Средневековые города и возрождение торговли - Анри Пиренн

Новое оживление торговли привлекло внимание разбойников всякого рода в такой степени, что торговые центры чувствовали определенную нужду в необходимой защите против них. Купцы не давали спуску разбойникам, будучи вооружены, и делали из своих поселений род крепостей. Поселения, которые они основывали у подножия городов и бургов, приводят на память тесное же подобное поселение в крепостях и крепостцах, построенных в XVII–XVIII вв. в колониях Америки и Канады европейскими эмигрантами. Подобно последним, они обыкновенно защищались солидным палисадом из заостренных бревен с воротами и рвом кругом. Интересная память об этих первых городских укреплениях сохраняется в обычае, долго жившем в геральдике, обозначать город в форме круглой изгороди. Известно, что эта простая изгородь из бревен не имела другой цели, как парировать неожиданные нападения. Она обеспечивала безопасность против бандитов, но не могла выдержать правильной осады.[120] В случае войны ее покидали и предавали огню, чтобы не дать врагу использовать ее в своих целях, в то время как убежища искали в более сильной цитадели города или бурга. Это было так до начала XII в., когда растущее благополучие купеческих колоний сделало их способными создавать безопасность более верным способом, т. е. сооружением солидных каменных укреплений, с башнями, способных выдерживать серьезную лобовую атаку.

Отсюда эти поселения обращаются в крепости. Старый феодальный или епископский центр, который продолжал стоять в их центре, потерял, таким образом, всякий смысл для существования. Мало-помалу его бесполезные стены пришли в разрушение. Дома прислонялись к ним, их разбирали, чтобы проложить новые улицы. Очень часто случалось, что города покупали их у графа или епископа, для которого они представляли мертвый капитал, ломали их и обращали землю, которую они занимали, в участки для застройки.

В необходимости иметь убежище, которое купцы находили здесь, лежит объяснение характерной черты средневековых городов. Они были крепостями. Невозможно представить город той эпохи без стен. Это был атрибут, которым города отличались от деревень. Это было их право, или, по выражению того времени, эта была привилегия, которой ни один из них не был лишен. Тут опять геральдика соответствует очень точной реальности, представляя гербы городов в форме короны, обведенной стенами.

Но укрепление было не только символом города; оно давало имя, которое служило и служит для обозначения населения. Вследствие того, что это место было укрепленным местом, город обратился в бург. Купеческий центр, как показано выше, был обозначен новым бургом, чтобы отличить его от старого бурга. А отсюда его жители, с начала XI в. самое позднее, получили имя burgenses. Первое упоминание этого слова относится во Франции к 1007 г.; оно появляется во Фландрии, в Омере, в 1056 г., затем оно переходит в империю, в область Мозеля, где оно обнаруживается в Гюи в в 1066 г. Жители нового бурга, т. е. так сказать, купеческого бурга, получили или, вернее, создали название „бюргеров", чтобы описать самих себя. Любопытно видеть, что оно никогда не применялось к жителям старого бурга. Их называли позднее castellani и castrenses. Это служит, что особенно замечательно, доказательством того, что происхождение городского населения не мыслили искать в старом населении ранней крепости, но в иммигрирующем населении, которое принесла городу торговля и которое в XI в. начинает поглощать старый город.

Название "бюргер" не вошло сразу в общее употребление. Вместе с ним было употребительно слово "cives", в согласии со старой традицией. В Англии и Фландрии были также созданы слова poortmanni и poorters, которые вышли из употребления в конце средневековья, но которые подтверждают счастливым образом тождество, которое всюду существовало между portus и новым бургом. Строго говоря, они действительно обладали одним и тем же значением; синонимичности, которую язык показывает между poortmanus и burgensis, было бы достаточно, чтобы констатировать ее, если бы не было других доказательств.

