Итоги № 10 (2013) - Итоги Итоги

Если речь идет об использовании данных, находящихся внутри документов, разными службами и департаментами, нужны совсем другие электронные инструменты. Они называются системами управления корпоративным контентом (Enterprise Content Management, ECM) и составляют сегодня предмет гордости вендоров. Рассказывает Игорь Пасюков: «Можно искать в хранилище нужный документ не только по имени, дате создания, но и по любой другой контекстной информации. Скажем, можно найти все документы, содержащие название определенного проекта». ECM — системы иного уровня сложности, поскольку переход на уровень манипулирования данными, содержащимися в документах, диктует специфические требования к доступности информации, наличию прав доступа к ней, проверке ее аутентичности, надежности, правилам обмена с контрагентами.

«На рынке существуют предложения на любой вкус и кошелек, — резюмирует Олег Бейлезон, главный архитектор компании «Логика бизнеса 2.0» из группы компаний «АйТи». — В обществе исчез страх перед техникой, появилось понимание границ допустимых действий при работе с электронными документами». Иными словами, электронный документооборот практически превратился в обычный рабочий инструмент. А это значит, что борьба за электронный документооборот уходит из сферы «идеологических» IТ-штампов: просто заявить, что «у нас в офисе запрещены бумажные документы», уже несовременно. По-настоящему передовые руководители способны объяснить, какие реальные преимущества дает организации внедрение новейших систем. А это, между прочим, не так просто.

«Расходы на информационные системы, включая ECM, — в большинстве случаев косвенные, — поясняет Ольга Подолина. — Исчислить расходы на ECM в расчете на единицу продукции можно только с помощью некоторой модели экономического планирования. Потому что информация — это нематериальный актив, участвующий в производстве всегда совместно с материальными и трудовыми ресурсами». Спору нет, появление такой системы улучшает доступность тех актуальных данных, которые необходимы каждому сотруднику, чтобы еще лучше выполнять свою работу. Но вот насколько хорошо он воспользовался новыми возможностями — это вопрос. Получается, что внедрение контентной ECM-системы — не конечная цель и даже не средство ее достижения, а составная часть целой стратегии управления информацией, которой придется обзавестись любой организации, поставившей себе цель превращать данные в «горючее» для бизнеса. Сегодня такие заявления больше смахивают на очередной IТ-штамп, но вспомните: еще недавно мы так же скептически относились к безбумажному офису — и вот уже дружно перемещаемся в цифровые хранилища. Неужели мы скоро забудем, как выглядит фиолетовая печать на бланке организации?

Мимо кассы / Искусство и культура / Кино

Мимо кассы

/  Искусство и культура /  Кино

Едва у российского кино появились деньги, как пропал зритель

 

На прошлой неделе сразу три российские картины возглавили бокс-офис. Фильм-катастрофа «Метро» — почти 10 миллионов долларов за две недели проката, комедия «Что творят мужчины!» — 4,5 миллиона в первый уик-энд и российско-американский триллер «Тайна перевала Дятлова» — около трех миллионов в первый уик-энд. Выходит, наша аудитория, недоверчиво косящаяся на отечественную продукцию, все-таки готова выкладывать деньги за российские картины?

Не львиная доля

Совокупный российский бокс-офис составил в 2012 году почти 1,3 миллиарда долларов. Доля нашего кино в нем последние годы оставалась стабильной — 15—16 процентов. Однако в 2012-м она снизилась на процент, а посещаемость российских фильмов упала на целых три процента. И это тревожный сигнал. Самый прибыльный российский фильм в прокате прошлого года «ДухLess» стоит на 25-м месте среди лидеров бокс-офиса (13,3 миллиона долларов). А на первой строчке четвертый «Ледниковый период» с пятьюдесятью четырьмя миллионами — почувствуйте разницу. Государство ее почувствовало. Из бюджета финансируется более сорока процентов всех полнометражных игровых картин. Но при этом сборы примерно 39 процентов российских фильмов, как подсчитали аналитики компании «Невафильм Research», не окупают даже расходов на тиражирование копий для проката. Три года назад Фонд кино как раз был призван развить сегмент коммерческого кинематографа. На взгляд многих, идея с приоритетным финансированием нескольких крупных компаний, названных мейджорами, была изначально порочна. И в первую очередь потому, что не было выработано критериев — ни в каких единицах исчислять крутизну студий, ни то, какие именно проекты выбирать. Тем не менее сырой эксперимент назвали кардинальной реформой господдержки, и финансовые реки потекли.

Что касается государства, то оно свои обязательства выполнило, постоянно увеличивая бюджетные вливания в фонд: 2,9 миллиарда рублей в 2010-м, 3,2 миллиарда рублей в 2011-м и 3,9 миллиарда рублей в прошлом году. Доля же отечественного кино в прокате не то что не выросла, а упала. Фонд почти не ставил вопрос о возвратности: в 2010—2011 годах кинокомпании должны были возвращать до 5 процентов от доходов фильма, пропорционально вкладу фонда в бюджет проекта. В 2012-м для комедий и международных проектов возврат был увеличен до 25 процентов от той же части доходов. Голову сломаешь, пока высчитаешь! Бывший глава фонда Сергей Толстиков говорил, что таким макаром удалось вернуть за два года порядка трех миллионов долларов — около ста миллионов рублей. Далеко не львиная доля от общих затрат.

