Чужой среди чужих - Талгат Сабденов

Ты ведь не дурак, ты должен понимать, что это все бессмысленно. Останешься здесь еще ненадолго — и просто загнешься от болевого шока. Быстро, но крайне мучительно. Просто сделай это, разорви контакт, и выиграешь перед смертью какое–то время. По крайней мере, ты еще сможешь вдохнуть легкими воздух а не разреженную плазму, увидеть мир своими глазами, а не единственным глазом того монстра, чья душа уже готова вырваться из твоих тисков.

"Десять секунд… почему не стреляете…"

Барьеры вокруг разумов всех троих щитоносцев истончаются до предела, и уже никто не может точно определить, где кончаются его ощущения и начинаются чувства другого. Воспоминания проносятся через сплавленные неописуемой болью разумы, в них бесконечная череда разъездов без цели и смысла вдруг сменяется пустыми скучными днями в серой бетонной комнате, а затем — долгим сном в ангаре, а болезненные обследования чередуются с пропитанными кровью стычками не на жизнь, а на смерть или покрытыми пеленой многих тысяч веков видениями древней Земли.

"Девять секунд… мы справимся… и выживем… должны выжить…"

Рей, я чувствую в тебе те же сомнения, что подтачивают сейчас меня. Желание прекратить все страдания разом, обменять все, что имеешь на избавление от этой боли. И тебе куда легче сделать этот шаг, потому что ты имеешь в этой жизни куда меньше чем даже я. Но ведь ты сильная, Рей, ведь так тебе сказал Синдзи? Он не видел в тебе ни Ангела, ни плод жутких экспериментов, только девочку–ровесницу с пугающей пустотой в душе. И я не имею представления, кому надо молиться, что бы он оказался прав, ведь я точно знаю, что богов нет. Хотя… нет, один все–таки есть. Я молю ТЕБЯ, Рей, будь сильной, продержись еще чуток, дай мне пример и самую призрачную надежду на успех нашего безумного предприятия. И тогда я пройду по твоим стопам, укреплю свою волю и найду в себе силы хотя бы еще немного удержать рвущийся из психических пут Евангелион, встать рядом с тобой на пути этого пламени.

"Восемь секунд… щит…"

А этот кусок керамики идет уже заметными трещинами. Доктор Акаги сказала, что он продержится семнадцать секунд, а значит, в запасе остается еще пять. Ненавижу этих ученых!!! За все, что они сделали, за их вечные умные предположения, за их непоколебимую уверенность, НЕНАВИЖУ!!! Держи себя в руках, Нулевой, или я после боя устрою тебе такую жизнь… пожалеешь что не разрушился. Как? А очень просто — буду каждый день петь что–нибудь из репертуара современных поп–исполнителей. Если мне еще будет, чем петь.

"Семь секунд… а когда щит расплавится…"

Кто здесь человек, кто Ангел, а кто ни то и ни другое? Уже нельзя ничего разобрать. Разумы их слились воедино, и неизвестно, разъединятся ли они когда–нибудь. Их тела постепенно теряют контроль, и вот уже истошно кричит Рей, извиваясь на ложементе; вот ничком лежит на земле Шут, бессмысленно буравя пространство остекленевшими от боли глазами. Даже могучий Нулевой медленно делает шаг назад, съеживается, в тщетной попытке закрыться от испепеляющего потока. Полуангелу и псайкеру плохо; их силы уходят не только на сдерживание самих себя, на то, чтобы не дать своим телам сдаться и убежать, но и на удержание беснующегося титана, и с каждым мгновением это делать все сложнее. Они уже не могут мыслить, не могут воспринимать окружающий мир, они не способны вспомнить самих себя. Вся их вселенная съеживается до мнимого ослепительно яркого света, что испаряет кожу, сжигает мясо и обугливает кости.

И так проходит еще три бесконечно длинных секунды. А потом керамический щит окончательно теряет прочность и рассыпается на куски.

Шут обнаружил себя, стоящим в обширном полутемном помещении. Справа находились компьютерные терминалы, слева — дверь выхода. А прямо перед ним возвышалась темноволосая женщина средних лет в белом лабораторном халате и с рассерженным лицом.

— Повтори еще раз, что ты сказала, — холодно проговорила она.

— Старая ведьма, — высоким детским голосом сказал Шут.

— Ты не должна никого называть старой ведьмой, — резко бросила женщина.

— Но директор тоже так тебя называет, — с искренним удивлением возразил Шут. — "Старая ведьма не сдается". Или "Старая ведьма, пусть просто делает свою работу". И еще "Старая ведьма бесполезна". Вот я и решила тебе об этом сказать, ведь ты не знаешь этого. Старая ведьма.

Лицо женщины перекосилось от ярости. Она сделала шаг вперед, сжимая руки в кулаки.

— Заткнись! — рявкнула она.

— Почему, старая ведьма?

Женщина испустила тихое рычание и вдруг с неожиданной силой обеими руками схватила Шута за странно тоненькую шейку.

— У тебя будет замена! — прошипела она. — Как и у меня!

