Крепостное право - Мария Баганова

людей. Раз он поменялся с соседом: взял четыре борзые собаки и отдал четверых дворовых людей – камердинера, повара, кучера и конюха.

Другой случай, указывающий на чрезмерную любовь Измайлова к собакам, тоже замечателен: однажды, во время обеда, когда камердинер Николай Птицын из своих рук кормил барина, страдавшего подагрическими изменениями суставов руки, тот вдруг спросил Птицына и тут же прислуживавшего дворового мальчика Льва Хорошевского:

– А кто лучше: собака или человек?

Птицын отвечал, что как же, дескать, можно сравнивать человека с собакою, с бессловесным, неразумным животным. Мальчик же, всегда чрезвычайно боявшийся своего барина и совсем растерявшийся от его вопроса, пролепетал, что собака лучше человека. И за это Измайлов подарил мальчику рубль серебряный, а камердинеру Птицыну проткнул вилкой руку.

Один из крепостных Измайлова – Пармен Храбров – посчитал, что записан в крепостные не вполне законно: его дед, поляк, попал к русским в плен и был обращен в рабство. Будучи грамотным, Пармен хло-потал о предоставлении ему свободы из крепостной неволи.

Узнав об этом, Измайлов засадил его в особую комнату при лазарете, то есть в тюрьму. В этой комнате Пармен был постоянно под замком, а зимою дня по два ее не топили. При этом не отпускалось Пармену Храброву ни белья, ни верхней одежды и обуви, иногда же не давалось ему и пищи.

Пармен Храбров не раз просил прощения у Измайлова, клятвенно обещаясь отказаться навсегда от мысли ходатайствовать о свободе и уже служить помещику своему «верою и правдою». Но суровый помещик велел отвечать от своего имени Храброву, что прощения ему никогда не будет. И если бы верховная власть не обратила на Измайлова своего внимания, то дело, скорее всего, кончилось бы гибелью Храброва.

Расправа над провинившимися всего чаще производилась в самом господском доме. Измайловские камердинеры постоянно ходили с пучками розог за поясом.

Исполнителям наказаний крепко доставалось, если они не больно секли провинившихся. Один из дворовых Иван Лапкин говорил на следствии, что у него, Лапкина, «почти в том только время проходило, что он или других сек, или его самого секли».

Генерал Измайлов не церемонился наказывать – сечь и бить – людей своих даже при гостях. Несчастных часто истязали в гостиной, в кабинете, в залах, в самой барской спальне. А когда случалось, что люди эти наказывались не под барскими глазами, то их приводили к барину для того, чтобы он мог наглядно удостовериться, достаточно ли они наказаны. У иных после наказаний спины гнили по нескольку месяцев, иные, всё оттого же, долго-долго чахли в хитровщинском госпитале, иные умирали преждевременно. Недаром в измайловской дворне весьма мало было стариков.

Использовал Измайлов и другие орудия пыток. На крепостных надевали на долгое время рогатки, ножные железа, сажали их в называемые стулья – железные сиденья, оснащенные шипами и наручниками, лишавшие жертву возможности двигаться. Их приковывали на стенные цепи, у них отнимали их жалкое, скудное имущество – козу или коровенку, домашнюю птицу, их жалкие полусгнившие домишки, даже одежду и обувь. Им уменьшали ежедневную пищу, их употребляли в невыносимые работы.

Наказывались же люди за всё про всё.

Например, у псаря Семена Краснухина сорвалась борзая собака со своры – его драли арапниками так, что спина у него гнила полтора месяца; а в другой раз не успел он же, Краснухин, обскакать болото, а оттого заяц ушел – и за это высекли псаря плетью, после чего пролежал он в больнице долгое время.

Крепостной Макар Жаринов привел из зверинца десяток зайцев для садки, но один из зайцев вовсе не побежал: за такую покорность судьбе со стороны зайца высекли Жаринова плетьми, да надели ему на шею рогатку, а на другой день опять высекли и посадили на стенную цепь.

У Никиты Жукова борзая собака выбежала из круга; у Никиты Колкунова собаки перекусались; сзади Ермила Юсова собака вдруг взвизгнула, – и Жуков, Колкунов, Юсов были жестоко наказаны.

У Павла Белова борзая собака кашлянула. Измайлов спросил: «Отчего это?» А Белов отвечал: «От волоса и от цепей». Но Измайлов возразил, что он не приказывал держать борзых собак на цепях. И за ответ свой, в котором барин нашел неприятный для себя намек, пришлось Белову долгое время носить мучительную рогатку.

