Чо-Ойю – Милость богов - Герберт Тихи

Мы еще точно не знали, где будет установлен базовый лагерь. Во всяком случае в первую очередь нужно достигнуть перевальной точки перевала Нангпа-Ла, а там будет видно, где установить лагерь. Если мы одновременно всем караваном выйдем на перевал, будет трудно сразу найти место для базового лагеря. Поэтому для выбора подходящего места я считал целесообразным направить кого-либо вперед. Позднее он должен был быть проводником на последнем участке пути.

Сепп, любитель одиночного хождения, вызвался идти вперед с одним шерпом. Безусловно, практически он единственный альпинист среди нас троих, который лучше всего выберет место для базового лагеря.

Гельмут радовался, когда он мог идти не торопясь, так как в этом случае он имел достаточно времени для ведения научных наблюдений.

У меня до сих пор сохранилось воспоминание о красивых уединенных переходах прошлого года, а вечный шум и чисто технические затруднения нашей, хотя и маленькой, экспедиции частенько выводили меня из равновесия. Мне очень хотелось хотя бы пару дней пройти в спокойной обстановке.

Пазанг и Гельмут вполне могли справиться с транспортом без меня, и я предложил себя Сеппу в спутники, чтобы найти путь на последнем участке подхода к вершине. Мне всегда было приятно ходить с молчаливым Сеппом, который чувствует себя хорошо только тогда, когда между ним и спутником расстояние в несколько сот метров.

Пусть ночь в Марлунге послужит поводом к тому, чтобы поворошить мои воспоминания о прошлогоднем путешествии. В Марлунге палатки стояли на небольшой возвышенности, каждый из нас, Сепп, Гельмут и я, занимал отдельные палатки. Шерпы и носильщики толпились около дома, где они из-за дождя тоже установили несколько палаток. Я не хочу отрицать, что мне нравилась уединенность. Находясь вдали от шерпов и носильщиков, вдали от мнимых и действительных трудностей мероприятия, я мог спокойно мечтать или писать. Через некоторое время я, сагиб, подойду к шерпам, и Пазанг мне скажет: «В Марлунге имеется только четыре яка. Как нам доставить дрова?» Я найду несколько успокоительных слов вроде: – «Ты с этим справишься», или – «Скажи им, мы не возьмем четырех яков, если они не дадут нам десяти». Все тогда будет в полном порядке, но это уже будет не совместная забота. Мысленно мы врозь.

Год назад мы жили вместе. Нас было так мало, что мы были нужны друг другу. Я нуждался в опыте шерпов, а им требовался мой авторитет первого путешественника в этой части страны. Мы были большими друзьями, и удобство приближающейся ночи зависело от того, как мы позаботимся друг о друге. Но друзьями мы были не из-за того, что вместе удобнее ночевать, мы были просто по-настоящему хорошими друзьями и поэтому успешно закончили свое трудное путешествие. Но теперь здесь «большая экспедиция»: «сагиб» и «сирдар», шерпы и носильщики. Жизнь, со своим отвратительным, возможно, неизбежным распределением людей по группам, взяла господство и над нами. Теперь часто меня одолевала грусть, и в своем дневнике я нахожу следующие записи: «Сейчас все не так, как раньше. Стал ли Пазанг дельцом? Или я изменился?» Но, по всей видимости, сейчас все изменилось, потому что в экспедиции много людей. Против этого ничего нельзя поделать – где много людей, там нужны другие порядки. Мы находились на пути к большой цели, а высокие цели иногда оправдывают отказ от собственных принципов.

Когда мы возвратились с Чо-Ойю, то все уже было по-другому: трудный успех на вершине, непревзойденная и честная работа шерпов, наша собственная выдержка и чистосердечная радость местного населения нашему успеху устранили все преграды между нами. Трудности кончились, перед нами было только приятное, радостное возвращение, где уже не предъявлялось требований ни к дисциплине, ни к скорости движения. Возможно, во время похода, когда цель еще была впереди, в экспедиции нужны были строгие порядки.

Я с Сеппом ушел вперед и радовался спокойному тихому дню. Мы взяли с собой Гиальцена и одного местного носильщика, недавно прошедшего через перевал Нангпа-Ла.

Долина в этом месте, покрытая пастбищами, поднималась полого, и мы шли довольно быстро. На том берегу реки виднелось селение Чула – несколько серых каменных строений, тесно прижавшихся друг к другу, ютились среди полей, огороженных каменными стенами.

Из нашей карты и описания Э. Шиптона мы знали, что должны пройти мимо четырех каменных хижин. Они называются Лунак; хижины нежилые и могут служить только временным приютом.

Проходя мимо развалин каменного дома, мы спросили местного носильщика: «Лунак?» – он утвердительно кивнул головой. Мы были приятно удивлены скоростью, с которой идем. Следовательно, мы должны скоро подойти к леднику Нангпа-Ла. Вдруг тропа повернула вправо на запад, на карте этого не было. Мы долгими часами шли под крутыми сбросами гор, составляющих высшую часть Гималайского хребта. Пришлось перейти через пару морен, выглядевших очень своеобразно и походивших на лунный ландшафт. Без проводника мы наверняка бы заблудились в этом хаотическом нагромождении камней. Тропу иногда можно было угадать только по помету яков и по тому, что местами камни были сдвинуты со своих мест и несколько выровнены.

После нескольких часов ходьбы перед нами вдруг показались четыре каменных хижины. «Лунак»? – спросили мы немного недоверчиво. «Лунак», – подтвердил проводник кивком головы. Без сомнения, мы только сейчас пришли к запланированному месту отдыха. Э. Шиптон об этом месте пишет: «Четыре каменных хижины, две из них без крыши». Теперь уже все четыре были без крыши, и нужно сказать, что эти «строения» впечатления на нас не произвели. Но тем не менее это было последнее жилье, которое мы видели. Мы тогда еще не знали, с каким удовольствием и чувством безопасности остановимся здесь на обратном пути. Сейчас мы не остановились и пошли дальше.

Наконец тропа свернула снова на север, в ущелье Нангпа-Ла. Мы шли по гребню морены, совершенно прямому, будто созданному руками человека. Вдруг на леднике, лежащем на противоположном склоне, увидели странные следы. Они были очень похожи на глубоко вытоптанные следы человека.

Мало вероятно, что эти следы оставлены скатившимися кусками льда или снега, так как они начинались у пологой части ледника, и трудно себе представить, откуда туда могут прийти такие маленькие лавинки. Вполне естественно, что я тут же подумал о сказочном «йети», снежном человеке Гималаев.

В Центральных Гималаях я однажды видел след, который, по всей видимости, принадлежал этому существу. То, что я слышал о нем от других гималайских альпинистов, и прежде всего от шерпов, позволяет мне предполагать, что это еще не известный нам род животного, может быть, обезьяна или медведь.