Дмитрук. СЛЕДЫ НА ТРАВЕ - Андрей Дмитрук

Делом секунды было сфокусировать на истекающем кровью солдате энергию Переместителя. Короткий удар ветра встопорщил воду ручья, тело растаяло. В регенераторной клинике Вольной Деревни разберутся и с этой поломанной психикой…

Чтобы не возбуждать новых эксцессов, Валентин перевел свой защитный энергококон в режим "светового обтекания", а потому стал невидим. Так, благополучно миновав контрольные посты и перелетев через проволочные заграждения, посланник Вольной Деревни оказался в овальной, наскоро расчищенной котловине, где стояли войска. Стационарные реакторы были брошены в горах, собрать полевые Самоан не успел — обходились без силового колпака. Да и зачем был нужен колпак, если ударное соединение спешно готовилось к вылету?…

Среди покрытых джунглями холмов, над которыми курились столбы гейзерного пара, на черном пепле выжженной котловины оканчивалась посадочная лихорадка. Танки грузно въезжали в трюмы вертолетов, солдаты толпились вокруг трапов. Видимо, после бегства и благополучного прибытия в Вольную Деревню адъютанта Голембиовского мятежники отчаянно заторопились. Опоздай Лобанов на пару часов — и вся эта рать обрушилась бы на истерзанный усобицами Новый Асгард…

Син Тиеу стоял в окружении ближних людей у распахнутой кормы флагмана. Мужчины в касках с золотым знаком, в добротных комбинезонах, обвешанные оружием и радиоприборами, сытые и уверенные, рассматривали некую схему на развернутом листе — должно быть, карту обреченного города.

Валентин Аркадьевич мысленно выделил невысокую, плечистую фигуру командира; с яркостью представления, некогда достижимой только для опытных йогов, обвел Син Тиеу светящимся овалом… Все! Больше не существует времени. Пропала суета людей и машин. Офицеры так и стоят, склонившись над картой, и один из них поражает некую цель указательным перстом. Все! Внутри остановленной микросекунды живут только они двое — мятежный начальник братства и человек из Вольной Деревни. У них собственный темп. Когда бы ни вернулись из него Лобанов и Самоан — прочие даже не заметят, что командир куда-то исчезал…

Сразу все поняв, Син Тиеу медленно повернул голову к Лобанову и сказал — высокомерно и печально:

— Какое дело сгубили, слюнтяи! Что в столице, знаете? Уличные бои, заводы останавливаются. Скоро будет большая кровь…

— Ну да, — охотно кивнул Валентин. — А вы, миротворцы, всех бы успокоили, помирили…

— Думаю, что успокоили бы.

— Вечным сном, да… А впрочем, пофилософствуем мы с вами в Вольной Деревне. Если пожелаете, на моей террасе, за чаем… Ну, продолжайте грузиться, не буду мешать.

— Какие санкции предусмотрены на случай моего отказа? — не шевельнувшись, спросил командир.

— Санкции?.. Этого я не знаю, — честно ответил Валентин. — Но, надо полагать, Совет Координаторов принял… м-м… соответствующее решение.

— Решение! — презрительно усмехнулся Син Тиеу. — Большая загадка!.. Разумеется, совершеннейший гуманизм. Никакой пиротехники! Это вы делаете чужими руками. Вот как нас бросили против Морриса…

— Ничего не поделаешь, мы не можем допустить, чтобы из-за вас события на Вальхалле стали еще менее управляемыми. Между прочим с той же целью мы предложили вам совместно обезвредить Морриса. И вовсе не бросили — вы могли бы и отказаться… Нет! Все выглядело совершенно иначе. Отцы-патриархи обратились к нам с просьбой о помощи…

— О боги! — впервые дрогнул монотонный голос Самоана. — Вам нужно официальное обращение? Чье?! Старой психопатки, называемой Боевым Вождем? Или этих надутых кретинов в орденах?…

— Да, — кротко сказал Валентин. — Нам нужно такое обращение. Необходимо.

— Значит, вы признаете законным нынешнее правительство Вальхаллы?

— Признаем, ничего не поделаешь. Другого пока нет. Если народ свергнет это правительство и изберет другое — лучше, конечно, путем всеобщего голосования, — тогда мы вздохнем спокойнее. Но пока что для нас государство Вальхалла — это высокородная мать Гизелла фон Типпельскирх, консул и сенат…

— А почему бы вам не посчитать наше выступление… народным? — прищурился Син Тиеу.

— Увы! — развел руками старейшина школы. — Вынужден сказать, что у вас нет ничего общего с народом, друг мой. Ни-че-го…

— В самом деле? — Углы рта Сан Тиеу поползли вверх. — Странно! Равенство всех перед законом, конец тирании клана, конец расизма, распределение благ строго по труду — по-вашему, это не нужно народу? Но разве Земля не призывает к тому же самому? Разве у нас с вами не общая цель — коммунизм на Вальхалле?…

— Да, — сказал Валентин Аркадьевич. — Если мы кого-нибудь и боимся, до сих пор боимся у себя в Кругах — так это исключительно вас. Таких, как вы.

