Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

пациентами в поликлинике. Как отвечал на звонок Сотскотта. Этот образ просто не укладывался в голове.

Лифт остановился на первом этаже, и, выйдя из него, я осознал, что Джейк больше напоминает полузащитника, чем врача. Возможно, в прошлом он играл в футбол. Здесь, в Колумбийском университете, было полно бывших спортсменов. Он хлопнул себя по колену.

– И теперь, – обратился Джей к Байо, – ты говоришь интерну, другому врачу, что делать? Удивительно.

– Круговорот жизни, – безразлично отозвался тот.

Джейк повернулся ко мне:

– Он тебе рассказал про «З и С»?

– Да, немного, – я не знал, как воспринимать этого здоровяка. – Он сказал, что люди выходят из себя. Что-то про то, как оказываются раздавлены эго.

– И слезы, – сказал Джейк. – Не забывай про слезы.

– Буду смотреть в оба.

– Небольшой совет, – добавил он, наклонившись ко мне и кивнув в сторону Байо. – Не верь ни единому его слову.

Мы расселись в аудитории, и я стал готовиться к худшему. Вокруг меня тараторили на малопонятном мне языке, но все голоса умолкли, когда к кафедре вышел врач и постучал в микрофон пальцем.

– Добро пожаловать, – сказал он, – на «З и С».

Я оглянулся в поисках признаков надвигающейся беды и молился, чтобы не обсуждали Карла Гладстона. Кто-то сказал, что первая половина жизни проходит в скуке, а вторая – в страхе. Если это так, я только что достиг среднего возраста.

– Сегодня мы будем обсуждать один случай с неудачным исходом. Как всегда, я напоминаю всем, что сегодняшнее совещание полностью конфиденциально и…

Мой пейджер запищал: «СЕМЬЯ ЛАНДКВИСТ ЖЕЛАЕТ ОБСУДИТЬ ВЫПИСКУ, СРОЧНО ВЕРНИТЕСЬ В ОТДЕЛЕНИЕ».

Я сделал глубокий вдох, а потом еще один. Мне нужно было идти, но я не мог встать. Навострив уши, я слушал, как в динамиках рассказывается про всякие общие положения, касающиеся совещания «З и С», – меня особенно интересовало, прозвучат ли слова «Гладстон» или «анизокория». Между тем вступительная часть все продолжалась. Байо взглянул на меня, изучающего аудиторию в поиске смотрящих в мою сторону глаз. Пейджер снова зажужжал. Мне нужно было идти. Я показал сообщение Байо, пожал плечами и удалился, гадая, будет ли мне устроен разнос заочно.

Глава 13

Я зашел в палату к Денис Ландквист и увидел ее мужа Питера, сидящего рядом с ней и нежно поглаживающего ее руку. Денис спала, а у Питера, одетого в темно-серую водолазку и зеленые джинсы, на коленях лежал блокнот в линейку. Он был молод – наверное, тридцать с небольшим. Как только я зашел в комнату, он резко встал. Он был как на иголках.

– Вы лечащий врач? – спросил Питер.

– Нет, – сказал я, пожимая ему руку. – Я интерн, Мэтт. Работаю с лечащим врачом.

Я сел рядом с ним, и он кивнул, сжав в руке безжизненные пальцы Денис. Его нежность тронула меня. Он был крепким, хорошо сложенным мужчиной, но при этом говорил тихо, чуть ли не шепотом, словно боялся разбудить жену.

– У меня к вам куча вопросов, – сказал он, дотронувшись до желтого блокнота. – Найдется несколько минут?

– Конечно, задавайте.

Я помнил о том, что обычно был слишком хмурым, и попробовал разрядить обстановку широкой улыбкой, хотя не совсем понимал, чему именно улыбаюсь. Денис шла на поправку, но ее состояние по-прежнему оставалось тяжелым. У нее был совершенно неестественный цвет кожи, из-за него она была похожа на манекен. Радоваться было особо нечему. Мне стало интересно, существует ли у врачей какое-то специальное выражение лица, означающее осторожную надежду. Нечто, что выражало бы сдержанный оптимизм. Мне следовало начать присматриваться к тому, как ведут себя в подобных ситуациях Байо и доктор Крутой.

Если врач слишком боится совершить ошибку, он попросту не сможет адекватно заботиться о пациентах, ведь этот страх – забота о репутации, а не о них.

Питер потянулся к своим очкам для чтения, лежавшим на маленькой прикроватной тумбочке, но, поняв, что для этого ему придется отпустить руку Денис, решил обойтись без них. Я ринулся было подать их ему, но он махнул рукой и прокашлялся:

– Сегодня кто-то упомянул потенциальную пересадку. Ей что, нужно новое сердце?

Я искоса посмотрел на эту молодую женщину. Несмотря на ужасный цвет кожи, состояние Денис постепенно улучшалось, и во время обхода мы обсуждали ее перевод в отделение общей кардиологии в ближайшие дни. Может, Питер услышал, как говорили про кого-то другого?

– Не уверен, – сказал я. – Не припомню, чтобы кто-либо говорил о необходимости пересадки сердца вашей жене Но мне не хотелось бы вводить вас в заблуждение.

– Понял, – Питер зачеркнул первый вопрос и сделал глубокий вдох.

Я наклонился поближе и увидел в блокноте тринадцать вопросов. Я тут же предположил, что в лучшем случае смогу ответить на четыре, может быть, пять из них. Казалось, я неизбежно разочарую Питера или, хуже того, оставлю его в замешательстве, как это было с Сэмом. Сжав челюсть, я понял, что едва заметно отдаляюсь от Питера. Я непроизвольно откинулся на спинку и почувствовал напряжение в ногах, словно собирался встать: мой организм удирал без моего ведома. Так вот о чем говорил Бенни! Взглянув на смотрящего на меня Питера, я представил, что во мне видел Бенни: врача, который закрылся в себе и делает все на автомате. Врача, которого, вероятно, недостаточно сильно волнуют пациенты. Врача, который настолько боится ошибиться, что не может должным образом о них заботиться. Я взял себя в руки и нагнулся вперед, посмотрев Питеру в глаза.

– Разумеется, я узнаю, обсуждается ли какая-либо процедура на сердце, – сказал я. – Но не думаю, что это так.

Питер кивнул. Он смотрел на слова, записанные им в блокноте, но ничего не говорил. Он просто поглаживал руку жены и наблюдал, как она дышит. Денис издала легкий булькающий звук, и он с надеждой приоткрыл рот. Я наклонился, чтобы прочитать вопросы и ответить на них своими силами. Скосив глаза, смог разобрать только следующий.

«Почему Бог это допустил?» Не-а.

Изучив всю страницу, я увидел нарисованное сердце, внутри которого было написано:

«Денис + Питер»

Я взглянул на этого убитого горем мужа, а затем снова на блокнот. В нижнем углу Питер нарисовал сердце меньшего размера, разбитое и без имен. Подняв глаза от рисунка, я увидел, как Питер поправляет Денис челку, чтобы убрать волосы подальше от глаз.

А затем я разразился слезами.

Не просто прослезился, а натурально зарыдал, со всхлипами, тяжелым дыханием и содрогающимися плечами. Возможно, я боялся того, что могли обсуждать в этот самый момент на совещании «З и С», или же дело