1001 день в Рио-де-Жанейро - Владимир Бобров

Плата за доставку мизерная — 1000 старых крузейро (35 центов) независимо от расстояния и от количества груза. Сделать в день больше одного рейса почти никогда не удается: во-первых, не хватает нанимателей, а во-вторых, не хватает времени. Нанятый разносчик, напевая или насвистывая (от радости заработка и от желания доставить удовольствие окружающим), с безмятежной улыбкой бежит вприпрыжку за своим нанимателем, толкая тачку, помогая торговаться и отбирать лучший товар.

Среди видов детского труда в городах Бразилии один из самых распространенных — труд рыночных разносчиков. Второе место занимают чистильщики обуви. И те и другие — это дети фавелудас, то есть жителей фавел. Когда закрывается рынок, самодельные повозки заполняются забракованными и непроданными отходами торговли и владелец тачки помимо зажатой в потном кулаке бумажки-денежки везет к фавеле, к себе домой, то, что не смог продать изворотливый продавец, то, чем будет питаться мальчишка и его близкие до следующего рынка.

Фавелы и фавелудас

В Рио-де-Жанейро тот, кто все ниже опускается по социальной лестнице, вынужден селиться все выше и выше.

Луис Эцмундо

Фавелами называют скопления лачуг, лишенных элементарных удобств и комфорта, которые, как правило, расположены на склонах гор. Само слово «фавела», которое очень часто повторяется сейчас в Рио-де-Жанейро и в разговорах и в печати, перекочевало сюда из Баии. В 1889 году, во время подавления коммуны «Канудас»[17] на северо-востоке страны, правительственные войска разбили лагерь на холме в предместье Баии, носившем название «Фавела», и располагались на нем до прекращения военных действий. После кампании войска вернулись в Рио и были размещены из-за отсутствия другого подходящего места на горе Провиденсия, недалеко от военного министерства. Вскоре первоначальное название горы — Провиденсия — было забыто и ее стали называть Фавела. Солдаты постепенно обзаводились семьями, обрастали скарбом, и вот название «Фавела» закрепилось за всеми районами города, где властвовала нищета.

Впоследствии под этим термином стали понимать любое бедное жилище — лачугу.

Сейчас в фавелах живут сотни тысяч коренных жителей города. Только в районе Пенья, где находится знаменитая церковь с вырубленными у ее подножия, прямо в монолите скалы, 360 ступенями, количество фавел достигает 40 тысяч.

Рио-де-Жанейро — город чудовищных, неправдоподобных контрастов. Эту особенность города подчеркивают очень охотно и местные и иностранные журналисты. Но контраст контрасту — рознь. Бывают контрасты, которые лишь подчеркивают то или иное позитивное явление, не останавливая внимания на негативном. К фавелам это не относится. С какой бы точки зрения ни рассматривать город, фавела всегда служит мрачным фоном, который не только выгодно оттеняет так называемые достижения цивилизации, но, напротив, является молчаливым и страшным упреком в их адрес.

Фавелы занимают колоссальные участки земли и находятся в черте города. Ни яркая растительность тропиков, ни сверхмодерн новостроек, ни горы, ни океан не могут скрыть от человека, впервые попавшего в город, вопиющее убожество и нищету этих поселений.

Фавелы города можно разделить на два вида. Одни льнут к воде. Их видишь на берегу залива, когда, например, едешь с аэродрома Гальао. Они плотно обступили два противоположных берега единственного озера города — Родриго-де-Фрейтас.

Фавелы другого вида — горные, более распространены. Как сакли в аулах, карабкаются они по склонам гор. Крыши нижнего ряда хижин служат тротуаром следующему ряду, и так все выше и выше, почти к самым ступням каменного Христа, величественный монумент которому возвышается над городом.

Обрамление из экзотической флоры только подчеркивает убожество фавел

Чем выше фавела, тем труднее к ней взбираться, тем тяжелее носить воду и продукты. Водопровода и канализации в фавелах не имеется. Все отходы стекают между жилищами сверху вниз по канавкам или желобам. Знойный воздух насыщен испарениями гниющих отбросов и нечистот. Когда проезжаешь мимо такого поселения, зловоние проникает в машину даже при плотно закрытых окнах.

Издали фавелы напоминают разросшийся лишай, уродующий прекрасное тело города. Но издали не видишь деталей, не чувствуешь запаха и как-то смиряешься с ними, стараясь подсознательно отвлечь свое внимание на другое. Но когда приходится проходить вблизи, только одна мысль настойчиво сверлит мозг: как могут здесь жить люди? Как можно допустить существование таких клоак? Почему люди не покинут эти зловонные лачуги и не уйдут жить в райские тропические леса, в которых нельзя умереть с голоду, или почему не построят себе ту же хижину, но вдали от подобных, где-нибудь далеко за городом, на берегу ласкового океана, который, так же как лес, всегда прокормит? Почему? Ответ на этот вопрос только один: путы общества. Человек — общественное существо и жить вне общества не может. Робинзоном добровольно никто не становится. Уйти из фавелы — это значит отказаться от надежды «выйти в люди», то есть взобраться хоть на одну ступеньку выше по общественной лестнице, отказаться от будущего, которое люди, и в особенности обездоленные, представляют в мечтах значительно лучшим, чем настоящее. Живущие в фавелах почти всегда многодетны. И даже тот, кто окончательно потерял надежду на свой успех, никогда не теряет надежды на успех своих детей. Поэтому фавелудас не бросают свои прокопченные конуры и остаются в черте города, который так соблазнителен, который вселяет так много надежд…

И проходят дни, годы, жизнь.

Впрочем, бывают и исключения. Газеты, журналы, кино и телевидение взахлеб рассказывают о счастливой судьбе двух фавелудас, волей случая и силой своего таланта вознесенных на вершину славы, богатства и всеобщего поклонения. Эльза Соарес и Пеле — королева самбы и король футбола. Ореол славы этих некоронованных королей кружит головы. Не потому ли, когда бы вы ни проезжали мимо фавелы, всегда увидите босоногих девчонок, яростно отстукивающих голыми пятками темпераментную самбу, и мальчишек, гоняющих футбольный мяч?

Когда же появились фавелы? Ни на одной старинной гравюре города их нет. На акварелях Дебре, достоверность которых в изображении городской жизни Бразилии XIX века не вызывает сомнений, они тоже отсутствуют. В классической литературе впервые о поселениях городской бедноты пишет Луис Эдмундо в книге «Рио-де-Жанейро моего времени» (конец XIX — начало XX в.). Правда, применительно к этим поселениям писатель не употребляет слово «фавела».