Джон Голсуорси - Кэтрин Дюпре

«Дверь (как и все подобные двери в те времена) открыла горничная в белом чепце и переднике, она провела меня в огромную, даже чрезмерно огромную студию со всеми соответствующими атрибутами – мольбертами, занавесями, рамками, красками, разложенными у стен или сложенными в галерее, в которой достаточно пространства для большого, хорошо накрытого стола, на котором стояли чашки, тарелки и настоящий русский самовар на подставке, накрытый специальным соломенным чехлом. Все это придавало комнате более «домашнюю обстановку», чем бывает обычно в таких местах. Председательствовала за столом миссис Лилиан Саутер. Ей помогали, с одной стороны, Джек и Ада, с другой – ее муж. У их ног, наполовину спрятавшись за материнским платьем или за ковром, возился самый веселый и необычный из всех мальчишек. Это был Рудо, семи лет от роду».

Самому Ральфу Моттрэму в это время был всего лишь двадцать один год, но Аду он знал всю свою жизнь, так как его отец до 1900 года был ее доверенным лицом и опекуном. Когда она объявила о намерении оставить своего мужа майора Голсуорси, мистер Моттрэм-старший, огорченный ее поступком и не одобривший его, отказался быть и далее опекуном Ады. Тогда она попросила назначить им своего кузена Джона Голсуорси, и в 1904 году, когда Голсуорси приехал в Норвич по делам Ады, он познакомился там с Моттрэмом-младшим. Дружба Моттрэма с Адой и Джоном продолжалась всю их жизнь, но вначале, когда Моттрэм был еще совсем молодым человеком, супруги взяли его под покровительство, помогали ему и поддерживали его литературные наклонности. Вероятно, эта первая поездка в Лондон в октябре 1904 года была значительным событием в жизни молодого провинциала из Норвича.

Тогда же Моттрэм посетил и описал две другие квартиры членов этого кружка – «холостяцкие» квартиры Джека и Ады, в обстановке которых отразились черты характеров их хозяев. «Квартира Ады с ее серыми стенами и изящными безделушками явно описана Голсуорси в качестве квартиры Анонима в романе «Патриций». В другой раз, – продолжает Моттрэм, – мы завтракали в студии в Обри-Уок, где жена конюха угощала меня котлетами и яблочным пирогом, а Джек – превосходным рейнвейном. Мне было позволено увидеть складную кровать, на которой он спал, покрытую шкурами животных, убитых им во время его первых путешествий. В углу комнаты находился предмет, назначение которого было абсолютно непонятно для моего деревенского ума. Им оказалась кабинка турецкой бани – Джон уже тогда начал страдать от ревматизма, который так мучил его в старости».

Голсуорси привили своему юному гостю и протеже вкус к культурной жизни Лондона; они считали, что это одновременно и развлечет Моттрэма, и расширит его кругозор. Джек повел его в Национальную галерею, «чтобы повысить уровень образования»; они сходили в театр, однако пьеса Зангвилла «Только Мэй-Энн» оказалась второсортной, да и постановка была неважной; все вместе они побывали в Картинной галерее королевы[38], где исполнялась увертюра Чайковского «1812 год»; заходил он с ними и в мастерскую скульптора Суона. Но самое большое впечатление на чувствительного начинающего писателя произвел завтрак литераторов в ресторане «Монблан». В своем письме, где Голсуорси приглашал Моттрэма погостить у них, он упоминал заманчивую перспективу: «Я могу взять Вас с собой в один скромный ресторанчик, где всегда можно встретить Гарнета[39], а при случае – Хадсона и Беллока![40]« Отчет об этом завтраке стоит привести целиком: «Длинный стол был накрыт в колониальном стиле: груботканая скатерть, груды тарелок и графины с простым красным вином. Во главе стола сидел Эдвард Гарнет, одеянием своим напоминающий священника. Это впечатление усиливалось от того, что ел он одной вилкой, в левой руке держа книгу, которую внимательно изучал – видимо, для будущей рецензии, ухитряясь при этом с набитым ртом задавать тон общему разговору. Слева от него сидел Хилери Беллок, явившийся, как и я, в котелке; залпами опорожняя рюмки, он говорил без умолку. Томас Секкомб и Джек, сидевшие напротив Хадсона (когда он присутствовал), вели себя очень тихо...

