Джоби - Стэн Барстоу

— Простите, юноша, вы мне не скажете, где тут живут Уэстоны?

Заметный иностранный акцент не портил его внятную, правильную английскую речь.

Попусту сбивать людей с толку было Джоби несвойственно. Если указать на чужой дом, обман быстро раскроется, а хозяева дома начнут к тому же строить догадки, кого и зачем разыскивает неизвестный человек.

— Это дом двадцать девять. Немного выше, по правой стороне.

— Благодарю вас.

Не дожидаясь, пока его спросят еще о чем-нибудь, Джоби зашагал дальше. На углу он оглянулся: автомобиль стоял возле их дома. Мистер Ледекер вышел, приблизился к парадной двери. Поднял руку и постучал.

Джоби кинулся наутек. Если бы, если бы только, стучало у него в мозгу в такт топоту ног. И он еще воображал, будто полон заботы и тревоги о матери, когда она лежала в больнице! А вот теперь на него градом сыплются последствия его проступков! Если бы только он не ходил тогда гулять с Молли, если бы не водил дружбу с Гэсом и Томми, не соглашался принять от Томми духи! Ну ладно, принял — но если бы только не поддался, когда Гэс надоумил его послать духи Эльзе! Эльза? Уму непостижимо, что он в ней видел особенного… А по сути, если вдуматься, все закрутилось из-за того, что его вышвырнули из кинотеатра. Иначе он не встретил бы Молли, не подрался с Гэсом, не впал бы в тоску, которая погнала его в больницу, не пропустил бы на другой день воскресную школу. Мысль о том, что какой-то старый хрыч, облеченный властью билетера, наказал его за чужие грехи, пробудила в Джоби бессильную ярость. С этого все и началось. Конечно, не обязательно было вытворять все остальное, это верно. И все же…

Он прибежал к дому, в котором жил Снап; тихо, все двери заперты, никого нет. Верно, куда-нибудь уехал с матерью, ведь сегодня суббота. Не то чтобы он сейчас жаждал увидеть Снапа, да и вообще кого бы то ни было, нет, однако он рассчитывал получить у Снапа кой-какие разъяснения по вопросу, который его интересовал, — правда, Снапа пришлось бы к этому подвести окольными путями. Ну а теперь ничего другого не остается, как вернуться домой и держать ответ. Можно бы протянуть время до чая, но это ничего не изменит, наоборот — мать только сильнее распалится. Спасибо хоть это произошло сегодня, не нужно будет сразу отдуваться еще и перед отцом, он как раз поехал в Рочдейл проведать своего брата, который, очевидно, заболел. Во всяком случае, вчера кто-то позвонил об этом отцу на работу, и он с утра отпросился и уехал. Мать хотела, чтобы он взял с собой Джоби, но отец отказался — неизвестно, может быть, Клиффорду худо, и совсем ни к чему, чтобы в доме толклись лишние дети. А Джоби и не настаивал: он терпеть не мог дядиного сына, а своего двоюродного брата Гектора.

Он вышел на свою улицу, и у него чуть-чуть отлегло от сердца — автомобиля перед домом не было. Он нехотя побрел вперед, ведя рукой по забору, размышляя о том, как будет отвечать матери, — и все отчетливее сознавал, что ведь еще неизвестно, много ли она знает, и до тех пор, пока он это не определит по ее словам, никаких оправданий не придумаешь. Когда он подошел к дому Маклаудов, из ворот выскочила Молли, такая, словно с нею решительно ничего не стряслось.

— Эй, Джоби! — крикнула она, завидев его. — Чего поделываешь?

— Ничего. Иду домой, — сказал он, разглядывая ее во все глаза.

Она подошла ближе, не таясь, весело посмеиваясь.

— Похоже, плакали мои шестипенсовички, — сказала она.

— Да? Почему?

— Теперь на нее не наябедничаешь… Ты разве не слыхал? — Молли так и распирало веселье. — Дура-то наша чертова — доигралась! С пузом ходит.

— Кто — Эгнис?

— Ты и впрямь ничего не знал?

— Да нет, кое-что слышал, но…

— Она самая, — перебила его Молли. — Уж не решил ли ты, что это я? — Она заметила, как он покраснел, и прыснула. — Ой, Джоби, ты прямо хуже младенца!

Да, так оно и есть. Иначе почему всегда получается, что он ни бельмеса ни в чем не смыслит?

— У нас с тобой не может быть детей, — объяснила Молли. — И потом, мы же ничего такого не делали! А если бы и делали, все равно бы еще не знали, слишком рано.

— Можешь меня не учить, — буркнул Джоби. — Знаю без тебя.

Он отвернулся и пошел дальше.

— Ты свою мамочку спроси, — крикнула Молли ему вслед. — Пускай она тебя поучит…

Глупо вышло, но это не беда. Одной заботой меньше. Теперь только бы узнать, зачем приезжал мистер Ледекер.

Но когда он вошел в дом, оказалось, что ждать обвинений не нужно. Обвинение стояло на столе.

— Входи, не стесняйся, — сказала мать. Она была одна; миссис Коллинз уже ушла. — Мне надо с тобой поговорить.

— Да? Насчет чего?