Несколько трудно определить этот оригинальный средний класс торговых центров. Очевидно, он не составился исключительно только из купцов, странствующих по далеким местам, о чем говорилось в предыдущей главе. Этот класс составился, кроме них, из большего или меньшего числа людей, втянутых в дело выгрузки и транспорта товаров, в дело снаряжения и оснащения судов, в дело приготовления повозок, бочек, ящиков, словом, всех необходимых аксессуаров для перевозки и торговли. В результате, люди из целой соседней округи стягивались в рождающийся город в поисках занятий. Определенное и положительное привлечение городским населением сельского населения ясно обнаруживается с начала XI в. Чем больше концентрация населения, тем больше эффект, который оно имеет кругом. Население нуждалось для своего ежедневного существования не только в большом числе искусных ремесленников, но и в растущем разнообразии их деятельности. Немногие ремесленники городов и бургов, очевидно, не могли удовлетворить умножающихся потребностей новых пришельцев. Члены большинства необходимых профессий вследствие этого должны были приходить со стороны — хлебопеки, пивовары, мясники, кузнецы и т. д. Но торговля стимулировала промышленность. В каждой области, где промышленная деятельность была рассеяна по деревням, торговля делала успехи в деле привлечения ее к городу и затем концентрации ее там.

Фландрия представляет один из очень поучительных примеров в этом отношении. Уже было показано, что с кельтской поры торговля суконными изделиями была широко раскинута по деревням. Крестьяне, благодаря сохранению производства и римских методов, здесь вырабатывали сукна, которые могли стать основой регулярной и выгодной экспортной торговли. Купцы городов не преминули извлечь отсюда выгоду. В конце X в. они вывозили сукна в Англию.[121] Они научились узнавать хорошие качества местной шерсти и задумали ввозить ее во Фландрию, где фландрцы перерабатывали ее под их наблюдением. Таким образом, они сами сделались раздатчиками работы и естественно привлекли в города ткачей из деревни.[122] Гент уже в XI в. был важным ткацким центром: житие Макария (vita Macarii) говорит о собственниках окрестных деревень, несущих туда свою шерсть. Эти ткачи утратили свой деревенский облик и стали простыми наемниками на службе у купцов.

Рост населения естественно благоприятствовал промышленной концентрации. Много бедных приливало в города, где изготовление сукон, которое росло пропорционально развитию торговли, гарантировало им ежедневный кусок хлеба. Их положение, кажется, было очень жалкое. Конкуренция, которую они составляли друг другу на рынке труда, позволяла купцам платить им очень низкую плату. Сохранившийся источник, самая ранняя дата которого относится к XI в., показывает, что тогда существовал грубый низший класс, невоспитанный и недовольный. Об этом рассказывает хроника св. Андрея Кастрикамерацензийского.[123] Социальные конфликты, которые индустриальная жизнь должна была создавать и которые были так страшны в XIII и XIV вв., были уже в зародыше в настоящий период городского развития. Антагонизм между капиталом и трудом оказывался таким же старым, как средний класс.

Старая сельская промышленность совершенно исчезла. Она не могла соперничать с городской промышленностью в изобилии снабженной сырьем, оперирующей низкими ценами, использующей более выгодные методы. Для купцов, с точки зрения продажи, важно было не ошибиться в качестве сукон, которые они вывозили. Они организовали и сами направляли мастерские, где они валяли и красили сукна. В XII в. они не имели соперников на рынках Европы по тонкости своих сукон и по красоте их окраски. Они увеличили размеры производства. Старый четырехугольный кусок (pallia), который делали деревенские ткачи, был заменен кусками сукна от 30 до 60 локтей в длину, более экономными и более удобными для перевозки.

Сукна Фландрии стали таким образом одним из главных предметов торговли. Концентрация этой промышленности в городах до конца средневековья оставалась главным источником их благополучия и помогла им стать действительно большими мануфактурными центрами, из которых Дуэ, Гент и Ипр были замечательными примерами. Хотя приготовление сукон было господствующей промышленностью во Фландрии, но это не значит, что промышленность ограничивалась лишь этой страной. Многие из городов севера и юга Франции, Италии и рейнской Германии были успешно втянуты в нее. Сукно, более чем какой-либо другой текстильный товар, было базисом торговли средневековья.

Металлургия играла гораздо меньшую роль. Она ограничивалась почти всецело медными изделиями, которым некоторые города, особенно Динант в Бельгии, обязаны своим благосостоянием. Но как бы ни была различна по своей природе промышленность в других отношениях, всюду она подчинялась закону концентрации, который действовал уже в такую раннюю эпоху во Фландрии. Всюду городские группы, благодаря торговле, всасывали к себе сельскую промышленность. В XI веке Miracula Sancti Bavonis упоминают в Генте мирян, которые по своей профессии назывались сапожниками; эти ремесленники несомненно пришли сюда из внешнего мира.[124]