Джоби - Стэн Барстоу

— Мы уходим. Побудь одна, все обдумай. Не лишне бы тебе и помолиться, пока будешь ждать. Это всегда помогает, по себе знаю.

— Слушай, проваливай ты отсюда — и дурищу свою чертову забирай!

— Смотри, Нора, предупреждаю тебя. Я терпела, хотела с тобой по-хорошему, но ты себе позволяешь слишком много…

— До свиданья, Дэзи.

— Так я приду завтра утром.

— Можешь себя не утруждать.

— Отчего же! Мне еще Регу твоему разлюбезному не мешает сказать пару теплых слов. Если он, конечно, вернется.

За дверью послышалось движение, оно приближалось. Джоби тихонько шмыгнул на лестницу, расплескав себе на руку воду из стакана. Поглощенный тем, что говорилось в гостиной, он совсем забыл, как ему хочется пить. У себя в комнате он единым духом выдул полстакана и надкусил печенье. Слышно было, как тетя Дэзи с Моной ушли. Джоби присел на край кровати, переполненный мыслями о том, что услышал. Если он, конечно, вернется, сказала тетя Дэзи. Если вернется…

Почти совсем стемнело. Он доел печенье, осушил до дна стакан и прошелся кончиком языка по зубам, выковыривая крошки. Он ждал, что мать поднимется в спальню, но все было тихо, и спустя немного он нашарил свои носки, надел их и сошел вниз.

В гостиной было темно, но его глаза уже привыкли к темноте, и он разглядел, что мать неподвижно сидит в кресле у пустого камина.

— Мама, зажечь тебе свет?

— Не нужно. Я ничего не хочу видеть.

Он отнял руку от выключателя и сделал несколько шагов вперед.

— Папа так и не приехал, да?

— Нет еще.

— А когда приедет?

— Думаю, завтра… Иди-ка ты спать.

— А ты?

— Я еще посижу немного.

Он подошел ближе.

— Мам.

— Чего?

— Прости, мам. За духи и за все остальное.

Она не отозвалась, и, постояв еще минуту, он пошел к двери. Ему почудилось, что она плачет. Но так ли это на самом деле, он не знал: в комнате было темно и совершенно тихо.

10

Худенькая старушка с шалью на плечах вышла из соседнего дома и смотрела, как Джоби топчется у Снапова порога.

— Напрасно стучишься, сынок, — сказала она. — Их никого нету. Уехали отдыхать в Бридлингтон. — Голосок у нее был слабенький, невесомый, как она сама.

— На всю неделю уехали? — спросил Джоби.

— Насколько я знаю — да. Тебе, вероятно, Сидни требуется?

— Ага.

— Что поделаешь, они отъехали всей семьей, придется тебе подождать, покуда вернутся.

— Ну что же, ладно. Тогда я пошел.

— Нет, погоди минутку. — Старушка несколько раз опустила и подняла головку, разглядывая Джоби то поверх очков, то сквозь очки. — Ты очень торопишься? Спешишь куда-нибудь?

Джоби покачал головой и двинулся к ней по каменным плитам, положенным в два ряда вдоль тротуара.

— Как тебя звать? — спросила старушка.

— Джозеф Уэстон.

— Я не могла тебя видеть раньше?

— Не знаю. Я сюда заходил вообще-то.

— Ну, значит, я не ошиблась. Вы с Сидни учитесь в одной школе?

— Учились до последнего триместра, только я со следующего месяца пойду в классическую. Я сдал на стипендию.

— Вот оно что. — Старушка покивала несколько раз. — Вот что. В таком случае, может быть, тебя не затруднит зайти ко мне на две минуты?

Она повернулась и повела его за собой в дом. Гостиная, в которой царили безупречная чистота и порядок, встретила его еле уловимым, но застоявшимся запахом старости. Старушка, не останавливаясь, засеменила к камину и взяла с полки конверт.

— Письмо получила сегодня утром, — сказала она, вновь оборачиваясь к Джоби. — От старшего сына, это я по почерку вижу — по тому, как он выводит буквы. Ну а поскольку ты даже стипендию заслужил, то я и подумала — не прочтешь ли ты мне его?

В первую секунду Джоби решил, что она зачем-то хочет устроить ему проверку, но тут же его осенило — старушка не умеет читать!

— В мое время нас не особо учили грамоте, — говорила она, шебуршась в конверте неловкими пальцами и вытаскивая оттуда листок бумаги. — Помнится, всего-навсего годик один мне достался. Нынче — другое дело. Для вас, для молодежи, все открыто, куда нам был ход закрыт. — Она протянула ему письмо, и Джоби взял его. — Вот посмотри-ка — разберешь?

— Из Ковентри, — сказал Джоби, взглянув на конверт.

— Так и есть, — закивала старушка. — Там он и живет. Три года, как место получил на тамошнем автомобильном заводе и уехал. Собирает автомобили — вишь, сколько их теперь развелось на улицах.

Под ее стрекотанье Джоби пробежал глазами первую страницу. Письмо задрожало у него в руке.

— Ну, о чем же он пишет?