— Вот эта вещь тебе не знакома? — Она показала пальцем на желтоватый флакончик духов, одиноко стоящий посередине стола, на зеленой скатерти.

— А что это такое?

— Сам видишь, что это такое. Я спрашиваю — знакома тебе эта вещь или нет?

Джоби прочистил горло.

— Может быть.

— Ах может быть. А каким же таким манером это может быть?

— О чем ты? Я не понимаю.

— Ничего, сейчас поймешь. — Она вынула из кармана фартука листок бумаги, развернула его и положила на стол. Это было столь тщательно составленное им письмо к Эльзе. — Это ты писал?

Отпираться было бесполезно. Улики налицо. Он кивнул.

— Не рано ли начинаешь любовные записочки писать барышням?

— Она не любовная. Там ничего не сказано про любовь.

— Ладно, не будем спорить об этом. Меня больше интересуют духи.

— К тебе кто-нибудь приходил, да?

— Приходил. Мистер Ледекер. Он — порядочный человек. Когда его дочка получает дорогие подарки от незнакомых мальчиков, он хочет знать, в чем дело.

— Они не дорогие.

— Сколько же они стоили?

Джоби запнулся на мгновение.

— Полкроны.

— Долго думал, голубчик. И не угадал. Мистер Ледекер не поленился навести справки — он говорит, такой флакончик духов стоит в аптеке одиннадцать шиллингов шесть пенсов. Скажи, пожалуйста, откуда у тебя взялись одиннадцать шиллингов и шесть пенсов на духи?

— Я их не покупал… Мне их дали.

— Да-да, рассказывай. Имей в виду, молодой человек, будешь врать — шкуру с тебя спущу, так что советую говорить правду.

— Это правда. Мне их дал один парень.

— Какой парень?

— Я не могу его назвать.

— Скажи лучше — не хочешь. Отказываешься назвать и рассчитываешь, что я тебе поверю?

— Не могу я выдать человека, мама.

— Он стянул духи, этот парень?

Джоби повесил голову.

— Скорее всего — да.

— И ты взял, хотя знал, что они краденые? Слушай, Джоби, посмотри мне в глаза и говори правду. Ты их сам украл?

Джоби посмотрел ей в глаза. Его не оставляло ощущение вины, ведь он-то знал, что действительно бывали случаи, когда он мошенничал.

— Не крал я их.

— Может, товарищ этот твой — Снап?

— Нет, Снап такими делами не занимается.

— Что ж, хоть это одно говорит в его пользу. За тобой я раньше тоже ничего такого не замечала. Ума не приложу, что ты здесь творил без меня… Всыпать тебе полагается за все за это по первое число — жаль, нет отца, уж он бы тебе задал перцу! Ну вот что — иди и ложись в постель.

— Но сейчас только полчетвертого!

— Я знаю. Все равно ступай наверх. Поразмыслишь на досуге, до чего ты докатился, а кстати, возможно, припомнишь, нет ли еще чего такого, что ты обязан мне рассказать.

Она отвернулась, и Джоби увидел, что весь ее запал иссяк. Ему не раз случалось получать от нее под горячую руку тумаки за ту или иную мелкую провинность, однако на сей раз дело, как видно, обстояло чересчур серьезно для подобных мер. Мать была глубоко огорчена, и сердце у него сжималось от жалости. Он изнывал от стыда, от мучительного желания утешить ее, сказать, что он получил хороший урок и раскаивается — что отчасти оттого и сбился с панталыку, что так сильно тосковал без нее, а всем остальным было не до него. Но обо всем этом словами не скажешь. Он встал и шагнул к двери, ведущей на лестницу.

— Мам, не сердись. Мне самому стыдно.

— И поделом, — уронила она через плечо. — А теперь иди и раздевайся.

— Можно я немножко почитаю?

— Ладно, читай. Еще уснешь, потом вся ночь пойдет насмарку.

Джоби поднялся к себе в комнату. Тут было прохладно, даже холодновато: во второй половине дня солнце уходило на другую сторону дома. Он разделся, надел пижаму и забрался в постель. У кровати стояла целая стопка комиксов, но, полистав два-три из тех, что лежали сверху, он отложил их и потянулся к стенному шкафу, на дне которого хранились его книжки. Наткнулся на «Коралловый остров» и решил перечитать его, но для начала нашел то место, где человека хоронят заживо и дикари-людоеды спускают на воду челноки прямо по телам живых людей, своих пленников. Читать про такие ужасы всякий раз было жутко, зато они заново напоминали тебе, насколько же завиднее твоя собственная судьба. Почти все несчастья на свете происходят по вине самих людей. Почему так получается? Едва ли виновники бед — все как один злодеи, то есть, может быть, и злодеи, но сами того не сознают. Наверное, многие из них живут с тем же чувством, с каким жил он сам, совершая кражи: что правила и законы на него не распространяются, что все люди — это одно, а он — совсем другое и, если он украл, это еще не означает, что он вор. Даже сейчас ему, в сущности, было стыдно не потому, что он совершал дурные поступки, а потому, что причинил этим горе матери, которая, естественно, не может видеть их в том же свете, что и он. Горе матери и заставило его впервые ощутить, что во всем этом есть что-то дурное.