Легавые собаки съели как-то трех кур – и дворовый человек Епифан Жатов был высечен за это плетью, да к тому же надета на него рогатка.

Мальчик дворовый, кормивший щенков, в один и тот же день был высечен троекратно за то, что одна из его собак ушибла себе ногу. Двадцать человек из псарей однажды были все пересечены «за недочет собак по шерстям». Да и все вообще псари чрезвычайно часто подвергались наказаниям за собак: за нечистоту, за худобу, за какое-либо повреждение их. А во время охоты в отъезжих полях несчастным псарям этим уже и никак нельзя было уберечься от наказаний: Измайлов придирался к самым ничтожным случаям, чтобы распорядиться тут по-своему. Вот наиболее яркие примеры тому: раз у мальчика-псаренка слетел картуз с головы – и барин пересек за то поголовно всех бывших с ним тогда на охоте псарей. А то крепостной Иван Лапкин троекратно в один и тот же день был высечен за то, во-первых, что лошадь, на которой он был верхом, коснулась хвостом барского экипажа; во-вторых, за то еще, что не заприметил лежавшего в борозде пашни зайца – а надо заметить, что у зайца маскировочная окраска; и в-третьих, за то, наконец, что стоял с собаками слишком близко от лошадей, отчего лошади эти могли будто бы зашибить собак.

А порой людей наказывали и вовсе без вины, «лишь ради того, что барину что-нибудь не так показалось».

Краснухин Никифор был высечен плетью за то, что у одной лошади его табуна не подстрижены были ноги у копыт.

Никифор Мареев – за нечистоту и худобу лошадей, что, однако, зависело не от небрежности его, а от большой грязи на конном дворе, а также и от недостатка кормов, – сечен был казацкими плетьми пять дней сряду, отчего был болен тяжко и «в безумии находился» ровно четыре недели. Но и этим не окончилось его мучение: три года он содержался в хитровщинской арестантской избе, откуда ежедневно посылали его на разные тяжелые работы.

Степан Сало, конюх, высечен был за то, что продержал в поле свой табун более двух часов, да еще за то, что ошибся в летах лошади, когда Измайлов спросил его об этом.

Григорий Фетисов многократно был высечен и носил рогатку за то, что не успевал иногда вычистить всех верховых лошадей.

Ермолай Макаров высечен был за то, что табун его шел на водопой кучею, а Макар Жаринов, тот самый, который так сильно пострадал за зайца, не побежавшего на садке, подвергся наказанию и за то, что Измайлову показалось, будто у Жаринова одно стремя короче другого и он косо сидит на лошади.

У Якова Мурыгина, когда ему было двенадцать лет от роду и ходил он за птицею, павлин заболел: за это Мурыгин был высечен розгами и «сослан» вместе со своей матерью на поташный завод, где целый год содержался на хлебе и воде, а мать его пробыла на заводе ровно пять лет.

Минай Соколов попал в рогатку за то, что у него один баран подошел к колодезю пить после других.

Приказчик Иван Овсянкин, чуть ли не самый доверенный человек Измайлова, три раза носил рогатку, а телесно наказан был много раз. Так, например, троекратно в один и тот же день секли его в гостиной за то, что не успел он всю рожь обмолотить до весны.

Любопытен следующий случай, относящийся к концу 1825 года: присягали государю-цесаревичу Константину Павловичу, Овсянкин пошел в церковь, но без спроса у барина – и за это, по возвращении домой, тотчас был высечен плетью. Но Овсянкину доставалось и совсем беспричинно: например, какой-то конюх донес барину, что староста деревни Клобучков пьянствовал. Так за то, что Овсянкин не доложил о пьянстве старосты, о котором он ничего не знал, бит он был по зубам, таскан за волосы по полу, и – кроме того – высечен розгами.

Лакея могли высечь за то, что недостаточно быстро подал доктору душистой воды для обмытия рук; или за то, что, прислонившись к стене, замарал кафтан свой мелом; или за то, что попросился в солдаты; а также за то, что получил однажды от воспитывавшейся в барском доме незаконнорожденной дочери помещика Богданова записочку, в которой она просила его дать ей каких-нибудь книжек для прочтения;

Другой лакей был посажен на стенную цепь за то, что на зов барина не скоро явился, да еще носил он трое суток ножные железа за нюханье табаку…

Однажды, объезжая господские поля, Измайлов заметил, что один молодой крестьянин, бывший