Разум Вселенной - Александр Студитский

— Жаль, что ты не вирус, — пробормотал Юрий, обращаясь к крысе, не сводящей с него матово-розовых глаз.

Уже темнело. Юрий встал, убрал свое рабочее место, вынес клетку с крысами в комнату, где содержались подопытные животные, и побрел в лабораторию, чтобы взять портфель.

Короткий зимний день подходил к концу, но все двери в коридоре матово светились — во всех помещениях кафедры работали. Юрий машинально заглянул в полуоткрытую дверь кабинета Германа Романовича. Штейн в ослепительно белом, накрахмаленном халате сидел за микроскопом, Юрий поколебался с минуту, но решил войти: Штейн числился руководителем-консультантом его темы.

— А, Юра, входите! — приветливо сказал Штейн, бросив на него быстрый взгляд. — Что скажете, мой друг?

Штейн был в прекрасном настроении. Это чувствовалось в посадке всей его крепкой фигуры, в ловких движениях пальцев, бегающих по винтам микроскопа, и мажорном тоне звучного голоса.

— Мне кажется, Герман Романович, — сказал нерешительно Юрий, — что у моих крыс восстанавливается регенерационная способность...

— Да? — отозвался Штейн, выдергивая препарат из-под объектива и вставляя на предметный столик другой. — Что же, это бывает. Даже при рентгеновском облучении. Значит, каким-то клеткам повезло, и они остались неповрежденными...

Именно такого ответа Юрий и ожидал.

— Неужели никакая репарация поврежденной клетки невозможна? — уныло спросил он.

— Практически никакая! — отрезал Штейн и внимательно посмотрел на Юрия. — И теоретически почти никакая. Как может быть восстановлено здание, если план строения уничтожен?

Он повернулся вместе со своим вращающимся табуретом к Юрию, который стоял, прислонившись к столу.

— Вот под моим микроскопом прекраснейший пример действия радиации на клетку — инфузория туфелька, подвергнувшаяся, как и ваши крысы, действию космической радиации... В чудовищной дозе — пятьсот тысяч рентген.

Штейн подождал реплики. Но Юрий угрюмо молчал.

— Орган наследственности, хранилище наследственной информации — микронуклеус у них, конечно, вдребезги разбит и исчез, — продолжал Штейн. — Они живут только потому, что у них есть второе гигантское ядро — макронуклеус, которое вследствие своей величины устойчиво против радиации.

Герман Романович опять посмотрел на Юрия, ожидая его реакции. Но тот молчал.

— И вот наш опыт, который мы провели с Наташей Гусевой, — продолжал Штейн, не обращая внимания на молчание Юрия. — В космическом путешествии был один вид туфельки — Бурсария. А мы скрестили его с нормальной туфелькой вида Аурелия. Результат — Бурсария получает микронуклеус Аурелии вместе со всей его ДНК, несущей наследственную информацию, и перестраивается по типу Аурелии. Прошу вас, взгляните.

Он откинулся корпусом в сторону, чтобы Юрий мог нагнуться над микроскопом.

— Да... действительно.

— Хорошо? Что можно возразить против этого опыта? — Штейн наклонился к микроскопу. — Один вид превратился в другой в результате переноса ДНК из одного организма в другой.

Его пальцы снова забегали по винтам микроскопа. Юрий пробормотал: «До свидания» — и вышел из кабинета.

— Слышал? — встретил его в лаборатории Ярослав, как всегда, возбужденный подхваченной где-то на лету новостью.

— Что такое?

— Завтра на ученом совете Всеволод Александрович выступает с докладом.

— И ты мобилизуешь аудиторию?

— Чудак, на такой доклад не прорвешься... Называется «Новые данные о синтезе белка в животных и растительных клетках в условиях облучения».

— Какие же у него могут быть особые новые данные? — недоверчиво спросил Юрий. — Наверное, все то же — ДНК, хромосомы...

— А вот то, да не то. Полное решение вопроса... Не оставляющее никаких сомнений.

— В чем?

— В том, что действительно хромосомы управляют синтезом белка.

Юрий покачал головой.

— Да, милый мой, — Ярослав торжествовал, — теперь твоим сомнениям конец, получены бесспорные экспериментальные доказательства. Мне сам Герман сказал.

Юрий пожал плечами. Ему не хотелось спорить.

— Послушаем, — ответил он сдержанно. — А потом будем разговаривать.

Глава третья

Профессор Брандт выступает с докладом

Доклад профессора Брандта собрал огромную аудиторию.

Ученый совет был назначен на три часа, но открылся позже, так как собравшиеся забили всю малую аудиторию старого здания и заседание пришлось перенести в большую. Юрий, Ярослав, Майя, Тоня и другие студенты кафедры космической биологии заняли удобные места, откуда был виден весь огромный зал с круто уходящим вверх амфитеатром. Профессора рассаживались в первых рядах. Против президиума в первом ряду возвышалась грузная фигура академика Ершова. Рядом с ним виднелись дон-кихотские усы и бородка Тенишева. Над ними, во втором ряду — Штейн и другие сотрудники кафедры космической биологии. Выше, в третьем ряду у прохода, Юрий увидел профессора Панфилова и его сотрудников.

Панфилов сидел в спокойной позе, положив руки с переплетенными пальцами на узкую доску стола перед собой, устремив внимательный взгляд маленьких светлых глаз на развешанные около кафедры таблицы. К нему наклонился доцент Постников — высокий, смуглый, еще молодой человек. Оба, по-видимому, обсуждали изображенные на таблицах схемы. Рядом с Постниковым сидел широкоплечий человек с бритой головой — инженер, занимавшийся электронными микроскопами и всей сложной аппаратурой на кафедре, Юрий не помнил его фамилии. Дальше — Виола, потом Леонид Михайлович Перфильев, немолодой сутуловатый человек с удивительно приятным лицом, которого Юрий запомнил потому, что он иногда читал лекции вместо Панфилова и студенты путали их фамилии. Дальше располагались незнакомые Юрию люди, которых он иногда встречал на кафедре морфобиохимии.

Аудитория заполнилась до отказа. Студенты свешивались через балюстрады боковых балконов. Было шумно, как перед концертом известного артиста. Брандта любили — студенты увлекались его лекциями, его приятной, располагающей манерой обращения. Огромный интерес вызывала и сама специальность — космическая биология.

В президиум поднялся декан. Звякнул колокольчик.

— Уступая нашим просьбам, вполне естественным, если принять во внимание тему исследований профессора Брандта и его коллектива, — сказал декан, — Всеволод Александрович любезно согласился сделать сегодня сообщение о результатах своих исследований.

Брандт поднялся со своего места, высокий, по-спортивному легкий, своеобразно, по-шестидесятилетнему, элегантный, неторопливо прошел на кафедру, разложил перед собой листки доклада, выждал маленькую паузу. В огромной аудитории стало тихо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});