Волчицы - Буало-Нарсежак

— Вы, наверное, спали? — спросила Аньес.

— Нет, я просто думал.

— Он всегда отличался рассеянностью. А когда он был маленьким, то его вообще невозможно было дозваться. Он обычно сидел, уткнувшись носом в иллюстрированный журнал.

Вот подлое создание! Врет и не краснеет.

— Он, наверное, был проказником, — заметила Элен. — Вам, как старшей сестре, вероятно, приходилось с ним нелегко?

— Еще как нелегко, — на полном серьезе ответила Жулия. — Он не хотел ничего делать.

— А как ему давалась музыка?

Жулия обмакнула тартинку в чай, откусила кусок, проглотила и лишь после этого ответила:

— С большим трудом. Учитель постоянно жаловался на него.

Мне показалось, это говорит моя мать. Ведь я чуть ли не каждую неделю появлялся перед сильно накрашенными дамами, приходившими к ней на чай, и они все говорили обо мне точно вот таким же тоном, в то время как я, сдерживая бешенство, смотрел на них исподлобья.

— Вы, вероятно, потратили на него много времени и сил, — заметила Элен.

Жулия вздохнула:

— Скажу вам без лишней скромности, что всем тем, чего ему удалось достичь, он обязан мне.

— Может быть, поговорим о чем-то другом? — предложил я. — Все никак не могу выучить, что же означает это слово — «обязан».

Аньес одобрительно рассмеялась и пододвинула ко мне сахарницу.

— Жулия уже сообщила вам, что собирается уехать завтра утром?

— Нет, — ответил я. — А почему это все вдруг переменилось?

— Я предпочитаю дневной поезд, — объяснила Жулия.

— Но в таком случае вы доберетесь до дому поздно вечером, — возразила Элен.

— Мне так нравится, я предпочитаю уехать утром.

Так вот благодаря чему обстановка так разрядилась! Оказывается, Жулия собралась уезжать и не предупредила об этом, чтобы помешать мне перейти в атаку.

— Очень жаль, что вы покидаете нас, — из вежливости пробормотала Элен.

— А в котором часу отходит твой поезд? — поинтересовался я.

— В половине седьмого.

— Так рано? — удивилась Элен. — А если еще учесть, что вам придется выйти за час… Ведь сейчас все поезда переполнены.

— Я возьму такси.

— Вряд ли вам это удастся. Их сейчас совсем мало, а те, которые есть, уже заказаны заранее.

Жулия показалась мне менее безмятежной. В начале разговора она было подняла голову, чтобы посмотреть на меня, но тут же склонилась над своей чашкой, как бы размышляя.

— Не стоит переживать, — успокаивал я ее, — вокзал не так далеко, да и чемодан не такой тяжелый. В любом случае я провожу тебя.

— Ну что ж тогда мы с Аньес приготовим бутерброды, — продолжала Элен. — И еще сварим яиц вкрутую. Это позволит вам продержаться до Сен-Флу.

— Большое спасибо, но мне не хотелось бы никого беспокоить.

И, обратившись ко мне, добавила:

— Да и тебе совершенно не обязательно провожать меня… Как только приеду — напишу.

— Нет-нет, что ты! — не сдавался я. — В лагере я привык к ранним подъемам.

Жулия по-прежнему размешивала в чашке уже давно растворившийся сахар.

— Но может быть, я все-таки позвоню в таксопарк, узнаю насчет машины? — не унималась она.

— Как хотите, — отрезала Элен.

Жулия пошла звонить, а мы втроем молча слушали, как она повторяла:

— Ну что ж очень жаль!..

Вскоре она вернулась.

— Да никто вас не съест! — сказала Аньес.

— Знаю, — бессильно пробормотала Жулия. — Простите, я пойду собирать вещи.

— Ну а мы — готовить вам еду в дорогу, — сказала Элен.

И они оставили меня одного с фотографией Бернара в кармане. Подойдя к окну, я достал ее из бумажника и, положив на ладонь, начал рассматривать озаренное улыбкой лицо друга. Мне было знакомо это его выражение — даже в те моменты, когда дела шли далеко не так успешно, как нам бы хотелось, он говорил: «Да ладно, не переживай, все обойдется!» Я чувствовал, однако, что на этот раз не обойдется! Пальцы мои дрожали. Чиркнув спичкой, я взял фотографию за краешек и поднес к огню. «Если ты видишь меня, Бернар, — думал я, — то непременно должен простить!» Лицо Бернара сперва начало обгорать, затем вздулось и исчезло. В пепельнице осталась лишь кучка пепла. Несмотря ни на что, немного приободренный, я направился к себе в комнату. У Жулии, вероятно, есть и другие фотографии брата, однако, если она желает со мной договориться, то ей ни к чему показывать их ни Элен, ни Аньес. И чего это я, дурак, испугался? Вырвав из блокнота листок, я нацарапал:

Я понял ваше предупреждение и повторяю: вам нечего меня опасаться. Назовите свои условия.