Ее руки сжимались все крепче, и в глазах Шута стало темнеть от кислородного голодания. Он попытался вырваться, но его тело было маленьким и слабым, а гнев придал женщине такую силу, что он не мог даже шевельнуться.

"Почему она делает это со мной?!" — бьется в мозгу паническая мысль. — "Я не сделала ничего дурного, я просто сказала что слышала. За что?.."

Поле зрения сужается, его полностью заполняют два полных ярости и боли глаза. Темная пелена заволакивает мир, и все звуки быстро затихают. Последним отчаянным усилием Шут пытается позвать на помощь директора, но не может издать даже хрипа. Смерть сильна, беспомощный ребенок быстро уступает ей.

Сгущается тьма, и время останавливается. В этой тьме нет ничего, ни материи, ни звуков, ни запахов. Шут не понимает, что происходит, пытается высвободиться, но обнаруживает, что не может шевельнуться, потому что тела у него тоже нет.

Шут стоит посреди шумящего ночного леса, верхушки деревьев которого едва достают ему до пояса. Он спокойным взглядом окидывает окружающий его пейзаж, любуясь своим творением, своим миром. Где–то вдалеке слышны голоса населяющих его мир животных, но они не беспокоят его. Он здесь — вершина и основа всего сущего. Начало и Конец. Внезапно его внимание привлекает странная точка в небе. Даже его совершеннейшее зрение еще не видит ее, но он чувствует ее присутствие. Чуждое присутствие. Точка стремительно приближается, и спустя какое–то время ее уже можно различить в ночном небе. И чем она ближе, тем более явно ощущается враждебность этого объекта. Шут вздергивает голову к небу и испускает протяжный рев, который моментально распугивает всю живность вокруг. А потом он пускается в путь. Очень скоро этот объект коснется поверхности его мира. И тогда этот ПРИШЕЛЕЦ пожалеет, что вторгся сюда…

Они смотрят на свое тело, еще недавно могучее и крепкое, а теперь искалеченное и покрытое оплавленными титановыми пластинами. Грудь буравит сфокусированный поток плазмы, и лишь удерживаемое из последних сил АТ-поле не дает ему нанести смертельное ранение. А где–то впереди маячит крохотная на таком расстоянии но от того не менее угрожающая фигура их врага — Ангела.

Спустя мгновение у них за спиной ухает позитронное орудие. Заряд антивещества на сверхзвуковой скорости несется к Рамиэлю, и на этот раз поражает цель. На мгновение ночь освещает вспышка аннигиляции, Ангел дергается и начинает медленно заваливаться на бок, через несколько секунд слышится оглушительный взрыв, но главное — пропадает испепеляющий поток. А потом мир заливает темнота.

Шут попытался приоткрыть один глаз, и спустя несколько минут это у него даже получилось. Затуманенному фантомной болью взгляду открывались небольшой участок земли и собственная рука, почему–то сильно покрасневшая. Он с некоторым сомнением попробовал шевельнуть пальцами, не будучи полностью уверенным, а действительно ли эта рука — его, или он все еще блуждает в закоулках объединенного разума. Пальцы шевельнулись, хоть и с трудом. На большее сил уже не оставалось, даже на то, что бы окинуть внутренним зрением поле боя. Интересно, кто победил? Наверное, все–таки они, раз уж сам Шут все еще жив, хотя и порядком потрепан. Если так, то можно даже подняться на холмик и полюбоваться видом поверженного Ангела. Правда, для этого придется для начала подняться, что как минимум затруднительно.

С раздолбанной в клочья огневой позиции не доносилось ни звука. Оба Евангелиона ощущались деактивированными, да и то как–то слабо. Люди, понемногу стягивающиеся для эвакуации пилотов, вообще едва ощущались. Неимоверным усилием воли Шут дотащил руку до лица и посмотрел на оставшиеся на пальцах едва заметные кровавые пятна.

"Второй раз за день. Если так пойдет дальше, я откину копыта и без помощи Ангелов или спецслужб", — мрачно подвел итог Шут. — "А ведь я уже давненько так валяюсь, раз кровь успела свернуться".

Про притупление псайкерских способностей после перенапряжения или физических травм Шут прежде не слышал. Хотя… если поднять что–то сильно тяжелое — вылезет грыжа. Почему бы похожему эффекту не распространяться на мозги? Ладно, сейчас про это думать нет ни сил, ни желания. Сейчас есть куда более важная задача — встать на ноги и добраться домой до того как наступит утро. Это трудно, почти невыполнимо, потому что все энергетические ресурсы организма полностью истощены. Но если он останется здесь, его рано или поздно обнаружат, и начнутся совершенно неуместные и ненужные расспросы. А значит надо протянуть руку вперед, уцепиться ватными пальцами за траву, подтянуться. Повторить тоже самое другой рукой, и стараться не вопить, когда по застывшему телу тысячами огненных струек начинает расходиться кровь. А после этого надо подобрать обе руки под себя, и попытаться оттолкнуться от земли. Да, с первого раза ничего не получилось. Но голоса людей пока еще звучат далеко, есть время собраться с силами и сделать еще одну попытку…