Голос крови - Олег Юрьевич Рой

позвоню, принесут, посмотришь. Не положено, конечно, но раз такой случай. И чего тебе по кабинетам колготиться, сиди тут.

На просмотр содержимого папки у Арины ушло не больше четверти часа. Даже включая чтение десятка свидетельских показаний, которые, впрочем, были странно друг на друга похожи: нет, не знаю, не видел, не замечала.

– Отца ребенка не проверяли?

– Да как тебе сказать… – Кудряш перевела взгляд на окно, за которым висело белесое небо. – Я в Питер-то позвонила, есть у меня там старые связи, попросила побеседовать. Неофициально, конечно. Но ничего полезного не сообщили.

– Почему в Питер?

Антонина Тимофеевна поудобнее устроилась в потертом офисном кресле, подперла мягкий подбородок мягким кулачком:

– Сама Лида, мать то есть, когда мы ее опрашивали, твердила, что отца у ребенка нет. Совсем нет.

– Непорочное зачатие, что ли?

– Ну… она как бы не в себе была, оно и понятно. Отстаньте, говорит, родила и родила, какая разница от кого. Или вдруг заявляет, что видела этого самого отца один единственный раз, в каких-то неведомых гостях, и знать не знает, где он сейчас. Но в свидетельстве о рождении отцом указан не какой-нибудь Иван Иваныч Иванов, а Альберт Сейко.

– Сейко? Как часы?

– Ну да. Фамилия не сказать чтоб сильно редкая, у нас лет двадцать назад оперчастью один Сейко командовал, после спился, конечно. Этот не родня, однофамилец. Но все-таки не Петров, не Сидоров и не Кузнецов. Да еще и Альберт.

– Да, любопытно… – согласилась Арина, припоминая. – Не Леонтьевич, случайно?

– Именно, – с каким-то странным торжеством подтвердила Антонина Тимофеевна. – Неужто приходилось сталкиваться?

– С одним-то точно. Я же работать в Питере начинала.

– Да мы в курсе! – хозяйка кабинета почему-то обрадовалась.

– И как раз Альберт Леонтьевич Сейко служил тогда третьим, кажется, замом областного министра транспорта, – объяснила Арина. – Самый, кстати, молодой замминистра в области был, хоть и третий зам, но все же. Ребята говорили, его будущий тесть продвигает. Должность и фамилию этого самого тестя я, признаться, уже не помню, хотя, если что, узнать недолго. А самого Сейко видела, когда он вручал начальникам районных оперчастей ключи от новых автомобилей. Бодрый такой, энергичный. Симпатичный. Но – как? Где имение, а где вода? Фамилия-то действительно не так чтоб редкая, но – Альберт Леонтьевич? Многовато для совпадения.

– Какое там совпадение! – воскликнула Кудряш. – Он с Лидой в школе учился. Закончил на год раньше нее. В школе-то между ними ничего вроде не было, но на встречи выпускников он приезжал. И в последний раз чуть меньше двух лет назад.

– То есть чисто технически он мог бы оказаться отцом, – задумчиво произнесла Арина.

– Ну сейчас-то уже не узнать. Разве что мальчик все-таки найдется.

– А вы на это не надеетесь?

– Если уж мать в это не верит, то мне-то как?

– А она не верит?

– Не верит. Я думаю, она что-то знает, но молчит. Я с ней и так, и эдак – молчит, как рыба об лед.

– Звонили, Антонина Тимофеевна? – в дверь просунулась улыбка.

Располагалась она на круглом смугловатом лице, украшенном блестящими темными глазами, тоже почти круглыми. Экий татаро-монгол, подумалось Арине. Улыбался татаро-монгол заразительно.

– Заходи, Ринат, – приветливо улыбнулась Кудряш. – Чаю будешь?

– Не, – он замотал головой, так что коротко стриженые черные волосы встопорщились на макушке смешным хохолком. – Мне еще восьмой дом отрабатывать.

– Опять?

– Ну дак пока они там не поубивают друг друга, так и будет, – вопреки пессимистической тираде, улыбался татаро-монгол все так же жизнерадостно.

Водрузив на следовательский стол папку с оперативно-розыскным делом, он помахал рукой Антонине Тимофеевне, отвесил нечто вроде поклона в сторону Арины и испарился.

В оперативном деле материалов было побольше, чем в следовательской папке, но сводилось все к тому же: магазинчик (схема прилагалась) был маленький, поэтому молодая мама оставила коляску с ребенком у крыльца, а выйдя – через две, по ее собственным показаниям, минуты! – обнаружила ее пустой. Положим, «две минуты» при более подробном рассмотрении превратились в почти шесть, но в целом так оно и было. Показания свидетелей – двух продавщиц, охранника и десятка случайных покупателей – сводились к одному и тому же. Женщина быстро прошла по рядам, бросила в корзинку хлеб, йогурт и молоко, остановилась ненадолго возле фруктового стеллажа, выбирая груши, добавила к покупкам «детскую» воду и две баночки мясного пюре, расплатилась – наличными! – сложила покупки в висящую на плече сумку и вышла. А через минуту, не больше, влетела в магазин с криком: «Помогите! Ребенок пропал!»

Опрос работников магазина, покупателей и пары случайных прохожих дополнялся записью с магазинных камер наблюдения и докладами о сборе и действиях волонтеров.

Негусто, но придраться было не к чему: полиция постаралась, сделав все, что вообще имело смысл делать. Даже собаку на место происшествия привозили. Та, правда, покрутилась возле опустевшей коляски, довела инструктора до подъезда осиротевшей матери, при следующей попытке дернулась на пару шагов в одну сторону, в другую – и все.

Снаружи камер наблюдения не было, по крайней мере, поблизости. Магазинные же, все четыре штуки, подтверждали слова свидетелей. Кто-то позаботился объединить записи так, чтобы все четыре изображения можно было смотреть одновременно, при необходимости «приближая» более интересный «квадрат». От появления Лиды Прокопьевой в магазине до ее ухода прошло немногим больше пяти минут. Вот она идет вдоль полок, останавливается возле фруктов, расплачивается – все быстро, деловито, задержавшись лишь дважды: возле лотка с грушами и возле кассы. Лицо Лиды, снятое с верхнего ракурса выглядит вытянутым, унылым. Вот она кивает кассирше, складывает покупки в сумку, выходит… чтобы через сорок три секунды вновь появиться в поле зрения той же камеры – стремительно, с некрасиво разинутым ртом…

Пять с половиной минут – много это или мало?

Чтобы подойти к коляске, выхватить ребенка и скрыться – более чем достаточно. Свернуть в ближайший двор, потом в другой – и ищи свищи. Но почему собака не взяла след? Может, похититель не уходил в ближайшие дворы, а сел в машину? И как он мог быть уверен, что хозяйка коляски не появится в ту самую секунду, что он хватает ребенка? Следил? Но ведь Лида могла, войдя в магазин, выйти через три секунды – мало ли, вспомнила, что кошелек забыла, послышался плач ребенка, да просто передумала!

Нет, наружное наблюдение тут неважный помощник. Чтобы быть уверенным, что мать не появится хотя бы несколько минут, надо зайти в магазин следом за ней, убедиться, что она занята покупками, и выйти.

Но камера над кассой, глядевшая заодно и на входную дверь, не зафиксировала ни одного человека,