Чёрный сокол - Евгений Сапронов

В миланских латах, выполненных по образцам конца шестнадцатого века, которые носил Олег, человек, был похож на робота с гладкой изогнутой пластиной вместо лица. А Неждан напоминал сейчас железного дятла с острой макушкой и клювом.

Первые доспехи Олега тоже были миланскими, но ранними, такие носили, когда Жанна д,Арк освобождала Орлеан.

К "позднему милану" полагался шлем "армэ", который раскрывался на две или три части на навесах и защелкивался на голове. А в начале пятнадцатого века носили обычный конический шлем – "бацинет" с "шейной" кольчугой и съемным забралом, которое немцы прозвали "собачья морда". По мнению Горчакова ничего собачьего там не было, а вот дятел или буратино – самое подходящее название.

– Давай остальных вязать, – сказал Олег приятелю, когда они закончили возиться с пленным. – Шубу возьми.

Монголы спали на толстых войлоках и укрывались длинными до пят тулупами. Одеваться у них времени не было, и теперь по полу были разбросаны пастели кочевников, одежда и оружие. А поверх всего этого в алых лужах остывали десятки трупов. В трапезной висел острый запах свежепролитой крови, вонь немытых тел, мочи и тяжелый смрад пробитых внутренностей.

– Вот он, "вкус победы! А так же и запах", – прошептал Горчаков, криво усмехнувшись.

– А шубу-то зачем? – не понял Неждан.

– Сейчас быстро идем к тем, троим, что в углу и сходу кидаем им на головы шубы, – поделился планом Олег, – я среднему, а ты тому, что справа.

Стоящий в центре монгол инстинктивно вскинул круглый щит, но тулуп накрыл его, на секунду заслонив обзор. Этого оказалось достаточно, потому что вслед за одеждой вперед метнулся Горчаков и ударом ноги впечатал противника в угол. Бросок Неждана вышел не таким удачным, монгол отскочил назад, шуба упала на его саблю, зато сам он, отступая, подвернулся под руку Олегу и тут же получил латной перчаткой в щеку. Горчаков бил наотмашь и не сумел "вырубить" противника с одного удара. Монгол отлетел, ударился о стену и тут подскочивший Олег, поставил в этом деле точку, длинным боковым ударом, который англичане называют "свинг". Третий противник хотел воспользоваться тем, что Горчаков повернулся к нему спиной, но не успел и только подставился сам. Один из новгородцев ударил его мечом плашмя по руке и выбил оружие.

– Опять шубы берем? – спросил Неждан, когда они шли через комнату.

– Не будем мелочиться, – ответил Олег, – берись за тот край! – он указал рукой на широкий дубовый стол, длинной метра под три.

Новгородец только фыркнул в ответ и мотнул головой так, что на лицо с лязгом свалилось носатое забрало.

На то, как друзья изображали бульдозер, стоило посмотреть. Горчаков, правда, получил при этом концом палаша по шлему, да так, что в глазах сверкнуло. Но дело они сделали: одного монгола сбили с ног, троих отбросили и прижали к стене. Неприятельский строй был разорван, со всех сторон на помощь кинулись свои, и в два десятка секунд все было кончено.

Потом Горчаков осмотрел монголов, которых оглушил дубовым бруском в самом начале. Четверо пребывали без сознания, но судя по пульсу, должны были очнуться. Пятый....

– М-да, перестарался я, – констатировал Олег летальный исход. – Итак, что мы имеем? – начал подводить он итоги. – Десять связанных здесь, плюс четыре сотника там и к ним переводчик. А внизу, сколько пленников? – громко спросил Горчаков, обращаясь ко всем сразу.

– Мы эта, погорячились малость, – повинился один из новгородцев, – двоих взяли только, а остальных того... порубили.

– Ладно, – махнул рукой Олег, – с кем не бывает.

Назначив людей стеречь пленных, он повел остальных к церкви. На улице воинов ждала печальная картина – село Спасское заканчивало свое существование. Сначала погибли жители, а теперь полыхали их дома. Пламя гигантских костров гудело и рвалось ввысь. В серое зимнее небо поднимались клубы черного дыма, в воздухе кружились хлопья сажи. Кроме изб горели и примыкавшие к ним постройки.

– Черт! Да это же хлева! – дернулся Горчаков и тут же успокоился, заметив в стороне от пожарищ стадо коров. – Лоханулся я, – признал Олег, – а суздальцы молодцы! Обо всем позаботились.

Среди коров Горчаков разглядел несколько овец и коз.

– Ага! – обрадовался он. – Не всю живность монголы поели, будет и нам шикарный обед.