— Каких же это?

— Слишком последовательных, дружок. Искренних — а я свято верю в вашу искренность, — искренних и радикальных обновителей мира. Тех самых, которые ради идеи — пусть и правильной, но ведь не абсолютно же, абсолютно верных идей не бывает! — ради своей идеи могут упечь миллионы людей в какие-нибудь общины для перевоспитания, сгубить девятерых на каторге, лишь бы десятый наловчился связно бормотать набор лозунгов. Конечно, у вас более современные средства мозговой обработки, я это понял, — но сама суть!.. Ей-богу, можете обижаться, но по мне — во сто раз лучше старый, глупый, разъеденный интригами клан, чем эта безупречная мясорубка, которую собираетесь наладить вы!

— Клан! — Сдержанность начала отказывать командиру: говоря, Самоан комкал снятые перчатки. Лобанов видел бурю в его душе, похожую на багрово-черный вихрь. — Клан уже выкопал себе могилу. За собственные деньги. Прикормил своих убийц. Еще день, два…

— Ну, вы же не станете выручать патриархов. Разве что сделаете состав захоронения более пестрым, свалив туда и архангелитов…

Валентин отшатнулся от жуткой вспышки ярости, излученной Син Тиеу.

— Ладно. Я палач, людоед. А вы? Что делаете вы? Не лезете в кашу?! Хорошо. Они видят, что вы сидите за стеной, и наглеют. Скоро они начнут бросать трупы у ворот вашей Деревни!

— Мы же все-таки не боги, чтобы все предвидеть…

— Вот-вот! Не предвидели! — захлебывался Самоан. — Нет, вы надеялись на другое! Что все побегут к вам… Ошибаетесь! Беглецы — не идейный резерв. Это крысы, трусливые и жадные. Раньше они спасались в Улье, теперь на Земле. Да! Новый Улей! Места хватит всем!..

— Ну, чепуха же, Син… Мы никого не собираемся лишать родины. Отдохнув, подлечившись, все желающие смогут вернуться обратно.

— Ага! И все начнется сначала. Кланы, касты, расы, старшие братья, младшие братья. Пока вам не надоест церемониться. И тогда вы вспомните меня. И сами бросите десант на столицу…

— Мы обдумывали такие варианты… — Неожиданно Лобанов спросил: — Вы знаете, сколько времени сохраняется след транспортного средства на траве? Скажем, след колеса или гусеницы?.. Когда-то в ответ на подобный вопрос я засмеялся. Понятно же вроде, что лишь до осени! Весной выйдет из-под снега новая трава, без всяких повреждений… Оказывается, ничего подобного. Один проезд тяжелого грузовика или тягача повреждает травяной покров на десятки лет! Род человеческий подобен траве, Син Тиеу. След грубого насилия не исчезает веками, новорожденные несут страх в генах… Это ли нам с вами нужно?

Помолчав немного, Валентин совсем иным, доверительным тоном добавил:

— Думаете, мне не хочется действовать решительно и быстро? У меня сердце болит за Новый Асгард… Там мой сын, понимаете? Родной сын. Я сам его послал туда агитатором и недавно едва успел спасти от расправы. В другой раз могу не успеть…

Самоан на мгновение притушил ресницами жестокий блеск глаз. Сверхчуткий землянин уловил тихий подавленный вздох, отсвет глубокой, смиренной печали… Несостоявшийся революционный комиссар Вальхаллы вспомнил о ком-то, бесконечно дорогом и навсегда потерянном.

— Скоро вы будете рядом с Войцехом, — мягко сказал Валентин. — Без пиротехники. Где-нибудь в березовом лесу посреди Канады.

VIII

Пауль с удовольствием закрыл глаза, поудобнее устроился на подушке. (Недавно Толстый Ялмар, сжалившись над безропотным механиком, сдал ему комнатенку на втором этаже "Голконды".)

День прошел удачно. На квартире Михая Георги Пауль дал последние наставления рябому тепличнику — тому, что его донимал вопросами после «проповеди» в винном погребке… Тепличник решил пробираться в Вольную Деревню; ему объясняли, как идти по Тропе.

Строго говоря, закона, воспрещающего бывать в городе землян или в самих Кругах, на Вальхалле не было. Это тоже оговорили дипломаты… Но, чтобы выехать, требовалась куча бумаг, и прежде всего — характеристика от районного уполномоченного клана. А старший сын, погоняв вальхалльца по статьям Священной Хартии, мог такой бумаги и не дать. Требовалась огромная взятка… Где взять ее бедному «фермеру»? Таких, как он, или же иных, «неблагонадежных», вообще лишённых права на выезд, выручала тайная Тропа. За выход на нее брали по-божески, и можно было еще поторговаться…