Рейтинговые книги
Читем онлайн Пианист - Мануэль Монтальбан

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 63

– Дома ничего не было. Вот я и поджарила пустой рис, только четыре сардинки положила.

И девушка показала руки, которыми она сотворила чудо.

– Я берегла его, хотела сама съесть, но он протух.

– А эти съели за милую душу.

– А знаете, какой пир устроила парикмахерша из четырнадцатого дома?

Офелия мечтательно принялась описывать пир:

– Достали где-то литр оливкового масла, настоящего, хорошего, не знаю, кто им принес, и целых пол-литра вылили в миску, посолили, накрошили перца, взяли два батона хлеба, и две сестрицы с матерью сели за стол и по кусочку – макают в масло и отправляют в рот – съели все до капли.

– Пол-литра оливкового масла?

– С солью и со сладким перцем. Ой, у меня даже слюнки потекли.

– Хорошее оливковое масло теперь большая роскошь. Я уж забыл, как пахнет настоящее оливковое масло. Посмотрите, какой чад поднимается от сковородок над дворами. Все из-за этого жира. Он и цветом-то – розовый, от него даже птицы – только нюхнут – падают замертво.

Андрес принял участие в разговоре и для наглядности зажал пальцами свой собственный длинный нос, как будто это была птица, которая вот-вот сдохнет от мерзкой вони.

– Моя сестра за оливковым маслом и рисом иногда ходит на черный рынок, на площадь Святой Эулалии, но и тамошнее масло не то, что до войны, в нормальные времена.

– Мы до войны были совсем маленькие, и в нашем селе делали масло, так мы накалывали кусочки хлеба на тростинку и опускали в глиняные чаны, хлеб пропитается свежим маслом, и мы едим. Какая вкуснота! Масло текло по подбородку, и казалось, что его ужасно много.

– А вы откуда?

– Из Хаэна.

– А выговора не заметно.

– Наша семья приехала в Барселону, когда националисты стали подходить, и мы тут остались. Это моя двоюродная сестра.

Магда кивком подтвердила, что она – двоюродная сестра Офелии, хотя и не следила за разговором – отошла к перилам и глядела вниз, на улицу Сера. Садилось солнце, от бара «Модерно» несся шум – цыгане ладонями выстукивали дробь на табуретках.

– Начинают! – крикнула Магда со своего наблюдательного пункта, и Офелия кинулась к ней, а следом – Андрес, Юнг и мальчик, сразу забывший велосипед.

– Что происходит? – спросил Росель старика Бакеро.

– Цыгане на улице Сера. Каждый вечер тут дым столбом.

– Дерутся?

– Нет. Пляшут и поют.

Росель подошел поближе и встал в том единственном месте, с которого видна была дверь кинотеатра «Падро» и дверь бара «Модерно», кусок тротуара, табуреты и шумная суета цыган; справа обзор кончался на белых мешках, сложенных в ряд подле склада.

– Что в мешках?

– Фураж для скота.

Маленькому цыганенку не терпелось начать праздник, и он молотил по асфальту босыми ногами, прищелкивал крошечными пальчиками, но все ждали, когда настоящие артисты перестанут стесняться или когда почувствуют наконец, что разогрелись как следует. И вот, тряся бедрами, на середину улицы выскочила растрепанная пышнотелая женщина, с круглыми, точно колонны, воздетыми к небу руками, а за ней поджарый мужчина, с длинными густыми бачками, и нестройный шум взметнулся мощной волной: оле! – и все больше рук било в табуреты – там-там, тамтам, – отбивая ритм для метавшихся и дрожавших в танце тел. Плотный гнусавый голос рождался в недрах улицы и поднимался кверху, словно со дна воздушного моря, задушенный, сломанный:

Огненной девойтебя называют.

Обе сестры радостно захлопали в ладоши, а Андрес поморщился. Юнг глядел и слушал, не переставая делать упражнения, теперь он тренировал бицепсы и трехглавую мышцу. А мальчик отошел в угол и пытался по-детски изобразить фламенко перед своей публикой – псом Томи; Томи смущенно поводил носом.

– Что они поют?

– Не знаете?

– Нет.

– Очень модная песенка…

– Я давно отстал от моды, – извиняющимся тоном сказал Росель. Андрес кивнул и жестом дал понять, что сейчас все объяснит.

– Песня называется «Огненная дева», поет ее Маноло Караколь, а пляшет цыганка по имени Лола Флорес, его пара.

– Это они внизу?

– Нет. Я говорю о настоящих артистах, из спектакля. У них своя труппа. Недавно выступали в Барселоне.

– А-а…

– Я бы не сказал, что мне не нравится, просто я больше люблю другую музыку. Моцарта, например. И Бетховена. И сарсуэлу. «Танец Луиса Алонсо», какая возвышенная музыка! Альбенис. Я сейчас делаю радио на гальванических элементах, чтобы слушать музыку. Дома у нас еще нет электричества. Вам нравится сарсуэла? Иногда я хожу клакёром в театр «Виктория», и за раз удается прослушать шесть или семь сарсуэл. Недавно Эмилио Вендрель приезжал с «Доньей Франсискитой». Ему снова разрешили петь. А несколько лет запрещали, как маэстро Ламот де Гриньону. Вы о нем слышали?

