Всадник - Анна Одина

– Но не факт, что при этом он его не погубил.

– Не факт, – согласился Апеллес, не уточняя, кто в этой фразе был первым «им», а кто – вторым. – Мог и погубить, со второго-то раза, еще как мог. На второй раз он, должно быть, еще страшнее стал. И лучники погибли. Это должно было его озлобить.

Эзра содрогнулся и опрокинул в себя какую-то пробирку с зеленым составом.

– Бр-рр, – оценил он информацию Апеллеса вкупе с содержимым пробирки. – Мда-аа. Не понимаю я ничего. Живем мы, прямо скажем, в эпоху перемен.

– А я, Эзра, понимаю, конечно, больше твоего, но тоже, знаешь ли, не все, – признался Апеллес и продолжил: – Но прежде чем идти на улицу прибирать к рукам осиротелый Камарг, удостоверюсь, что всадника в нем нет. Все-таки это он снес голову местоблюстителям.

– Знаешь, гвардеец, – помолчав, сказал Эзра, – будь он хоть четырежды созидатель, а только все равно человек. А человеку против бога дороги нет.

– Это смотря против какого бога, добрый Эзра, – возразил Апеллес и приподнял гербарий, поворачивая лист с рисунком на свету то так, то эдак. – Вот, скажем, коварная Хараа-Джеба, которую я нарисовал, или возьмем твоего Перегрин-Ристана… Второй не может ему не покровительствовать – он же всадник. А первая… Что-то мне подсказывает, что горностая он уж как-нибудь да заборет.

– Ну да… – пробормотал Эзра машинально и поставил перед Апеллесом все тот же зеленый напиток – кто привык кормить и поить людей, делает это всегда. – Это точно… Отбросит ногой на обочину и не поморщится. Знаешь, Апеллес, мы с тобой, что уж теперь кривить, жили в жестоком городе. Несправедливость здесь была, был страх, нищета и издевательства. Но как бы это сказать-то? – Он пошевелил пальцами. – Но все это понимали. Те люди, что дергали из меня ногти, знали, что это жестоко. Они могли этим упиваться, а может, считали, что выполняют долг; могли думать, что я это заслужил, или подчиняться приказу, но они все… да, все! – и местоблюстители, и тысячники, и стража – знали, что делают. Хоть посреди ночи их разбуди, понимали. А Всадник не совершает жестокости. Для него все это… как… – Эзра поискал сравнение, не видя, что Апеллес смотрит на него с изумлением – лучник не ожидал обнаружить в трактирщике оратора. – Как весенняя уборка. Он будто идет по лесной дорожке, отбрасывает с нее сухие ветки, иногда зеленые срубает, если мешают пройти. Да, его может укусить змея, из кустов может выпрыгнуть хищник, но главный-то хищник – он сам.

– Apex predator, – пробормотал Апеллес, рисуя темнейшей синей краской какой-то неясный острый силуэт на заднем плане белой картины.

– Ай? – Эзра с недоумением воззрился на лучника.

– Значит – «окончательный хищник». Такой, которого никто не ест, потому что не может.

Воцарилось молчание. Послышался гулкий стук, и собеседники напряглись. Но это всего лишь вернулся Танкредо. Он опустился на стул, для разнообразия мо`лча.

Прошло несколько секунд, и тишина вновь была прервана – на сей раз цокотом копыт по пустому переулку. Апеллес, Эзра, а затем и подтянувшийся Танкредо замерли.

Конечно, это был доктор Делламорте. Он спешился, вошел в дом, сразу прошел по коридору налево, в дотоле никем не открывавшуюся комнату, и кинул там на стол две книги, по-видимому, извлеченные из седельной сумы: полотняную, взятую в корешке в зеленоватую кожу и проклепанную медными заклепками, и увесистый том в коричневом кожаном переплете. Напряженных взглядов компании и их задержанного дыхания он, кажется, не заметил. Всадник выглядел так же, как всегда, разве что, пожалуй, несколько более удовлетворенным. Хорошо потрудившийся красноглазый меч он положил на стол, сел и приготовился заняться книгами, как будто до последнего не считая нужным обратить внимание на то, что в дверях кто-то стоит. Но присутствие было слишком явным, и потому игнорировать его вскоре стало невозможно.

– Что? – обратился он к Апеллесу, повернувшись. – Какие-то новости?

Апеллес, бывший в компании за старшего, отодвинул гипта и трактирщика назад в коридор и вошел, закрыв за собой дверь.

– Да, – сказал он. – Ты уцелел, вот самая большая новость. Значит, ты победил?

– Я не уцелел, – уточнил Делламорте, любитель фактической точности, и подвинул к Апеллесу второй стул, приглашая сесть. – Но он проиграл.

Апеллес счел за благоразумное не приглядываться к недавнему соратнику слишком открыто и просто кивнул. Затем сел.

