Любовь под прикрытием - Маргарита Ардо

пальто и засунул руки в карманы.

Мне никто не обещал радости. Мне никто ничего нe обещал, даже следующего вдоха.

Два часа сиконтадзе – обездвиженной медитации на полу перед стеной, и мозг встал на место. Успокоился и замолчал. А потом в эту тишину, как случается, вплыла здравая мысль: «Α ведь статья про убийство в молочном бизнесе была настоящей». Сердце ёкнуло.

Договор я тоже подписал настоящий. Я расписался в обязанности охранять, а сам психанул, как подросток, и даже до квартиры её не проводил. Гордость прищемило. Не думал, что она вообще во мне еще жива. Ан, поглядите-ка, пырхается!

Но завинять себя не стал – накосячил,исправь. Все мастера говорят о безупречности, даже Кастанедовский Дон Хуан заявляет: «Безупречность – это делать лучшее, что ты можешь, во всём, во что ты вовлечён». Я же вовлёкся в охранное дело, просто подумав, что и великий мастер айкидо Уэсиба в своё время побывал телохранителем весьма взбалмошного субъекта. А прочитать, каковы обязанности телохранителя, я не удосужился.

Стоп, а если это была ещё одна ложь? Я выдохнул: не выяснишь, не узнаешь.

Натянул джинсы, свитер. Сарказма ради хотел ту измазанную во время стройки куртку напялить, но она не высохла. Поторопился запихнуть её в стиралку, – усмехнулся я и выудил из шкафа неношеную еще синюю Коламбию. Откуда она? Вроде мама привозила в прошлом году. Или нет?

Десять минут пешком, и я оказался у подъезда пафосной желтоватой сталинки. Ирония, что при всей резиновой раскиданности Москвы в пространстве мы живём друг от друга в двух шагах.

Красный Судзуки стоял на месте. Я заглянул в него. Всё в порядке. Сверился с адресом на бумажке, уточняя квартиру. Только собрался набрать номер на домофоне, как из подъезда навстречу вывалилась толстая бабушка с мелким, розовощёким внуком, выставившим санки, как таран. Отскочил, придержал дверь. Пошёл наверх по явно пережившей войну лестнице с коваными, строгими перилами и щербатыми ступенями. Αга, вот и квартира сорок пять. Из-за металлической двери глухо доносилась какая-то современная музыка. Значит, дома.

Эго снова пискнуло возмущённо, я его пнул. Гордость и безупречность – не друзья. И нажал на звонок. В ритмах попсы не слышно было, прозвенел ли он.

Не открыла. Я постучал. Дверное полотно шелохнулось под ударом костяшек,и я понял, что не заперто. В груди сжалось. Опоздал?!

Я осторожно открыл дверь. Вошёл в узкий коридор. Будто колодец под четырёхметровым потолком. В нос пахнуло теплом и офигительно вкусным смешением запахов: духов, ароматной сладости и мандаринов. На тумбочке из-под брошенной небрежно шубки выглядывали женские туфли на высоком каблуке. Точнее, одна стояла, вторая упала. На вешалке времен расцвета социализма – разномастные зонтики, шарфики, пальто, красная куртка. Сапоги замшевые прямо посреди коридора валяются на подвытертом светлом паркете.

– Любовь! Вы дома? У вас открыто, – позвал я.

Только музыка в ответ. Надо было позвонить. Осмотрелся. Снова в груди ёкнуло. А что если?.. Телохранитель хренов. Я нахмурился и сунул нос в комнату прямо за коридором.

– Любовь! – крикнул я снова. – Вы дома? Вы в порядке?

Молчание. Странная обстановка. Мебель бабушкинская какая-то за исключением пары штрихов: клетчатого пледа, упитанного плюшевого медведя с голубым бантиком и туалетного столика с невероятным количеством баночек, тюбиков, коробочек. Хм, она поклонник советского постмодернизма? И явно не фанат хранения вещей на своих местах. Не важно,тут её нет.

Я вернулся в коридор. Тут что? Туалет. Откуда-то слева по коридору послышался шум. Я метнулся туда и оказался на кухне непривычной планировки. Холодильник в нише, отделанной под кирпич. Ещё ниша с мандаринами в вазе в выступающем между помещениями простенке, куда явно просился камин. Новые кухонные шкафчики дешёвого пошиба, но уютные. Вазочки, украшения, лампочки декоративные. Тут советщиной и не пахло. Недорого, но со вкусом.

Шум исходил из-за двери с матовым, запотевшим стеклом. Я понял – это шум воды и человека, под ней плещущегося. Стало неловко. И противно чувствовать себя не профессионалом, а неизвестно кем. Надо уходить. Завтра поговорим. Очевидно, она в порядке.

Взгляд привлёк столик у широкого окна. О, ёлочка! Кто-то их еще ставит, надо же! Шарики…

Под лучами стильного бра на кухонном столике, накрытом светлой скатертью, сверкала фольгой невероятная груда фантиков. В фарфоровой корзинке с розовыми цветочками халва кусками. Ближе к краю недопитая чашка со скорбным чайным пакетиком, а в большущей миске рядом – гора конфет. На любой вкус. Трюфели, Мишки на Севере, Γрильяж, Каракум, Чернослив в шоколаде, Красная Шапочка, Гусиные лапки…

Я моргнул. Она кондитерский отдел ограбила? Или покупает оптом,так дешевле? У нас дома даже по большим праздникам столько сладостей не было.

И вдруг неосознанно шагнул к этим цветастым россыпям. Рука сама потянулась к тазику с шоколадками. Забыл вкус. Я одну. Οна пропажи не заметит. И, глупый, как вор в магазине, где всё по пять рублей, я сграбастал наугад конфету. Опасливо прислушался. Душ продолжал шуметь . У неё что–то упало. Всё, ухожу.

Мой взгляд скользнул к чашке,и я увидел на столешнице себя… На маленькой овальной карточке из выпускного фотоальбома. А еще распечатку, где на листе Α4 снова красовался я. На Всероссийском чемпионате в 2007-м. Стоял, довольный, в кимоно и медаль показывал. Что за?...

Я поднёс к глазам листок. Он был почему-то весь в мокрых пятнах, словно его обильно обрызгали. Я поперхнулся воздухом и быстро положил распечатку обратно. Смутился. Зажимая в руке конфету, бросился к выходу. Как следует хлопнул входной дверью, проверил, что обе защёлки закрылись,и больше никто не войдёт внутрь без ведома Кнопки. Сама не могла закрыть? Это җ надо быть такой рассеянной!

Я потоптался на площадке, как дурак. Озадаченно глянул на конфėту в руке – Бабаевская с орехами. Πовезло. А про остальное… ничего не понимаю. Оглянулся на её дверь.

Ρазговор подождёт до завтра. Приду в восемь, как договаривались. В лоб спрошу Кнопку про реальную необходимость в телохранителе. Начальницу… Ути…

Засунул конфету в карман и почему-то губы сами сложились в улыбку: сегодня ей в любом случае ничего не грозит. Только лопнуть от сладостей.

ГЛАВА 10

Обычно мне ничего не снится. Или мучают кошмары, от которых к утру остаются лишь рваные обрывки. Α тут мне снилась Кнопка. Светлая, как прожектор, в жутко тёмном бункере. Почему-то она была босой и в лёгком летнем платьице, совсем девчоночьем и очень волнующем. Она засмеялась и указала мне на что-то. Проследив за её пальцем, как за лучом света, я