Красный Герцог (СИ) - Хохлов Владислав

— Чего тебе? — ответил первым офицер «зло».

— Я хочу предложить вам стратегически выгодную операцию. Мне довелось слышать, что недалеко отсюда есть вражеский лагерь военнопленных. Если мы спасем там наших людей, то они смогут вернуться назад. — Генрих напряженным взглядом смотрел на каждого офицера, ожидая положительного ответа. Некоторые из них начали перешептываться между собой, но офицер «зло» отодвинул свою еду и упёрся руками на стол.

— Не неси чушь! Твоё предложение безрассудно и нелепо. Лагерь, о котором ты говоришь, находится за сто пятьдесят километров от нас. Если мы отправим солдат в тыл врага, маловероятно, что и они смогут оттуда выбраться живыми. А Керхёф будет без защиты, и если он падёт, враг пройдёт дальше вглубь страны. Твоя задумка возможна только при поддержке крупного подкрепления, и то далеко не через месяц. Сейчас наша цель — держать оборону в городе, и, по возможности, взять его под контроль.

Снова Генриха опустили с небес на землю. Когда его сердце наполнила надежда спасти отца и вернуться домой. Всё очередной раз обратилось в пыль.

— Если мы это сделаем, то мы сможем не только держать оборону, но и оттеснить врагов назад! — Генрих хватался за любой факт, любую возможность доказать офицерам, что эта операция просто необходима.

Офицер «зло» вытащил из ножен на поясе большой нож и воткнул его в стол, затем, медленно прокручивая его по часовой стрелке, говорил медленно и угрожающе:

— Если ты так этого хочешь, можешь идти один. Тогда, — даже если ты вернёшься победителем, — пойдёшь к стенке. Может тебя кто-то и назовёт героем, но казнят дезертиром.

Генриху ничего более не оставалось, он молча поднялся и удалился прочь. Позади себя он слышал преследующий его громкий смех.

После завтрака все отряды были собраны в поле, где в первый день каждому новобранцу предоставили личное оружие. Отряды стояли в соответствии со своей нумерацией. Они находились напротив большой трибуны, которая пустовала, ожидая своего диктора.

Минутой позже вышел человек низкого роста. Он был одет в зеленый жилет, украшенный десятками медалей. Он подошел к трибуне и, когда оказался за ней, осмотрел весь состав лагеря и начал читать речь.

Это был самый длительный монолог, что когда-либо слышал Генрих в своей жизни. Он был переполнено различными историческими фактами о военных подвигах родной страны, о том, что каждый муж обязан встать щитом на защиту своих земель, о гордости, патриотизме. Помимо мотивационной речи, говорили также и о том, что всех ждёт завтра. В его словах можно было услышать ненависть к врагам. Он их презирал, утверждая, что они звери, что хотят только уничтожать и портить, что все присутствующие вынуждены защищаться ради своей земли и семьи. Описанные им преступления со стороны врагов, и то, как им мстили, подняло боевой дух всем присутствующим. Каждый снова был заинтересован речью, которую толкал оратор.

После получаса речи, многие устали: кто-то зевал, ожидая её конца, кто-то смотрел в другую сторону, на что-то более интересное. Голос оратора постепенно начал хрипеть, и под конец своей речи, он выкрикнул: «А сейчас! вы увидите тех, кто желает смерти вам и вашим близким!»

Услышав эти слова, все начали волноваться. Им было не по себе. Они думали, что сейчас им продемонстрируют врага, здесь, в безопасном для них месте. Офицеры быстро всех успокоили и вернули молчание в построения. Позже к ним вывели человека, закованного в кандалы. Его вели сквозь ряды новобранцев и остановили в середине импровизированной площади. По требованию ведущих солдат, все отошли назад и выжидали.

Заключенный упал на колени. Его окружал живой круг удивленных лиц. Генрих находился далеко от края и ничего не видел. Он пытался разглядеть того человека, но у него никак не получалось это сделать.

— Верлорен! — прозвучал крик Манфрэда, — в центр!

Услышав это, Генрих торопливо и испуганно направился через толпу людей. Он осторожно обходил и отодвигал тех, кто ему мешался, местами извиняясь за свою грубость. Все новобранцы в своих одеждах, напоминали собой густой лес.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Выйдя в центр оцепления, Генрих оказался рядом с Манфрэдом. Тут было только три человека: Генрих, Манфрэд и пленник. Солдаты, что сопровождали заключенного, стояли в стороне, ожидая дальнейших приказов.

