"Орлы Наполеона" - Домовец Александр

— Вы и это знаете? — невольно спросил Шарль, слегка краснея.

— Знаю, ваше высочество… Согласитесь, условия для государственного преступника просто превосходные. Я бы сказал, исключительные. С чего бы это, а?

Шарль прищурился.

— Было бы странно, если бы племянника Наполеона содержали на общих основаниях, — заметил он высокомерно.

— Вы так думаете? В глазах Луи-Филиппа[25] родство с Наполеоном скорее усугубляет вину, чем смягчает. А рука у него при всей либеральной видимости вполне тяжёлая. Собственно, впору удивляться, что вас не казнили, а всего лишь заключили в узилище, и, как видим, вполне комфортное… И вот я снова спрашиваю: почему?

Принц нахмурился. Шесть лет назад он и сам ожидал смерти. Попытка взбунтовать армию против короля провалилась, Шарль был схвачен и предстал перед военным трибуналом. Гордый и сильный нрав не позволял каяться и просить пощады, поэтому принц готовился к худшему. Однако судьи в мундирах неожиданно заменили расстрел пожизненным заключением. За годы, проведённые в крепости Гам, Шарль не раз пытался понять причины этого милосердия и всякий раз терялся в догадках.

Подняв голову, принц окинул священника пристальным взглядом.

— Сдаётся мне, отец Лоран, вы задаёте вопросы, ответов на которые у меня заведомо нет. А вот у вас, я чувствую, они есть. Не так ли?

Священник еле заметно улыбнулся. Как и говорили, принц умён и проницателен. Тем лучше.

— Да, ваше высочество, я пришёл, чтобы ответить на вопросы, которые, без сомненья, вы задана ли себе все эти годы, — сказал серьёзно, скрывая волнение. Много, очень много зависело от этого раз говора…

— Так не будем терять время, — негромко сказал узник. Наклонился к отцу Лорану. — Я весь внимание.

Священник помолчал, собираясь с мыслями.

— Скажу сразу и прямо, ваше высочество: шесть лет назад суд проявил милосердие лишь потому, что за вас заступились друзья. — Привстал, поклонился. — Один из них сейчас перед вами.

— Друзья? Однако! Но кто они… кто вы?

— Об этом чуть позже… Мы сумели спасти вашу жизнь. Да, спасти! Накануне суда Луи-Филипп велел передать судьям, что с пониманием встретит самый суровый приговор. Наше влияние не столь велико, чтобы воздействовать на короля. Однако убедить судей мы смогли, и эти достойные люди, рискуя службой и карьерой, заменили своей волей смертную казнь пожизненным заключением.

— Но, позвольте…

— К слову, годом раньше именно мы добились, чтобы ваше наказание за первую попытку переворота ограничилось ссылкой в Америку.

— Так вы, значит, мои ангелы-хранители?

— В каком-то смысле так и есть. Остаётся добавить, что исключительные условия тюремного содержания обеспечены по нашей просьбе. Поверьте, это было не так-то просто… хотя и проще, чем шесть лет назад повлиять на судей.

Шарль схватил отца Лорана за руку и заглянул в глаза. Священник ответил твёрдым взглядом.

— Но чем же я заслужил все эти благодеяния? Почему вы, оставаясь в тени, спасали мне жизнь, заботились, помогали? — спросил принц с волнением.

— Я скажу то, что вас удивит, но, поверьте, это совершенная правда, — спокойно произнёс отец Лоран. Наклонился к узнику. Понизил голос до шёпота. — Вы ещё не знаете, что ваши и наши интересы переплелись наитеснейшим образом. Настолько тесно, что, в сущности, ваша судьба — это и наша судьба.

Шарль нахмурился.

— Не кажется ли вам, что вы говорите загадками, отец Лоран?

— О да, ваше высочество, — откликнулся тот, и голос его отчего-то прозвучал торжественно. — Меня извиняет лишь то, что все они сейчас будут разгаданы. Слушайте меня внимательно, и вы узнаете, кто мы, к чему стремимся, чего добиваемся, и зачем наконец я пришёл…

Священник беседовал с узником уже больше часа.

Грантен время от времени заглядывал в дверной глазок. Слышать он ничего не мог, зато всё видел.