– Да.

– Его сослали в Валенсию. Он и сейчас там. Я был на бесплатных концертах, которые давал Ламот де Гриньон, до войны и даже во время войны. Музыка на меня так действует. По-моему, это самое возвышенное из всего, что делает человек.

Росель помедлил, сглотнул слюну, взгляд его заблудился где-то на краю террасы, а губы произнесли:

– Я музыкант.

– Не может быть!

– Да. Музыкант. Надеюсь, что все еще музыкант. Во всяком случае, был им.

– Юнг, сеньор Альберт – музыкант!

Боксер окинул Роселя недоверчиво-презрительным взглядом, словно внешность того никак не соответствовала этому занятию.

– На аккордеоне играете?

– Не говори глупости, Юнг. Сеньор Альберт играет по крайней мере на скрипке или на рояле.

– На рояле. Я пианист.

– Видишь?

– Был пианистом.

И пальцы Роселя пробежали в воздухе словно по невидимым клавишам.

– Потрясающе. Я готов отдать полжизни за то, чтобы играть на рояле, клянусь.

Глаза Андреса загорелись восторгом и мечтой.

– Я – тоже. У меня нет инструмента. Тот, что был в доме у моих родителей, исчез.

Росель засмеялся.

– Как и сами родители, впрочем.

И словно разговаривая сам с собою, добавил:

– И дом – тоже.

– Вы играли в каком-нибудь модном оркестре? – спросил Юнг.

– Нет, не сказал бы.

– Вот ответьте, сеньор Альберт, если вас посадят перед пианино и попросят: сыграйте нам «К Элизе», например, вы сможете?

– Думаю, что смогу. Это ведь из школьной программы. Как полонезы. Шесть лет я не играл на рояле, но думаю, что смог бы.

– А «Под мостами Парижа» или что-нибудь из сарсуэл?

– Как знать. Кое-что я помню. Но ведь есть ноты. Самое главное – инструмент.

– Пианино или рояль?

– Все равно. Главное, чтобы пальцы снова могли двигаться.

Тень тайны накрыла всех троих: пианиста, Юнга и Андреса. Что это за шесть лет, на протяжении которых пианист не был пианистом?

– Вы сидели в тюрьме?

– Заметно? Я вышел неделю назад. Из тюрьмы «Сан-Мигель-де-лос-Рейес». Но побывал в пяти или шести разных. И в Барселоне, в тюрьме «Модело», ждал суда.

Андрес кивнул в сторону Юнга.

– Я так ему и сказал. На нашей улице четверо вернулись за последнее время. Я тоже был в концлагере. А мой шурин шесть месяцев назад вернулся из Бельчите. А на днях я видел Хуанито Котса.

– Ты видел Хуанито Котса?

Первый раз за все время Юнг позволил себе жест, не входивший в комплекс гимнастических упражнений, то был жест восторга и тревоги.

– Да. Сперва я, как и ты, не поверил своим глазам. Мы считали, что он погиб на фронте или в изгнании. Семья ничего о нем не знала, и вдруг он является. Он был в колонне Дурутти,[45] попал в плен к националистам. На улице Ботелья он первым записался в добровольцы.

– И во всей Барселоне. О нем писали в газетах.

– Он был очень идейный.

– И настоящий мужик, характер имел.

– Главное – иметь тут, – Андрес показал на лоб.

– Не все, что делал Коте, мне нравилось, например нападение на коллеж Сан Луиса Гонзаги и как они жгли книги дона Исидро, директора, посреди улицы Кармен. Книги были, конечно, мракобесные, но все равно книги надо уважать. И потом, он слишком рисовался: синий комбинезон, здоровенный пистолет у пояса. «А ваш сын разве не пошел добровольцем?» – так его мать спрашивала мою. «Мой сын пойдет, когда его черед настанет». А когда настал, я пошел и был среди первых. Когда он меня увидел на днях, то отвернулся, чтобы не разговаривать. Сам на себя не похож. На тридцать лет старше кажется. Вся голова белая. Он водил дружбу с тем, что на нижнем этаже жил, прямо под террасой, с анархистом, с Кансинасом, большая шишка был этот Кансинас. Это они устроили заваруху в Эсколапиос[46] в мае тридцать седьмого. В тридцать девятом он уехал во Францию, а потом в Бельгии его поездом сбило. Вдова Кансинаса иногда к нам приходит, они дружили с моей сестрой. Когда в город вошли эти сволочи и увидели, что мужа нет, они схватили ее и продержали за решеткой несколько месяцев, били так, что позвоночник повредили. Сволочи. Проживи они тысячу жизней, все равно им не хватит времени расплатиться за все зло, что натворили, творят и еще будут творить.

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 63
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пианист - Мануэль Монтальбан бесплатно.
Похожие на Пианист - Мануэль Монтальбан книги

Оставить комментарий