Джек ел умеренно и разборчиво, не вынимая монокля из глаза. Теперь я подозреваю, что несколько таких трапез он оплачивал из своего кармана».

Из сказанного выше ясно, что к этому времени Голсуорси стал своим человеком в литературных кругах Лондона. Этим он во многом обязан интересу к себе и влиянию одного человека – Эдварда Гарнета. Гарнет – яркая и загадочная личность в мире литературы того времени. Он был чрезвычайно важной, влиятельной фигурой в писательской среде, не создав при этом ничего стоящего. Он – лидер группы писателей, получивших известность в начале нашего века, – Джозефа Конрада, Форда Медокса Форда, Арнольда Беннетта[41] и У. Г. Хадсона, – и это лишь некоторые из них.

Эдвард родился в 1868 году, он был сыном Ричарда Гарнета, литературного критика и биографа. Жена Эдварда, Констанция, была переводчицей произведений Достоевского и других русских писателей, много сделавшая для того, чтобы познакомить англоязычный мир с русской литературой. Дэвид Гарнет считает, что его отец – Эдвард и дед – Ричард были «не от мира сего» и поэтому совершенно не занимались «проталкиванием» собственных произведений, но весьма способствовали расцвету талантов других писателей. «Призванием Эдварда было открытие таланта в неизвестных писателях. Но когда кто-нибудь из его протеже добивался успеха, Эдвард зачастую терял к нему интерес. «Гадких утят» он предпочитал «прекрасным лебедям»... Задачей его жизни было открывать таланты и бороться за их признание».

Завтраки по вторникам в лондонском ресторане «Монблан» превращались в приемы Эдварда Гарнета для его литературных протеже. Здесь «собиралась элита городской интеллигенции; она завтракала и под председательством Эдварда Гарнета, который долгое время был литературным (так сказать, «нонконформистским») папой Лондона, обсуждала насущные социальные проблемы...»

В этот период Джон был частым гостем в Кирне – доме Эдварда и Констанции Гарнет, прозванном Эдвардом «уголком Достоевского». Еще до этих визитов Джон был в восторге от переводов Тургенева, сделанных Констанцией, и вел с ней переписку по этому поводу, но, по словам Эдварда Гарнета, впервые к ним в дом Голсуорси привел Джозеф Конрад. Этот дом имеет свою необычную литературную историю. Унаследовав деньги от отца Констанции, Гарнеты решили построить себе загородный дом, расположенный, однако, неподалеку от Лондона, чтобы Эдвард мог ездить туда на работу. Они выбрали участок в Лимпсфилд-Чарте в Кенте – прекрасное, не испорченное цивилизацией место, к тому же поблизости от дома их друга Сиднея Оливье. Уединенное, укрытое со всех сторон от посторонних глаз лесом поле понравилось им обоим, и они построили Кирн по собственному проекту. В этом небольшом доме, спроектированном в форме буквы «L», с толстыми стенами и гигантскими каминами комнатки были очень маленькими, и в конечном итоге дом был несколько странным и неудобным. Тем не менее Гарнетов он устраивал: они были изолированы от местных жителей; в нем они могли работать и принимать своих друзей, и время от времени он становился своеобразным «литературным гетто». Одно время недалеко от них в коттедже «Грейси» жил Форд Медокс Форд со своей женой Элси; в жизни Форда наступил «деревенский период», он с важным видом разгуливал по окрестностям «в халате из грубой ткани и гамашах и разводил уток». Но главным для него, конечно, было находиться возле своего наставника и «средоточия событий».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});