Подсчитали — прослезились

Аудиторы Счетной палаты в конце 2012 года признали неэффективной работу Фонда кино и предложили пересмотреть методы господдержки киноиндустрии. Это вызвало бурление в киносообществе, которое очень испорчено финансовым вопросом. Ведь все продюсеры так или иначе стоят в одной очереди — за госденьгами. Одни в начале, другие в хвосте, кого-то впускают через ВИП-вход, кому-то регулярно отказывают. А тут еще и правила игры меняются. Многие занервничали, решив, что новое руководство Минкультуры тянет одеяло власти обратно на себя, чтобы ввести цензуру и прочие ужасы. Иван Демидов, замминистра культуры, курирующий кинематограф, вынужден, как детям, объяснять очевидные вещи: «Когда ты поддерживаешь индустрию, то можешь и даже должен с нее спрашивать. Индустрия сама согласилась с тем, что оценка эффективности работы Фонда кино и студий-мейджоров — это доля их присутствия на рынке, и прежде всего кассовые сборы». Доля мейджоров должна быть не ниже 13 процентов от общих кассовых сборов. Если этот процент не достигнут, как случилось в прошлом году, значит, система дала сбой. Кроме того, отмечает г-н Демидов, «за прошедшие три года фонд набрал себе некоторое количество дополнительных функций, которые размыли его индустриальную ответственность. Надо было ее скорректировать. Фонд по-прежнему будет поддерживать мейджоров, получив вдобавок право гасить банковские проценты по кредитам, взятым на фильмы, право вместе с продюсером рисковать и участвовать в доле прибыли с проката, а также право выдавать возвратные средства на прокат потенциально успешных фильмов. Часть его бюджета основана на стопроцентной возвратности: когда продюсер берет кредит у фонда без процентов и через три года возвращает всю сумму. Эти деньги аккумулируются в фонде на его дальнейшую профильную деятельность».

Все понимают, что преодолеть зрительский скептицизм непросто. Жаль, что фонд не занялся аналитикой, чтобы нащупать механизм взаимодействия кинопродукции с потребителем. Вот, к примеру, две ленты, снятые при поддержке фонда, — «Шпион» и «Метро». На уровне заявки явно побеждал «Шпион»: один из авторов Борис Акунин, приключенческий сюжет, а также альтернативная история как модный тренд. Такое кино обязано выстрелить. Но оно провалилось с треском (сборы — 4,5 миллиона долларов при бюджете около семи). Зато «Метро» было котом в мешке: фильм-катастрофа — это епархия Голливуда. Да и толкового предпрокатного промо у фильма не было. Продюсер Игорь Толстунов поражен равнодушием кинотеатров: «Приходилось убеждать: «Ребята, вы же предоставляете свой «прилавок», вы должны отрекламировать товар! Почему у вас в кинотеатре висит один лайтбокс в углу, да еще и неподсвеченный?» Но пока «Метро» крутят с успехом. Возможно, фильму удастся оправдать свой 9-миллионный бюджет — для этого надо собрать в прокате 18 миллионов долларов (примерно половину сборов оставляют себе кинотеатры).

Насильно мил не будешь

На чем же погорел «Шпион»? Судя по отзывам в Сети, нашей попкорновой публике стилевые навороты мешали следить за сюжетом. Многих разозлили «непатриотичные» игры с историей. Обидно, потому что «Шпион» — хорошее кино. Надо было просто грамотно сориентировать зрителя. У «Метро» же внятный героический сюжет с сентиментальной окраской. Именно это заставляет сочувствовать персонажам, а не сравнивать спецэффекты с голливудскими. Конечно, четких критериев в оценке потенциала фильмов нет. Даже на «фабрике грез» случаются просчеты и многомиллионные убытки. Кино хотя и живет по принципам бизнес-плана, но остается сферой творчества, где все показатели могут обрушиться или взлететь по непредсказуемым причинам. Именно поэтому инициатива Госдумы о введении квот на показ национального кино в российских кинотеатрах вызвала дружное противодействие киноиндустрии. Государство можно понять: оно финансирует нерентабельный продукт. И решение, как водится, предложено административное: принудительно увеличить долю наших фильмов в общенациональном репертуаре. Инструмент давления — НДС, от уплаты которого были освобождены кинотеатры. Теперь предлагается не облагать НДС только наше кино. Это аукнется взлетом цен на билеты, но при этом владельцы кинотеатров закон обойдут. Мы уже не раз пытались наступить на эти грабли, но отказывались от идеи силой насаждать любовь к русскому кино. Любовь зрителей можно заслужить только в ответ на любовь.