикоснулся кончиками пальцев к перекрестью шрамов.

— Праздник продолжается, начертательница? — спросил он.

— А почему бы и нет, — сказала я. — Но без меня. Хватит на сегодня начертательств.

Я уехала домой. Разъехались по домам Ильдан, Павел и Вероника. В зале этому только обрадовались.

«— 7»

У нас в отделе опять сломался кондиционер. Время половина третьего, и солнце жарит вовсю даже через плотные шторы. Два вентилятора гоняют по кабинету горячий воздух.

Сейчас середина июля, и впереди ещё полтора месяца пекла.

Домовиня Аполлинария Дормидонтовна — крашеная синеглазая блондинка лет сорока на вид и двухсот восьмидесяти от роду, элегантная стрижка, тёмно-синий брючный костюм, туфли-лодочки на высоченных шпильках — принёсла из буфета две полуторалировых бутылки минеральной воды, и теперь эльфы готовят чай. Их у нас пятеро, обычная бригада. Три девушки и два парня. Домовиня одна.

Стол для чаепитий в дальнем углу кабинета. Динуир заливает кипяток в заварочный чайник, ленивый Агеррик крутится рядом и делает вид, что помогает, эльфийки расставляют чашки, раскладывают по розеткам варенье. Домовиня с императорским высокомерием инспектирует содержимое стола, достаёт свежее печенье и зачерствелые до окаменелости булочки.