– Что это? – спросил он, указав на две книги и почему-то избегая взгляда всадника.

– Это? – Магистр помедлил. – Это две самые важные книги библиотеки Камарга. Остальные, впрочем, я тоже прибрал к рукам, только не стану возить с собой. А эти буду.

– Ты куда-то едешь? – спросил Апеллес с осторожно пробуждающимся облегчением. – Едешь дальше? Ты закончил свои дела здесь?

– Да, – легко согласился Делламорте, – почти.

По этому «почти» Апеллес понял все. Расслабляться было рано; строго говоря, именно сейчас стоило напрячься, как никогда раньше.

– Ты… хочешь разрушить Камарг?

– Уже разрушаю, – отвечал магистр, откидываясь на спинку стула.

Апеллес видел теперь, что его левая рука лежит на столе почти безжизненно, и перчатки всадник с нее не снял. Лучник медленно поднялся, отступая назад.

– Я не позволю, – сказал он твердо. – Когда я сделался твоим союзником, я был готов развалить Высокий Совет, устранить тысячников, отменить несправедливость. Я не собирался…

– Мне нет дела до того, что ты собирался, а что нет, Апеллес, – устало прервал гвардейца Делламорте. – Ты поставил на меня, не вдаваясь в подробности, – правильный выбор. Ты написал две важные картины – молодец… войдешь в историю местной живописи. Ты впустил меня в колыбель, помог перебить лучников и местоблюстителей – герой! Будешь богом войны вместо Ареса, если хочешь. Ты был готов погибнуть там вместе со мной, над океаном, подняв лук против собственного создателя, – за что? За Камарг? Или из ненависти к нему? В любом случае призовой фонд твой, и через минуту ты узнаешь, какой приз выиграл.

Апеллес молчал, поспешно собираясь с мыслями. Он вошел в комнату без оружия и теперь как можно менее заметно стал тянуться к лежащему на столе мечу Делламорте. Всадник не шевельнулся. «У него не осталось сил, – подумал Апеллес с удивлением и странным удовлетворением. – Он даже не может помешать мне снести ему голову собственным мечом». И Апеллес взял Торн.

Вернее, Апеллес попытался взять меч под любопытным взглядом Делламорте… но не взял: меч сопротивлялся. Каким-то непостижимым образом он прикладывал ровно то же усилие, что и Апеллес, но в прямо противоположном направлении, при этом не делаясь тяжелее и не прикидываясь, что изваян вместе со столом и домом из одного каменного мегалита. И как будто этого было мало, алый камень в рукояти с жадным хлюпаньем впился в ладонь художника, за несколько секунд превратив ее в открытую рану. Лучник с проклятием отпустил чужое оружие и отступил. Созидатель вздохнул, покачал головой, извлек из кармана кусок мягкого белого бархата и одним движением привел рукоять в порядок. (Бархат остался белым: видимо, кровь алчный камень всосал сам.)

– И что теперь? – поинтересовался Делламорте. – Сбегаешь за своим чудо-луком? Или пойдешь собирать против меня народное ополчение?

– Пойду, если надо будет, – процедил Апеллес, играя желваками.

– Так иди, – разрешил магистр, поднялся и отправился к двери, ведущей куда-то внутрь дома, а Апеллес, придерживая измочаленную руку, отправился к двери наружу.

Тут случилось странное. Делламорте с очень тихим стоном выдохнул воздух и, не дойдя до двери, сложился медленно и по частям так, как будто был не человеком, а пустым костюмом, искусно сумевшим всех обмануть. Сначала он ухватился за стену, потом опустился на колени и потом уже принялся сползать на землю весь, обхватив себя руками, как будто у него была распорота грудь и он пытался удержать внутри не просто сердце и легкие, но самое жизнь. Апеллес застыл в нерешительности. Он боялся всадника, но на сделку с ним пошел, руководствуясь не страхом: союз с гексенмейстером был союзом по убеждению, не по расчету. И тем не менее сейчас, глядя на созидателя, который, кажется, балансировал на тонком канате между жизнью и смертью, Апеллес не был уверен, что хочет его спасать. Да и как бы он спас его, что он мог сделать? Он даже не видел крови разрушителя, хоть и чувствовал ее. А может, вообще следовало его убить – именно сейчас, пользуясь слабостью, закончить дело, так и не доведенное до конца сто тринадцать лет назад?

Вспомнив, что на нем висят ножны с кортиком (ритуальным, но вполне рабочим оружием, которым лучники обычно не пользовались), Апеллес обнажил клинок и подошел к гексенмейстеру, цветом лица напоминавшему давешний кусок бархата, – сознание милосердно оставило его. Лучник осторожно присел на корточки и разрезал на созидателе наглухо застегнутый дублет и одежду под ним…