Эта записка, отправившись под дверь, как и предыдущие, тоже осталась без ответа. Напрасно я томился в ожидании, прислушиваясь к звукам, нетерпеливо переступая с ноги на ногу и грызя ногти. Жулия меня игнорировала. В конце концов я растянулся на кровати. Она, конечно же, шла ва-банк, а на меня смотрела как на человека, готового ко всему и способного на все, — ведь иначе я бы не рискнул бежать из лагеря. Наверное, она считала меня вполне способным на убийство. Раздираемая страхом и алчностью, она пыталась обезоружить меня своими далеко не невинными ласками и угрозами… Отправляясь в Лион, она надеялась там увидеть своего брата — ведь о гибели Бернара она не могла знать. Однако короткая беседа с Элен и Аньес открыла ей глаза, и она поняла, что увидит какого-то незнакомца. И тогда она, вероятно, решила извлечь из этого максимум выгоды и наметила свой коварный план.

Я почувствовал, что события начинают разворачиваться. Меня уже несло по течению, и мне казалось, что я вновь переживаю былое крушение среди едва возвышающихся над водой скал. Не желая больше ни о чем думать, я неподвижно лежал. Мне было холодно, а в душе царили мрак и распад. Я даже чуть было не отказался от ужина — до такой степени я возненавидел всех их. Однако закалка, полученная от матери, не прошла даром: быть может, на низость я еще был способен, но проявить невоспитанность — нет! Поправив на себе костюм Бернара, подогнанный Элен, я присоединился к дамам — своей сестре, своей невесте и своей любовнице. Вот куда я зашел, сам того не желая! А все из-за какой-то досадной ошибки.

Ужин прошел довольно оживленно. Не помню точно, о чем мы говорили, видимо, о войне и об участившихся стычках. Где-то в стороне Тэт д’Ор произошло настоящее сражение. Однако для Элен и Аньес все это имело гораздо меньшее значение, чем отъезд Жулии. Нам было вполне достаточно нашей маленькой войны; поэтому большая война со своими побоищами, расстрелами и убийствами была от нас далеко. Выпили за возвращение Жулии домой, Элен выражала свои восторги по поводу знакомства, но к себе ее больше не приглашала. Жулия же, со своей стороны, выразила надежду, что мы все приедем к ней в Сен-Флу погостить. Все это выглядело весьма трогательно, а изощренная ложь звучала вполне искренне. Аньес собственноручно завела свой будильник и любезно предложила его Жулии.

— Бернар из своей комнаты тоже его услышит.

— До завтра, — добавила Элен, — спокойной ночи. Вам нужно отдохнуть — поездка будет утомительной.

Я больше не возобновлял попыток связаться с Жулией, однако заснуть никак не мог, постоянно перебирая в уме те вопросы, которые мне нужно задать ей завтра по дороге на вокзал. В моем распоряжении будет от силы минут двадцать, и за это время я должен…

Церемония прощания прошла быстро. Время подгоняло нас, да и никто не испытывал особого желания что-либо говорить. Жулия казалась озабоченной и всячески избегала моего взгляда. Я всегда терпеть не мог расставаний на рассвете: они казались мне какими-то зловещими. Но это прощание было особенно тягостным. На лестничной клетке со свечой в вытянутой руке стояла Элен. Я шел впереди, волоча тяжелый чемодан; в колеблющемся свете свечи каждая ступенька казалась западней. Следом за мной, стуча каблуками, спускалась Жулия. Когда мы спустились на первый этаж, свеча потухла, и мы погрузились в кромешную тьму.

— Дайте мне руку, — сказал я.

— Не нужно… Идите вперед… Я хочу слышать ваши шаги… Идите же!

Открыв дверь ключом, который дала мне Элен, я вышел на улицу. Моросил дождь, и это напомнило мне о той ночи, когда я блуждал по городу. Жулия в нерешительности стояла на пороге.

— Мы опоздаем, — пробормотал я.

Она встала справа от меня, с той стороны, где был чемодан, и мы пошли, осторожно ступая по тротуару, как по льду. Пройдя метров двадцать, я почувствовал, что моя рука отрывается от тяжести, и переложил чемодан в другую руку. Увидев это, Жулия завопила.

— Не будьте столь глупы, — сказал я. — У нас больше нет времени продолжать эту идиотскую игру в прятки. Итак?.. Что вы намерены мне предложить?

— Сначала я хочу узнать, кто вы такой, — сказала Жулия.

— Это не имеет никакого значения. Будет вполне достаточно, если я скажу, что был товарищем Бернара в течение долгих месяцев и даже лет. У него не было от меня никаких тайн. Мы вместе бежали из лагеря, и, клянусь вам, я не повинен в его гибели.