Тридцать пять воинов Олег оставил в селе на тот случай, если монголы выломают церковные двери, но этого пока не случилось.

– Ну что здесь, Ратмир? – спросил Горчаков старшего над суздальской дружиной.

– Сначала вороги в дверь колотились, – ответил воин, – а мы бревна придерживали, чтобы в сторону не сползли. А потом невмоготу стало, из под дверей дым полез, до того ядреный! Кто его вдохнул, насилу прокашлялись. А заодно и эти, – Ратмир указал на резные двери, – стучать перестали.

– Бойцы! – гаркнул Олег командирским тоном. – Тьфу, блин! Опять армию вспомнил, – прошипел он и тут же поправился. – Вои! Слушай меня! Стрелкам взять луки и встать перед храмом, полукругом, в тридцати шагах! Остальным встать позади новгородцев!

Дождавшись выполнения команды, Горчаков послал шестерых воинов открыть церковные окна, по человеку на окно. Этот момент он продумал заранее, поэтому мешки с соломой были обвязаны веревками, концы которых свисали вдоль бревенчатых стен, как крысиные хвосты.

Как только выдернули затычки, из узких окон повалили густые клубы белого дыма.

Олег прохаживался перед строем и поглядывал на церковь. Мороз жал вовсю. Под ногами поскрипывал снег. Края шлема от дыхания покрылись инеем. Горчаков надел под дублет толстый свитер, а под штаны теплое трико, но все равно закоченел в своем железе и мечтал о куцей крестьянской шубейке, которую так и не успел сменить на что-то, более подходящее и приличное воеводе.

Наконец, клубы дыма сменились туманными струйками.

– Приготовиться к бою! Открывайте двери! – скомандовал Олег и опустил глухое забрало.

К ручкам церковных дверей тоже привязали веревки, которых теперь было полно – у каждого монгола имелся прочный аркан из конского волоса. Ратники оттащили бревна и потянули за концы веревок, створки дверей распахнулись и на улицу вместе с редким дымком потекли многоголосый кашель и хрип. В полумраке храма висел белесый туман и разглядеть издали, что там происходит, было невозможно. Вскоре из дверей стали появляться монголы, их корчило от кашля, они уже не могли стоять на ногах и передвигались, кто на четвереньках, а кто и вовсе ползком. О сопротивлении никто из них даже не помышлял. Выбравшись на улицу, кочевники скрючивались на снегу, хватали свежий воздух раскрытыми ртами и снова заходились надрывным кашлем.

И Горчакову было совсем их не жаль, потому, что за его спиной, на деревьях все еще висели тела изнасилованных и убитых женщин и совсем еще девочек.

Заканчивайте здесь без меня, – распорядился Олег, – когда воины повязали большую часть ночевавших в церкви супостатов. Ее строили на деньги боярина, а на Руси щедро жертвовали на храмы, поэтому здание вышло просторным. Здесь разместилось сто четырнадцать монголов. Они в нескольких местах взломали полы и развели большие костры, а потом закрыли двери и легли спать у горячих углей, как у себя в юртах. Горчаков не рассчитывал, что тридцать таблеток аспирина дадут смертельную концентрацию, ему всего лишь, надо было вывести противника из строя на время, необходимое для "зачистки" боярской усадьбы. Но зелье получилось убойным. Не все монголы сумели выползти из церкви, у многих не хватило сил, некоторые потеряли сознание, а восемь вражин и вовсе загнулись.

– Итого, – начал подсчеты Олег, – пленных у нас рядового и..., – он замялся, – а десятники это кто? Ладно, скажем так: рядовых и младшего командного состава взято в плен сто двадцать два человека. Плюс четыре сотника и переводчик. Не плохо!

Сам Горчаков сегодня застрелил тридцать два человека, семнадцать зарезал, одному проломил голову и не испытывал при этом не малейшего раскаяния или каких-либо мук совести. Наоборот, он радовался и гордился тем, что сумел спланировать и провести операцию так, что вверенное ему подразделение практически не понесли потерь. Только одному новгородцу разрубили руку пониже локтя, остальных от монгольских сабель уберегли щиты, кольчуги, чешуйчатые брони и усиленные металлом стеганки. Не последнюю роль сыграли внезапность нападения и растерянность противника. Победа была сокрушительной, четыре монгольские сотни перестали существовать!

Шубейка Олега валялась на втором этаже башни, но прежде чем переодеться, он решил взглянуть на спасенных девушек, которых еще не видел.

В светлице Горчаков снял шлем и поставил на лавку, подшлемную шапочку бросил туда же. В комнате было тепло, оставленные стеречь пленных новгородцы, догадались растопить печь. Олег протянул к ней руки.