— Я… что-то я никак не пойму, — запинаясь, пробормотал Джоби. — Он не очень разборчиво пишет, да?

— Правда? А я всегда думала — наоборот. Миссис Прендергаст говорит, он пишет очень разборчиво. Это она обыкновенно читает мне его письма, а потом пишет за меня ответ. Еще есть соседка напротив, миссис Картер, — да ну ее! Она здесь живет не очень давно и, по-моему, чересчур любит нос совать не в свои дела.

— Я от руки не так хорошо читаю, — сказал Джоби.

— Совсем ничего не можешь разобрать?

Джоби молча помотал головой. Он знал, что стоит весь багровый, но надеялся, что подслеповатые старческие глаза этого не заметят.

— А говоришь, тебе стипендию дали. Недалеко же ты уйдешь в классической школе, если даже не можешь прочесть письмо.

— Мне не все предметы даются одинаково, — сказал Джоби. — По истории я, например, хорошо успеваю.

— Конечно, не мне судить — я-то вообще слова прочесть не умею. — Она отобрала у него письмо и положила назад. — Раз так, попрошу завтра утречком миссис Картер, пусть она попробует.

— Да, так будет лучше, — сказал Джоби. — Вы уж меня извините.

— Э-э, ничего страшного. Оно и до завтра подождет. Было бы что срочное, а то велика ли важность, семейные новости. Уж он знает, что мать до них охотница. Сам наезжает сюда нечасто, видишь ли, больно живет далеко. А как, говорит, было бы удобно на конец недели машину увести с завода и приехать. Это он в шутку, ты не думай. Он у нас забавник, Уильям мой. Всегда найдет чем насмешить.

— Я пойду, хорошо? — сказал Джоби, пятясь к двери.

— Да-да, ступай с богом. И на том тебе спасибо.

— Очень жалко, что я не сумел прочесть письмо.

— Ты же старался, а на нет и суда нет. — Старушка проводила его до двери. — А все-таки я бы на твоем месте училась прилежнее. Надо уметь читать, что от руки написано, в жизни пригодится.

— Да, вы правы, — сказал Джоби. — До свидания.

Старушка покивала ему на прощанье и долго еще стояла, глядя, как он идет по улице. А Джоби шел и спрашивал себя, правильно ли он поступил — но нет, у него ни за что не хватило бы духу прочесть ей первые строчки: «Дорогая мама! К сожалению, мое письмо принесет тебе дурные вести. Я боюсь тебя огорчить, но знай: позавчера Синтию сбил автобус, а вчера вечером, в больнице, она скончалась. В этом никто не виноват. Она выскочила на мостовую, как часто делают дети…»

Мать сегодня с утра ходила, замкнувшись в молчание, до того мучительное, что Джоби невольно осмеливался говорить только шепотом. Она словом не обмолвилась о том, что привело к ним вчера тетю Дэзи с Моной, а он, уже и так немало зная, не расспрашивал ее. После вечерни тетя Дэзи явилась снова — и на сей раз привела с собой дядю Теда. По всем признакам дядя Тед чувствовал себя до крайности неловко: он вошел в дом красный как рак и глаза у него беспокойно блуждали по сторонам.

— Здорово, Нора, — сказал он коротко.

— Здорово, Тед.

— Вот ведь какая приключилась история, будь она неладна, а?

— Да.

Мать держалась с достоинством. Она тоже избегала смотреть в глаза пришедшим, но встретила их с высоко поднятой головой.

— Что же, его по сю пору не видать не слыхать?

— Пока что нет.

— Может, в полицию заявить, как ты думаешь?

— Для чего? Это их не касается. Воля его, захочет — уйдет, не захочет — придет.

— А ты будешь сидеть и ждать сложа руки? Так нельзя, — вмешалась тетя Дэзи.

— Я сама разберусь, что мне можно, а что нельзя, — сказала мать, и после этого Джоби велено было идти на улицу.

За высокой грядой облаков, пронизанных рыжим и розовым светом, садилось солнце. В обычный день это означало бы, что ему пора домой, но сегодня его не тянуло возвращаться: если тетя Дэзи с дядей Тедом еще не ушли, мать немедленно пошлет его спать, чтобы он не мешал им. И Джоби повернул в другую сторону; подкидывая ногой камешек — верный способ расцарапать коричневые парадные штиблеты, — он побрел вдоль по улице мимо крикетного поля. На краю поля резвились две дворняжки: одна — рослая, с гладкой черной шерстью; другая — поменьше, лохматая, черная с белыми подпалинами; кружили без устали, поочередно гоняясь друг за другом, наскакивали одна на другую, катались по земле, свиваясь в клубок, шалые от радости, что повстречались. Та, что поменьше, была на поле частой гостьей и порой увязывалась за Джоби и Снапом, поднося им с надеждой палки даже после того, как им давным-давно надоело их бросать. Во время крикетных матчей с нею подчас бывало чистое наказанье: она кидалась на поле за мячом, к досаде промазавшего игрока и великому удовольствию части болельщиков. Чья это собака и как ее зовут, он понятия не имел и окликнул ее просто: