Черные начала. Том 8 (СИ) - Кири Кирико

— Вы сказали, — недовольно продолжил Газзенесс, — что, если мы скажем, где наши, вы нас отведёте.

— Это если по пути будет. А если это надо топать на другой край пустыни, то уж извините, я не смогу так долго с вами возиться.

— У нас нет выбора, да? — пробормотал он.

— Ну смерть тебя, твоей сестрёнки и твоего брата тебя не устраивают, как я понимаю, да? — он покачал головой. — Ну тогда да, выбора у вас не много.

Они по очереди медленно выбрались из шкафа, явно сторонясь меня, после чего выстроились в шеренгу по росту. Вот таким паровозиком я их и вывел из судна, где они сжались под взглядами охраны. Я не мог сказать, испытывают люди к кошатникам ненависть или нет, но дружелюбными их точно было не назвать. Поэтому я сразу посадил мелких на сани, на которых ехал сам, сразу предупредив.

— Чтобы не смели слезать, а то мало ли, кто до вас начнёт докапываться.

— А я писать хочу, — промямлила Шелишша.

— Я тоже, — поддакнул самый мелкий по имени Рушшсен.

Тц… началось…

— Делайте свои дела рядом с санями. Вообще, чтобы не отходили ни на шаг от них.

— Я стесняюсь, — пожаловалась она.

— Привыкай, значит, не стесняться. А ты, — тыкнул я пальцем на самого старшего, — следи за ними. Здесь не все рады вам и мало ли что с вами попытаются сделать, если будете бегать по округе, понял?

Тот с ответственным видом кивнул.

— Зу-Зу, следи за ними, — наказал я пушистому, а сам вернулся к остальным.

Когда я отошёл от саней, Люнь негромко заметила.

— С Ки ты был более терпеливым и ласковым.

— Может быть, — ответил я. — Но это было тогда и сейчас ситуация немного иная. Люди явно кошаков недолюбливают.

— Почерствел.

— Возможно, ­— не стал отрицать я. — Но это лучше, чем вообще лишиться эмпатии.

Около судна работа постепенно подходила к концу. Не сказать, что мы как муравьи его разобрали на части, однако он лишился одной из мачт и части обшивки. Когда я подошёл ближе, ко мне подошёл Ёсим.

— Обычно он так себя не ведёт, — словно извиняясь, сказал старик.

— Вы про… а-а-а…

— Мой господин чтит законы пустыни. Протяни руку нуждающемуся — это впитывается с молоком матери, но эта сцена с детьми… мне жаль, что так произошло, и я прошу прощения от его лица и лица его семьи. Просто поймите правильно…

— Что золото — это золото, — вздохнул я, а мой взгляд сам по себе перекочевал к одному из сундуков.

— Что зла в пустыне тоже хватает, и приходится быть осторожным, чтобы вами не воспользовались, а потом не предали.

— Кто? Дети? — хмыкнул я.

— Они могут стать лишь ступенькой к будущим неприятностям, — ответил Ёсим.

Но если я думал, что на этом с котятами будет покончено, то очень сильно ошибался. Едва я начал помогать охране загружаться, чтобы поскорее двинуться в путь, как неожиданно услышал детский плач.

— Что? Что такое? — вернулся я к саням, глядя на зарёванную рожу девчонки. — Что случилось? Кто тебя обижает?

— Я… я попой в песок упала, когда писала… — прохныкала она.

— И? — не понял я.

— У меня попа в песке и чешется теперь…

Ну началось…

Мы выдвинулись дальше лишь ко второй половине дня. Быстро отъехали от частично разобранного судна, оставляя его мёртвый скелет так и лежать между песков. Как сказала Ёсим, скоро пустыня поглотит судно обратно, скрыв его от глаз.

Теперь расстановка охраны немного изменилась. Учитывая, что золото теперь ехало в санях, что шли в центре, больше всего людей сейчас находилось именно там, хотя до этого мы все были распределены равномерно по всей длине каравана.

Вообще такая перестановка была для меня непонятной, так как мы движемся и смысл таких манипуляций отсутствовал, однако раз решили так сделать, то пусть. К тому же у меня своих проблем хватало.

— Ну что опять… — вздохнул я и обернулся, когда мы отъехали на несколько километров, услышав плачь мелкой и смех мальчишек. — Чего ты плачешь опять? Тебя мальчишки обижают? Эй, парни!

— Мы не обижаем её, — тут же ответил Газзенесс.

