Маленький грязный секрет - Юлия Резник

class="p1">Дверь за Покровским с тихим щелчком закрылась.

– Хорош у тебя свекор. Другой бы не стал возиться, – резюмировала лежащая на соседней койке тетка. А я и забыла, дурочка, что у нашего разговора были свидетели. Да не один! Вот так на меня Иван Сергеевич действовал. Все внутри трепетало. Сжималось, замирало мучительно. И к нему рвалось, оттесняя все ненужное.

– Машка! Мари-и-ия! – взвыла Сергеевна. – Ох ты ж бедовая девка! Ну?! Чего ты добилась? Говорила я тебе – сиди дома.

– Сергеевна! – рявкнул откуда-то из коридора Покровский. И оттого что он здесь, где-то неподалеку, хоть и не рядом, мне стало и легко, и сладко, и радостно. Ну какой же он… Как я без него?

– А что я? Как будто неправда. Ты давай, Машенька. Списочек мне диктуй.

Я растерялась, потому что не имела понятия, как надолго меня в больнице оставят. Попросила купить белье, ночнушку, халат. Тапочки и спортивный костюм на выписку. Тем и ограничилась. Лечение мне полагалось бесплатное. А то, что не покрывала страховка, вроде прокладок и всяких гигиенических штук, я сама купила в аптеке на деньги, что мне в свой следующий приезд оставил Иван Сергеевич. Вместе с новеньким телефоном. Смутилась я ужасно. Отказывалась, сколько хватало сил. Но Иван припечатал: «Для моего спокойствия ты, Мария, должна быть всегда на связи». И у меня не осталось ни единого возражения. Все их вытеснила странная, будто омывшая меня изнутри благость. Я теперь и слова поперек ему не могла вставить. В смысле – могла, но не хотела ему перечить. Он был старше, мудрее, опытнее. Рядом с ним так легко было оставаться слабой. Так легко и даже естественно.

А еще он мне цветы подарил. Впервые. Вот просто на следующий день заявился с огромным букетом, явно купленным в каком-то модном цветочном. Потому что были в нем и астры, и георгины, и хризантемы. А еще какие-то веточки и ягоды. В общем, прослеживался самый настоящий дизайн. В деревне у нас так не делали.

– Этот выкину. Он завял.

Я удивленно скосила взгляд на тумбочку, где стояла ваза. Еще утром я любовалась розами, что принес Паша, и не заметила никаких признаков увядания. Возмущенно открыла рот, чтобы остановить эту диверсию. И тут меня будто обухом по голове огрело. Да он же ревновал! Просто ревновал, и все. Обалдеть. С ума сойти!

В носу защипало…

– Ну вот. Так лучше, – заявил Покровский, безжалостно ломая стебли роз и запихивая их в корзину. – Да, по документам… Я тут поторопил наших. Ко вторнику обещали выдать новые. Твой лечащий сказал, что больше тебя здесь держать не станут. Будем тебя дома выхаживать.

– Я думала выйти на работу.

– Ага. Сейчас, – фыркнул Иван.

– Нет. Я правда себя хорошо чувствую…

– Хотя бы неделю посиди, заполошная. Так, ну все. Я пойду. У меня еще вагон работы. Телефон зарядится – пиши. Вот прям каждые два часа. Дескать, так и так, я жива-здорова. Поняла? – коснулся пальцем моего подбородка, запрокидывая лицо. Я зачарованно кивнула. – Вот и умница.

Так и жила до выписки. От визита к визиту. В промежутках меня навещали коллеги. А уж под самую выписку заглянули ученики. Из чата деревни я знала, что для меня и других пострадавших в пожаре открыли сбор средств, но, если честно, даже не предполагала, что мне соберут столько! Конечно, этого не хватило бы даже на первоначальный взнос по ипотеке, но на пару месяцев съема квартиры – вполне.

– А это еще что? – поинтересовался Покровский, кивнув на мешок с вещами, которые для меня собрали неравнодушные. Чего в нем только не было. Одежда, обувь, даже какие-то кастрюли. Иван, впрочем, не проникся. Скорее даже напротив.

– Отдай тем, кто в этом действительно нуждается! Я что, не могу тебе новых трусов купить?!

– Да они же как лучше хотели, Иван Сергеевич…

– Отдай, сказал, Мария! Не нервируй. И давай уже, чего встала как вкопанная? Там Сергеевна праздничный ужин затеяла.

– А что за праздник? – послушно нырнула в машину.

– Не тупи. Твое возращение.

– Ой, не надо было!

– Еще как надо. Не так много в нашей жизни поводов для радости, – отрезал Покровский, выезжая с больничной парковки. Я засмотрелась на то, как красиво и уверенно он ведет. Пожар и то, что со мной случилось, очень его встряхнуло. Сергеевна, которая тоже приходила меня навещать, шепнула даже, что он все эти дни был трезвым. И, надо заметить, это пошло ему на пользу. Чисто внешне он сбросил добрый десяток лет!

– Дыру на мне проглядишь, Мария… – усмехнулся свекор, подловив меня за подглядыванием. Я, конечно, поспешила отвернуться, но что толку? Было уже поздно. Все он понял… Смутившись, я в окно пялилась, а он вперед гнал. И вдруг затормозил резко.

– Ч-черт. Прости. Совсем я не подумал.

– О чем? – не поняла я.

– Надо было другой дорогой ехать. Сейчас… Развернусь.

Я растерянно огляделась. По левой стороне, метрах в трехстах из дороги, будто сгнивший зуб, торчали обугленные руины моей двухэтажки.

– Поезжайте, как задумали. Подумаешь.

Поначалу мне и правда казалось, что все нормально. Но когда мы поравнялись с пепелищем... Если издали это еще как-то можно было принять за дом, то вот так… Я с ужасом уставилась на черные провалы окон и рухнувшую крышу. Всхлипнула. Обхватила себя за плечи. Матерясь, как крестьянин, кем он, в общем-то, и был, Покровский съехал на обочину. Меня к этому моменту трясло уже так, что зуб на зуб не попадал. Свекор отстегнул ремни – мой, свой, и настойчиво потянул меня на себя. И я с радостью перебралась к нему на колени.

– Прости старого дурака. Не подумал… – шептал он, накрыв одной своей ладонью полностью мой затылок. – Мария, блин! Прекращай, а?

Ладонь его была мозолистой и тяжелой. Моя голова клонилась. Пока я не уткнулась мокрым носом в его небритую скулу. Не прошлась по ней, будто вскользь, губами. Ртом втягивая его жар, и только тем спасаясь от разливающегося внутри холода.

– Ну, все. Машка! Машенька…

Вторая его рука то вверх на лопатки ложилась, то вниз на поясницу соскальзывала. Легонько поглаживала полоску голой кожи чуть выше резинки штанов. Задевая ее, подныривая немного. И тут же возвращаясь обратно. Переплавляя мой страх в совершенно другое чувство…

Не смея пошевелиться, чтоб его