— Последний урок для вас! Сегодня вы сделаете этот финальный шаг, а завтра пройдёте боевое крещение! Самое слабое звено, выполнившее это задание, докажет, что все остальные готовы вступить в бой! — после этих слов, Манфрэд достал свой пистолет и протянул его Генриху.

— Застрели его.

Генрих уже подумал взять предложенное ему оружие, но посмотрев на заключённого опешил. Пробираясь через толпу людей, он вспомнила то, как о врагах страны отзывался Манфрэд в доме Генриха, как о них говорил старший сержант, и, вспоминая эти характеристики, Генрих представлял что-то ужасное, отвратительное, какого-то страшного жука, которого убивают только из-за первобытного страха и отвращения. Но перед ним стоял на коленях самый обычный человек. Увидев это, Генрих смутился.

Он никак не мог поверить в происходящее. «Это, скорее всего, сон, кошмар» — думал он. Ему хотелось проснуться, но реальность мешала ему. Кто-то насильно вложил в руку пистолет и крепко сжал пальцы, а затем поднял и навел на заключенного.

В тот момент Генрих мог получше разглядеть пленника. Это был обычный человек, такой же, как и он сам, как любой из присутствующих. На нём была легкая рубашка, грязная и мятая, местами покрытая кровью. Он сидел на коленях и пустым взглядом смотрел на собравшихся вокруг.

В голове у Генриха крутились мысли: «мог ли его отец оказаться в подобной ситуации? Этот пленник тоже может быть чьим-то отцом». Параллельно всему этому, на фоне он слышал крик: «стреляй!» Манфрэд не сдавал свои позиции, он жаждал этого.

Прошла минута. Прошла вторая. Ничего нового не происходило. Время крутилось, словно шло кругами, и ничего нового не происходило.

— Ты здесь ради своего отца и семьи, забыл? Если ты оступишься, то эти нелюди придут в твой дом. Они будут пытать твою мать и сестру. Они не будут знать пощады! — Манфрэд подошел в упор к Генриху и говорил ему на ухо, убеждая того, что, в данный момент, убийство — самый правильный исход.

— Сохранив ему жизнь, ты лишишься своей семьи…

— Позвольте мне это сделать! — прозвучал крик из толпы.

Генрих обернулся и увидел, как через толпу пробирался Вольфганг. Он был не в восторге от происходящего. Ему прекрасно было понятно, насколько тяжело сейчас Генриху.

— Отставить! Самый слабый должен показать, на что способен наш лагерь! — Манфрэд отказал Вольфу и, поняв, что Генрих ни на что не способен, направился к пленному.

Подойдя к заключённому, он взял его за волосы и запрокинул голову назад, обнажая покрытую гематомами лицо и шею. Даже после такого, заключённый выглядел, как живой мертвец.

— Посмотри на него! он убийца и садист! От его рук гибли мужчины и женщины! Дети и старики! Сколько родителей не услышат смех своих детей?! Сколько детей не обнимут своих родителей?! У них нет чувств и жалости. Они и дальше будут убивать, пока мы их не остановим.

Мысли и представление адского ужаса проникли в голову Генриха. Сердце так сильно стучало, как никогда, и казалось, что это мог слышать каждый рядом стоящий. Руки тряслись в паническом страхе. Он не знал, что делать. Он боялся.

Манфрэд наблюдал эту картину. Он устал от своего представления и медлительности собственного подчинённого. Генрих мог только видеть, что заключенного дальше держат за волосы, а рядом стоящий офицер, протирая свои виски, что-то бубнил себе под нос. «Он зол на меня» — думал Генрих.

— С меня хватит! — Манфрэд вскрикнул и выпрямился.

Офицер достал из кобуры личный пистолет и направил его прямо на заключенного.

Мгновение спустя раздался душераздирающий крик. Манфрэд летел на землю. Он был оттолкнут заключенным, который вытащив нож из поясных ножен офицера, направился прямо на Генриха. Заключённый мчался вперёд, издавая громкий вопль, в котором можно было услышать звуки отчаяния и гнева.