— А чего хохочете?

— Да там охранник с саней свалился и его следующие переехали, — ответил он, улыбаясь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Было бы над чем смеяться — я видел, как это произошло, и уже было думал, что того бедолагу переехало насмерть, если честно.

— Ясно, а ты чего тогда плачешь?

— А я не видела, — прохныкала Шелишша.

М-да…

Вообще, с детворой возникло довольно много проблем. И если Газзенесс был относительно самостоятельным и помогал мелкому Рушшсену, но вот Шелишша оказалась слишком беспомощной. Что не произойдёт, сразу плачет, и мало этого, ей ещё руку помощи хрен протянешь, так как она девчонка и стесняется.

Вот, например, упала жопой в песок и обоссала себе ноги, из-за чего пришлось её мыть. Раздеваться она стесняется передо мной, так что просто полить её из фляги и оттереть от песка не получится. Пришлось топать к судну и искать более-менее нормальную бадью, которую я уже и заполнил водой, чтобы Шелишша смогла залезть и сама помыться. И опять она выкаблучивалась, типа я мужчина, и она стесняется передо мной раздеваться.

— Да господи, у тебя ни сиськи, ни писки, там смотреть не на что, — уже начал я заводиться.

— Неправда… — разревелась она.

— Давай раздевайся!

— Я стесняюсь…

— Тогда как ты вообще мылась до этого?!

— С мамой и другими женщинами…

А так как девушек у нас в караване не было, я её чуть ли не насильно раздел и бросил в бадью, после чего вытащил обратно, укутал в тряпки, и посадил сохнуть. И этому человеку уже восемь, с её слов, ровесница Ки, когда я ту встретил.

— С той столько проблем не было… — проворчал я.

— Ну ты так-то и не заботился особо о Ки, — ответила Люнь.

— Это ещё почему? —­ возмутился я. — Заботился.

— Но ты её не мыл, не одевал, не решал вот такие бытовые проблемы — всё это было на плечах Лунной Совы. Вот уж кто точно намучился с ней. Ты же просто играл и разговаривал с ней. Думается мне, ухаживай ты за Ки так же, было бы что-нибудь похожее, — улыбнулась Люнь, посмотрев на укутанную девчонку, которая сидела на ящиках.

Но если не обращать внимания на детвору, то у нас всё шло более-менее стабильно. Караван двигался дальше, не встречая на своём пути проблем, день сменялся ночью, и мы постепенно углублялись в пустыню, где один преодоленный бархан ничем не отличался от другого.

Хотя были перестановки, которые мне не нравились. Например, с каждым разом около золота караулило всё больше и больше людей, будто тех, что уже охраняли, было недостаточно, а рядом с ним околачивалось и того больше. На моё замечание об этом, Ёсим сказал:

— Мой господин волнуется, что что-то с ним случится.

— А он не волнуется, что у нас днём, когда мы двигаемся, большая часть охраны теперь не выспавшаяся? — махнул я на уставших людей.

— Он… он понимает это.

— Что происходит, Ёсим? — вздохнул я, спросив его в лоб. — Все как-то помешались на этих сундуках.

— Просто стало опаснее двигаться по пустыне, ведь мало ли кто решит попытаться присвоить его.

— Ничего не изменилось. Никто не знает, что у нас они вообще есть, — заметил я.

Хотя я заметил не только это — люди вообще стали более нервными. Они стали более дёрганными, чаще начали оглядываться, бросая друг на друга подозрительный взгляды. Да и я сам, когда подходил ближе к сундукам, чувствовал некоторое беспокойство, если честно. Даже не так, я смотрел на сундуки и боялся, что кто-то попытается нас обокрасть, хотя казалось бы, какое мне до этого дело.

Такое ощущение, что мы все помешались на этом золоте.

Хотя у меня было определённое преимущество в этом плане. Я находился достаточно далеко от него, и детвора, которая ехала со мной, постоянно заставляла отвлекаться на себя.

Так однажды ночью я вообще проснулся, от того, что что-то вибрирует у меня под боком. Открыл глаза и вижу, что этот Рушшсен, самый мелкий, забился мне под бок калачиком, словно кошка, и мурлычит во сне. И ладно бы просто это, мелочь ещё и бой большой палец на руке в рот засунул. Мой! Пусть вон, свой облизывает! Или на утро я вообще не досчитался одного, и как оказалось, тот провалился между ящиками, где и уснул.