Вот патер наклонился чуть ли не к уху собеседника и что-то говорит, подкрепляя слова скупыми жестами. Вот узник отшатнулся, словно услышал нечто поразительное. Вот он вскочил с кровати и воздел руки, выражая… а, собственно, что выражая? Возмущение, радость, гнев? Из-за двери этого не понять, но судя по тому, что кулак узника с силой ударил по грядушке кровати, страсти накаляются. Да ещё пнул ногой стену… Впрочем, спустя минуту вновь уселся рядом со священником, который хладнокровно переждал ажитацию[26] собеседника и продолжил разговор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мясистые губы надзирателя слегка искривились.

— Душеспасительная беседа, стало быть, — про бормотал он, отходя от двери.

— Но если всё именно так, как вы говорите, отец Лоран, если вы так могущественны и дружески расположены ко мне, почему же вы пришли только сегодня? Почему допустили, чтобы я прозябал в тюрьме все эти долгие годы?

Шарль сейчас почти кричал, бросая в лицо священнику обвинения. Патер прекрасно понимал: осознать всё, сказанное им принцу, — трудно. И осознать, и поверить. Воистину, неправдоподобнее всего подчас выглядит именно правда… Священник вздохнул.

— Почему мы допустили ваше прозябание в тюрьме? — переспросил задумчиво. — Видите ли, ваше высочество, при всех возможностях мы не всемогущи. В противном случае вы тут не провели бы и дня. И лишь теперь, — именно теперь! — появилась возможность вызволить вас. Но это, как вы понимаете, лишь полдела. Главное, чтобы затем с нашей помощью вы совершили то, для чего предназначены судьбой и рождением… Впрочем, об этом мы уже говорили.

Принц вытер вспотевший лоб. Откашлялся. Искоса посмотрел на патера. Как странно… Умевший не моргнув глазом встретить любую опасность, сейчас он узнал о повороте всей жизни, о счастливом шансе, о возможности блестящего будущего, — и вдруг растерялся. Да бывает ли так? Не снится ли ему отец Лоран с его невероятным рассказом?

— Ну, что ж, — заговорил он, слыша себя словно со стороны. — Извините меня, отец Лоран. Менее всего хотел бы показаться вам неблагодарным. Это всё слишком неожиданно, слишком поразительно… Я ещё не нашёл нужных слов, что выразить свою признательность. Позволил себе даже какие-то упрёки… Глупо и недостойно. Забудьте. Вы… и друзья… столько сделали для меня, что могу сказать лишь одно — отныне располагайте мной. И ныне, и присно, и во веки веков, — закончил, волнуясь.

— Аминь, — заключил отец Лоран, медленно поднимаясь с кровати и с трудом сдерживая кряхтение. Долгий разговор его утомил. — Готовы ли вы обсудить подробности вашего побега из крепости?

— Разумеется, — энергично сказал принц. Он уже взял себя в руки. — Что я должен сделать? Подпилить решётку? Переплыть ров? Душить надзирателя не хотелось бы, пусть живёт, хотя старик мерзкий. Однако если надо для дела… Говорите. Руки у меня сильные, тело тоже… справлюсь.

— О нет, ваше высочество! — сказал отец Лоран, отрицательно качнув головой. — В вашей силе и ловкости я не сомневаюсь, но они не понадобятся. А вот выдержка и хладнокровие — да. — Помолчал. Испытывающее посмотрел на принца. — Вы, конечно, заметили, что несколько дней назад в крепости начались большие ремонтные работы.

— Ещё бы не заметить! По утрам во дворе шляется целая толпа каменщиков и подмастерьев. Я вижу их в окно.

— Вот и прекрасно. Завтра вам предстоит на время стать одним из них.

— В каком смысле?

— В символическом, ваше высочество, в символическом… Ближе к вечеру вам передадут рабочую одежду — блузу, штаны. Выпустят из камеры. Переодевшись, вы незаметно спуститесь во двор и смешаетесь с группой рабочих. Их свободно впускают и выпускают из крепости. Выйдете за ворота и неторопливо двинетесь по дороге в город, — она тут одна, не ошибётесь. В четверти льё от замка вас будет ждать неприметная карета. Смело садитесь и следуйте всем указаниям того, кто встретит внутри. Он — один из нас.

— Это всё?

— Нет. — Отец Лоран изучающе посмотрел на принца. — Придётся сбрить усы и бородку, ваше высочество. С ними у вас слишком аристократический вид. Местные стражники избытком бдительности не страдают, однако не будем искушать судьбу.